|
ОТЦУ И СЫНУ
* * *
Это тайная несвобода, чей закон неподкупно строг.
Это тянутся к небосводу силовые линии строк.
Это камушек Демосфена под бесчувственною пятой.
Сотрясаемый атмосферным электричеством, как бедой,
встань с молчанием вечным вровень и по имени назови...
Ничего горячее крови. Ничего солоней любви.
Не гадай - орел или решка: если малого не сберечь,
остается Черная речка, остается черная речь.
Неприкаяна и счастлива, отлетит от тела душа...
Слышишь - музыка молчалива, и поэтому хороша.
И когда усталое небо поперхнется студеной мглой,
вдруг поймешь без страха и гнева - а иначе быть не могло:
лишь отчаянье и надежда, благодарность и правота
так упрямо, светло и нежно запечатывают уста.
_^_
* * *
Покуда рассвет
бездумно, затейливо, неторопливо -
смолишь не в затяг и смотришь за так
цветное широкоэкранное диво.
Ах, летние ночи зело коротки:
едва свечерело - и снова светает.
Господь заигрался в лапту-городки:
как ловко звезда за звездою слетает!
Неужто поклажа твоя тяжелей
и ярче в сравненье с любою другою?
Чего отвлеченно желать и жалеть,
покуда дрожат под ленивой рукою
цепочкой далеких и близких огней -
и несть им числа, и нет с ними слада! -
и страх, и надежда, и милость, и гнев,
а миг узнаванья так горестно сладок:
не ты ль это,
будто вчерашний зека,
в слезах и соплях, изумленно и немо
встречаешь рассвет,
и пьешь, запрокинувшись, юное небо...
_^_
* * *
В проклятой России - опять снега,
белы как соль, горячи как ветер.
И снова в келье огонь не гас,
и кто-то спросил, и я ответил.
...А он и вправду не вам чета,
погрязшим в подлой возне мышиной.
Стихи, говорите? Не читал:
смешное занятие для мужчины -
вся эта музычка высших сфер
вокруг любой завалящей юбки...
Да кто он такой? Африканец. Зверь.
Отличный бретер, дурной камер-юнкер.
Но как безотчетно он был ревнив,
как мщения дух свирепо вызрел!
Багровое солнце. Шансы равны.
Пять кратких шагов. И выстрел на выстрел.
Покуда стопой попираю твердь,
покуда в памяти и уме я -
держу за содеянное ответ.
Барон Дантес, господа. Честь имею.
_^_
* * *
Стихи мои, зализывайте раны:
там, где полнеба вьюги замели,
есть злое счастье - с равными на равных
бежать, не чуя под собой земли,
есть ремесло примеривать навырост
безбожную распахнутую даль,
остановиться; отдышаться; выгрызть
из лап кусочки розового льда,
есть в пораженье страшная победа
и в немоте предчувствие строки,
оскаленное торжество побега -
порвать к чертям тугие постромки
и, опрокинув нарты с ездоками -
о чем ты думал, опытный вожак? -
на предпоследнем жгучем издыханье,
как в детстве, кувыркаясь и визжа,
бежать с единокровными бок о бок
по грудь в слоеном мартовском снегу,
смотреть на звезды гибельные в оба
и умереть от бега на бегу.
_^_
СЧАСТИЕ
Сны расцвечивать алым
и в дождь плясать нагишом...
Господи, как мало.
Боже, как хорошо.
Быть влюбленным и глупым
чужой беде не в укор.
Обрывать городские клумбы
ленивой рукой.
Плакать, шататься, драться,
чувствовать боль.
Говорить "здравствуй"
той, что проснулась с тобой.
Стирать пеленки,
купать Илью.
Проявлять фотопленки,
где синий июль.
Еще судьба не устала,
еще не время, еще...
Господи, как мало.
Боже, как хорошо.
_^_
* * *
...А за гробом шли пацаны,
затерявшись в толпе суровой.
Лет, наверное, по семи.
Отпросились, видать, с уроков.
Падал выморочный снег,
в твердь вгрызались лопаты с силой,
и звенел нечаянный смех
над разверстой могилой.
Кто-то шикнул: здесь, мол, не цирк,
с вами, малыми, нету слада...
А мертвец, запаянный в цинк,
улыбался:
"Ну вот и славно!"
_^_
* * *
Памяти матери
...и все-таки до смерти хочется жить.
О. Мандельштам
Здесь рябины стоят как рабыни
на невольничьем рынке в ряд,
и горят их щеки-рубины
миллионами терпких карат.
Лист сорвется - и тот украдкой:
как бы часом не замели...
Здесь, у ветхой могильной оградки -
средоточье моей земли.
...Неба сумрачная храмина
да густой осенний озон.
Игом памяти вдрызг хранимый,
я, увы, безнадежно спасен.
Но превыше явных ли, тайных
клятв на льну, молоке и крови
я извечный должник и данник
вмиг осиротевшей любви.
Ах, условиться бы о чем-то
важном - с ветром, землей, травой:
здесь конец и начало отсчета,
перекресток моих тревог.
И свеча перед скорбным Ликом,
и не лыком, так лихом шит,
все блуждаю в мареве липком -
и до смерти хочется жить...
_^_
* * *
Изъедена обшивка корабля
морскою солью, прохудился парус,
ведь двадцать долгих лет лишь страх на пару
с надеждою стояли у руля,
и двадцать лет пылились зеркала,
и маятник качался вправо-влево,
и обезумевшая королева
убранство подвенечное ткала, -
но никуда не деться от судьбы,
и всякий путь однажды будет кончен,
и выдохнет навзрыд усталый кормчий -
"Земля!" - и ты не знаешь, как тут быть:
отведай воздух родины на вкус,
вглядись в береговой туманный абрис -
не перепутан ли заветный адрес?
по верной ли звезде проложен курс? -
как видно, крепко-накрепко душа
отравлена нездешним терпким зельем,
но по колено в землю,
тебя вколачивает каждый шаг,
и ни воспоминаний, ни улик,
и занавеска вдрызг побита молью,
и некому - увы - всплакнуть и молвить:
ты опоздал на двадцать лет, Улисс! -
и понимаешь: как там ни крути,
есть лишь смоленый ветер вечных странствий,
и, скомкав заготовленное "здравствуй",
тельняшку рвешь на высохшей груди, -
еще мгновенье - и немой укор
заиндевеет в предрассветных окнах,
и ставни кипарисовые охнут,
и чья-то тень вослед махнет рукой, -
и все же занавеска так легка,
как кружевной, подбитый ветром парус,
и музыка составлена из пауз,
и лишь цезурой держится строка...
_^_
* * *
Мы проиграли, автостоп.
Низкий поклон вам, ветра и травы,
Север и Запад, Юг, Восток.
Мы проиграли - значит, правы.
Пыльный загар лба и щек,
въедливый шепоток соседей.
Завтрашний зной будет еще
немилосердней.
_^_
* * *
Так и бывает: волны и облака,
плеск, фейерверк над рекою, петарды, шутихи.
Кончится праздник - жизнь обреченно легка,
только и выдохнешь: "Свете мой тихий..."
Так и бывает - и смерть совсем ни при чем:
эта подруга - своя, что называется, в доску.
Перебирает костяшки за левым плечом -
не оборачивайся, пока не надышишься вдосталь.
Не оборачивайся, перебирая слова,
перевирая мотив этой глупенькой песни,
ветер и пот рукавом утирая со лба -
завтрашний день будет еще грубей и небесней.
...Так и бывает:
лодка качается на волне,
к берегу лодку волной прибивает.
Свет пребывает в тебе и во мне.
Свет прибывает.
_^_
* * *
Свобода и безденежье на Пасху.
Крепчает май и множит суету.
Землей и небом вперемешку пахнут
березовые почки на свету.
А ты еще в усталой зимней шкуре,
засаленной и жесткой как картон,
когда сигарки стреляные куришь,
уволенный из всех людских контор.
Гуляй себе подальше и подольше,
наигрывай канцоны на зубах.
Покуда не полопались подошвы -
что может быть невинней сих забав?
А солнце будто сварено вкрутую,
и воздух зелен, терпок и пуглив.
Его подносишь бережно ко рту - и
пьешь в один мах, ни капли не пролив.
Христос воскресе, яблоня и тополь!
Воистину - и ветерок в лицо.
Весь этот день, раскрашенный и теплый,
круглеет, как пасхальное яйцо...
_^_
* * *
Отведав спозаранок чуть слежалых
плодов земли, запив из родника,
они лениво щиплют за бока
чужих ослов и заспанных служанок.
"Не правда ли, пока на свете есть
распахнутые рты, глаза и уши -
пребудут с нами и ночлег, и ужин...".
"Да-да, мой Симон - ну хотя бы здесь".
"Земная мудрость - нечто вроде мха
на камне иль младенческой улыбки:
неясен смысл, и очертанья зыбки".
"Ты прав, дружище. Передай меха".
"А чудеса сработаны руками
базарных звездочетов и бродяг
с усмешкою простецкой и лукавой".
"Воистину, мой милый - это так".
И горя нет, что небеса алее,
ведь горя нет - еще или уже...
Блуждают по цветущей Галилее
тринадцать благолепнейших мужей.
_^_
* * *
Отец: Ты вырастаешь до небес.
Ты достаешь рукою солнце.
Отныне - меряй по себе
весь свет. Иди, мирись и ссорься
с пространством, временем, судьбой,
вздымай оскаленные мачты.
Ты слышишь, я горжусь тобой,
мой мальчик.
Сын: Не надо гибнущих литавр
и сумасшедшего гобоя.
Теперь, когда в меня влита
душа - поговорим о Боге.
Отец: Бог - сочетанье пыльных букв,
иначе: Бог - язык, который
прикушен. Глянь, как он разбух
во рту, напитанный крутою
тяжелой ненавистью. Весть
без цели. Стертая монетка.
Сын: Но если некто все же есть?
Отец: Я полагаю, этот некто,
беспечно грезящий о нас,
как небеса - о белом клине,
суть также продолженье сна,
щепотка соли или глины,
в крови осевшая...
что так неосторожно создан
наперекор застывшим звездам
из нежности и суеты,
из горсти праха без огня
беспомощным, дрожащим, голым -
я знаю: ты убьешь меня,
мой Голем.
_^_
© Алексей Сомов, 2003-2024.
© Сетевая Словесность, 2003-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I [Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной...] Галина Бурденко. Неудобный Воннегут [Воннегут для меня тот редкий прозаик, который чем удивил, тому и научил. Чаще всего писатели удивляют тем, чему учиться совершенно не хочется. А хочется...] Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II [у тебя сегодня смс / у меня сегодня листопад / хочется бежать в осенний лес / целоваться в листьях невпопад] Виктория Смагина. На паутинке вечер замер [я отпускаю громкие слова. / пускай летят растрёпанною стаей / в края, где зеленеет трын-трава / и трын-травист инструкцию листает...] Александр Карпенко. Крестословица [Собираю Бога из богатств, / Кладезей души, безумств дороги; / Не боясь невольных святотатств, / Прямо в сердце – собираю Бога...] Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" [Главный редактор журнала "Гостиная" Вера Зубарева отвечает на вопросы о новой международной литературной премии "Лукоморье".] Владимир Буев. Две рецензии. [О повести Дениса Осокина "Уключина" и книге Елены Долгопят "Хроники забытых сновидений...] Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") [Сборник рассказов Алексея Небыкова обращается к одному из чувств человека, принятых не выставлять напоказ, – к чувству страха – искреннего детского испуга...] Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью [20 июня 2024 года в библиотеке "над оврагом" в Малаховке прошла встреча с Владимиром Борисовичем Микушевичем: поэтом, прозаиком, переводчиком – одним...] Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех [Выдержи боль, как вино в подвале веков. / Видишь – в эпоху света открылась дверь, – / Это твоя возможность добыть улов / детского света в птице...] |
| X | Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|
