ЯБЛОКО СМЫСЛА
О книге Галины Булатовой "Я, Бог, любовь и око: стихи, рассказы, эссе". -
Казань: изд-во "Ак Буре", 2019
Нередко, говоря о человеке исключительно одарённом, мы употребляем применительно к нему лестное слово "самородок". Общеизвестно, что самородками называют людей, вышедших из своей среды, из своего окружения без всяких дополнительных влияний. Но может ли, например, в полной мере состояться творец (поэт, художник, музыкант), если он забыл, откуда родом, и возомнил себя уникальной и неповторимой частицей мироздания?
Ответом на этот вопрос для меня стала книга Галины Булатовой "Я, Бог, любовь и око". Соедините первые буквы этих слов - и получите яблоко - крепкое, спелое яблоко на родословном древе, яблоко, отрицающее саму возможность изолированного существования человека в мире, яблоко сакрального смысла слова - самой его сердцевины.
Каждая прочитанная страница книги оставляет после себя неповторимый ореол царственности и особенного, не выставляющего себя напоказ благородства. О чём бы ни писала Галина, она всегда остаётся одной из немногих, "помнящих родство" с уходящим, прошедшим, со своими корнями, поэтому её творчество нетождественно своей эпохе и вбирает в себя опыт столетий. Тут и предания старины с их неповторимым национальным колоритом, и цветаевская безразмерность, и сама жизнь, каждое проявление которой осмысливается автором как естественное продолжение собственного бытия:
О этот дождь, о этот гром,
и золотая круглость сена,
и перекат весёлой пены
у теплохода за бортом;
Луны смешная воркотня,
четвёртый спас, таённость пенья,
и жизнь простая, как репейник, -
всё это я.
Люби меня.
Ощущение себя одним из звеньев бесконечной цепи поколений - разве не об этом книги великого Айтматова, Распутина, Астафьева? Галина поэтически наследует их традицию, одновременно собирая и бережно нанизывая друг на друга драгоценные жемчужины цветаевского слова. Любовь к Марине Ивановне - это тоже не случайность, поскольку здесь, помимо любви к истинно высокой поэзии, присутствует и географическая составляющая (последние дни жизни Цветаева провела в Елабуге, и особая атмосфера этого места не могла не повлиять на человека пишущего, тонко чувствующего).
Где он, Серебряный чародей?
Только мелькнула пята его.
Я обронила даму червей,
Он обронил Цветаеву...
Будто на старом половике,
Выцвели, стёрлись цвета его.
А на верёвочном пояске
Красная нить - Цветаева...
Какой удивительный дар - подбирать лучшее из того, что обронено эпохой, а потом лёгким царственным жестом "затыкать за поясок" бесценную находку и "присваивать" её себе - в самом хорошем смысле этого слова.
Поэзия Булатовой невероятно многослойна и многопланова, в ней сочетается на первый взгляд несочетаемое. Как-то, беседуя с поэтом Романом Смирновым, я услышала от него такой отзыв о стихах Галины: "Почти языческая самобытность сочетается у неё с достижениями и опытом цивилизации, которые, как бы извиняясь, садятся на краешек строфы...".
Поразительно точное наблюдение, если вдуматься. Нельзя создать такое поэтическое великолепие без мощной связи со своими корнями - это всё оттуда, от далёких предков. Галина не говорит - глаголет. И пространство её генетической памяти необъятно - оно простирается от собственной родословной до вековых литературных традиций, обращающих читателя, например, к мудрости великого Омара Хайяма. Именно о нём невольно вспоминаешь, когда читаешь рубаи Алексея Гаджиева в переводах Булатовой:
Польза - в длинной верёвке, а речи твои
С изобилием слов без нужды утаи.
Чем пустые слова на бессчётных страницах -
Лучше мудрость в четыре строки рубаи.
И всё же поэзия Галины звучит современно, в контексте своей эпохи. Как бы далеко ни убегала поэтическая мысль - она неминуемо обращена к настоящему, за которое поэтесса благодарит семью, своё ближайшее окружение.
Это чувство гордости, осознания причастности к общей судьбе рода иногда превращает стихи Булатовой в настоящий поэтический эпос. Сама Галина одно из таких своих произведений определила как отрывок из ненаписанной поэмы:
Роду я - Булатовых, племени - волжанского.
Бородатый прадед мой, свет Степан Михайлович,
Пел в церквушке регентом, сельским был учителем.
Нажили с супругою Ольгою Даниловной
Машеньку, Владимира, к девятьсот десятому
Петю - сына среднего, Алексея, Ванечку.
Сгинули родители в страшные двадцатые.
Потерялись младшие за судьбой детдомовской.
Петенька помыкался, да годков прибавивши,
В маслобойню сунулся - не задаром хлеба есть
У сестрицы Машеньки. Муж её из бондарей -
С ним на пару ладили лодки, бочки с кадками.
Однако царственность стиха определяется не только величием замысла, но и умением найти достойную форму его воплощения. Читая сборник "Я, Бог, любовь и око", невольно вспоминаешь "Камеи" Теофиля Готье. Стихи Галины Булатовой поражают такой же яркостью, отточенностью слога и стиля. Каждое произведение автор пишет - как будто ныряет за жемчужиной на дно океана и неизменно приходит с богатым уловом.
Мало кто способен с таким трепетом и внутренней сакральной дрожью перед словом донести до читателя его исконный смысл, "не расплескав по дороге ни капли". А всё потому, что поэтесса "отыскала первослово у стен макарьевского храма" и ощутила единение с миром, эпохой, своей страной, смело "взойдя на подмостки строфы". Она - одна из тех немногих счастливых, кто сумел войти в запретный сад поэзии и "познать яблоко свежего смысла". Стоит ли упоминать о том, что яблоко оказалось молодильным и даровало сорвавшему его бессмертие и неиссякаемую молодость?
В каждой булатовской строке, трепещущей, звучащей, влекущей за собой то колокольным звоном родных церквей, то причудливыми мотивами заморских стран - энергия и мощь самой жизни, и невероятная тяга к этой жизни.
А главное, что насыщает и обогащает поэзию Галины - любовь, средоточие её вселенной, движущая сила, энергоисточник для всего окружающего - оттого оживают и одухотворяются все вещи, улицы, дома, города. В конечном итоге, весь мир становится живым существом - мыслящим, страдающим, сопереживающим всем, кто его населяет.
Поэтесса не может и не хочет говорить "о мелком, преходящем" - даже предметы быта, являясь естественным продолжением сакрализованного пространства, вне которого её лирическая героиня не существует, невольно становятся участниками какого-то мистического сценария, где всё имеет особый смысл, где невозможно провести границу между личным и вселенски значимым. Утрата любви для поэта сродни мировому катаклизму, поэтому даже стены дома, "на глазах которых" произошла трагедия, несут на себе печать страдания, становятся предельно антропоморфизированными, обретают своё лицо.
По-метерлинковски проникая в душу вещей, Галина создаёт динамическую картину мира, демонстрируя чудеса мифотворчества. В её "краю тазов и царстве безутюжья", где идёт "перекличка трещин потолка", а комоды готовят заговоры, происходит беда, потому что любимый, "выходя из дома, забыл обнять...". Казалось бы, мелочь, но из-за неё всё вокруг наполняется сиротством и страданием, а дом, чьё "горло" сжали стены, искажается в гримасе предсмертной агонии, но последним усилием воли открывает форточку наощупь и пытается найти ответы на вопросы в томике стихов Кибирова.
Не менее масштабной, одухотворённой кажется на этом фоне и проза Галины Булатовой. Прежде всего, она поражает тематическим многообразием: здесь и автобиография, и эпистолярное наследие, и эссе о творчестве других авторов, и проникновенные путевые заметки. Но к какому бы жанру ни обращалась Галина - она остаётся верна себе, своему особому настроению, присущему, вероятно, всем творческим людям, видящим чуть больше, чем остальные. Везде присутствует ощущение сопричастности чему-то великому, способному умело маскироваться в земные обличия. Это уже упоминавшееся чувство гордости - от осознания принадлежности своему роду, стране, городу, дому, людям, в нём живущим, и т.д. Даже в незатейливой переписке юных сестёр ощущается трепетная нотка священнодействия при общении двух близких (не только по крови, но и по духу) людей:
"Здравствуй, Наталья свет Ивановна!!! Как я по тебе соскучилась..." В этом отчасти шутливо-ироническом, отчасти уважительном обращении присутствует главное - искренность и чистота помыслов. Ничего напускного или нарочито-необходимого. Письма своим близким автор пишет не из чувства долга, а из чувства глубокой душевной (даже духовной) потребности.
Галина Булатова - творец, живущий в единении и абсолютной гармонии с миром и людьми, осознающий, что талант рождается и формируется под воздействием великих людей и событий - даже просто людей и просто событий, из которых, как диковинный ковёр, каждый день создается, ткётся наша личная история.
Историк собственной жизни - так, наверное, можно было бы назвать Галину. И на клубочек её собственной творческой судьбы наматываются нити других судеб, чтобы уже соединиться навсегда - в генетической и культурной памяти. В заметке о Диасе Валееве "Читая великую душу творца" Галина, сама того не ведая, создала теорию людей-спутников, чьё ощутимое или даже незримое присутствие необходимо для собственного роста, для осознания своего индивидуального вектора жизненного и творческого развития. "Было очевидно, что литературно-философское течение, по волнам которого я уже неслась, подарило мне алые паруса в лице Диаса Назиховича и его путеводных книг", - пишет Галина. И в этой фразе - невольное осознание себя бегущей по волнам Ассоль, чьей мечте обязательно суждено сбыться.
Относясь с огромной симпатией и дружелюбием к собратьям по перу, Галина оценивает их не свысока, а с высоты собственного неба, в котором она безошибочно распознаёт птиц своего полёта. И более всего ценит в людях эту непреодолимую небесную тягу ("Наиль Ишмухаметов. В поисках неба").
Прекрасно осознавая, что "порою стихи рождаются на грани запредельных переживаний, изматывающих душу, слепящих глаза", Галина в статье об Эдуарде Учарове говорит о том, что в его стихах ощутима "хрупкость разбивающихся звёзд", подчёркивая тем самым предельную уязвимость всего существа поэта. Путь творца - через муки и страдания, "чтобы стать ближе человечеству" - к такому выводу приходит Булатова, размышляя о том, что голос поэта подобен неуспокоенному колоколу, первозвуку, первокрику.
Этот мучительный поиск первозвука, первослова, первообраза составляет основу творчества и самой Галины. Со словом она обращается невероятно бережно и аккуратно, словно с ребёнком или с хрустальной вазой, оставаясь поэтом даже в литературных заметках: "Стихи скользили с чёрной атласной рубашки - прямо в зал, который ловил их и складывал в сердечные сумки".
Поэтичны и булатовские отзывы о местах, в которых она побывала. Отчётливо ощущается стремление "вочеловечить" каждый объект. Оживающие в воспоминаниях Казань, Ульяновск, Ижевск, Махачкала, Дербент кажутся не городами, а людьми, которые здороваются с тобой, приветливо кивают, ведут куда-то, как опытные экскурсоводы - и ты уже целиком во власти этой урбанистической магии, не в силах ей сопротивляться. Каждая улочка, дом, квартал, памятник живут своей особенной жизнью - и тот, кто попадает в этот очарованный мир, подобно Аладдину, начинает понимать язык древних мечетей и непременно находит волшебную лампу - только в ней не джинн, а сохранённая память об увиденном и услышанном. С такой любовью, трепетом и восторгом описывает Булатова каждый уголок Адмиралтейской слободы в Казани, что этот уникальный городской пантеизм становится личным достоянием каждого читателя. Город хранит тайны многих веков и цивилизаций: вот "вековая часовня при Адмиралтейской больнице закрыла глаза, сквозь персиковую пудру кирпича просвечивает мёртвая белизна впалых щёк", вот "карта Казани подмигивает Брюсовским глазом", вот "красный бакен долго любезничает с двумя чайками".
Кажется, что силой авторского воображения этот волшебный мир сейчас окажется вокруг тебя и будет шуметь городскими аллеями, кричать голосами базарных зазывал, манить дагестанскими перевалами, горными реками, ещё не изведанными местами.
Галина - искатель прекрасного и хранитель культурной памяти, поэт, в чьём художественном пространстве соединяются волшебное и обыденное, вечное и сиюминутное, бытовое и сакральное. Её творчество - это магия первородного, чистого, родникового слова, которое, подобно мировому древу, упирается корнями в традицию и культуру, но ветвями дорастает до потаённого неба. А в нём, даже оставаясь невидимым для окружающих, всегда живёт Бог - и что-то подсказывает мне, что из всех языков, доступных для понимания простых смертных, он выбрал для себя самый прекрасный, хотя и самый сложный - язык поэзии.
© Елена Севрюгина, 2020-2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2020-2025.
Орфография и пунктуация авторские.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Андрей Бычков. Человек знака [Как обычно некто не знал, что ему делать, забывал, что сделать хотел, вроде бы решал и снова застывал в своей нерешительности. Вдруг обнаруживал себя...] Владимир Буев. Обнять не обнятое [Репортаж с первого из вечеров, посвящённых 11-летию арт-проекта "Бегемот Внутри".] Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" [Все линии вдруг стянутся к одной, / соединятся в непредвзятой точке. / И жизнь, и смерть стоят на проходной – / я предъявляю пропуск на листочке...] Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях [Февральским снегом падают века, / На антресоли в банках бродят вишни, / Останутся ржаветь в черновиках / Простые незатейливые вирши...] Лана Яснова. Из прошлого в настоящее [Владельцам небогатого улова, / нам так привычна рыбья немота / и вера, что сумеет правда слова / сравниться с правдой чистого листа...] Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте [Наверное, это моменты, когда я бываю необъяснимо счастлив, разлетаются вот такими шарами, и в них заводятся отдельные какие-то маленькие миры...] Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" [Обнаженка притягивает. Однако современные люди со своим культом одежды, с вечной погоней за модой закрывают свою суть – свои тела...] Дмитрий Аникин. Царь Эдип [Беда большая. Мор великий в Фивах. / Ходил слепец пророк узнать, за что / такое нам. И в храме объяснили: / есть, дескать, нераскрытое убийство...] Илья Будницкий. После оттепели [Всё это – свет, но ты живёшь в тени, / Проходит жизнь в неслышном промежутке, / Со всех сторон огни, огни, огни – / И многие пугающи и жутки...] Александр Заев. Акварели [Жизнь безоблачна и блаженна, / когда дождь омывает крышу, / тихо в окна стучит и в стены, / и я только вот это слышу...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
