ЗАРОК
Я больше никогда не сяду в самолет.
Еще за три дня до отлета жена, будто не своя. Ходит как во сне, руки не слушаются, губы шепчут: "Там нет никаких шансов. Никаких!"
В салоне, туго – насмерть, притянутая ремнем к креслу, смотрит на меня. Она выпила горсть транквилизаторов. Взгляд потерянный, улыбка жалкая, а глаза выпучены, как при Базедовой болезни.
Смотрю в иллюминатор. Подо мной ночное Средиземное море. Огни океанских лайнеров мерцают внизу, как светлячки. А рядом, прямо напротив меня, дрожит, трясется, вот-вот отвалится, тонкое крыло "Боинга".
Но более мука моя оттого, что я заядлый курильщик. Без затяжки я задыхаюсь. А страх у меня выжгли давно – еще в 90-х. Как и у всякого российского доходяги. Нас ничем уже не запугаешь. На лбу у нас тавро от бюрократа: "Возраст дожития". И я готов, как черт, присесть на крыло "Боинга" и там покуривать. А снесет – хохотать, сыпать в небо трассерами зубных протезов, как подсолнечной шелухой.
До регистрации еще мог покурить, выйдя на улицу.
А потом забрали баулы, загнали в предбанник.
Рейс ждали два часа, а потом еще четыре.
Я взбунтовался, встал и пошел в туалет, огромный, как ярмарка. Закрылся в кабине и закурил. Тут же послышался бабий крик, истошный, поросячий, и стук об фанеру двери. Это уборщица. Она не в пол смотрит, где нужно шаркать шваброй, а зыркает все по верхам. Где клубится, там и зверь сидит.
Приоткрыл дверку, сунул в щель сторублевую – исчезла, молчаливая, даже кроткая.
Так покурил три раза
И вот наконец Шарм-аль-Шейх!
Ночи тут темнее наших.
Тепло, как в июне.
Мы движемся колонной, несем под мышами пуховики и шубы.
Крытый порт совершенно пустой. Нас отводят на второй этаж. Появляется тетка, записывает фамилии... Я бросаю баул и бегу. Издали вижу в противоположенной стене дверь. Сверху две счастливые буквы wick!
Забегаю. Никого! Судорожно закуриваю.
Наслаждаюсь!..
Моя дверка распахнута настежь.
Кто-то стучит пальцем по спине.
Оборачиваюсь.
Стоит маленький египтянин.
Со шваброй.
Что-то бормочет.
– Чего?
-Туалет – женский, – щурится лукаво.
– А? – вздрагиваю. – Не может быть!
Он ведет меня обратно – к общему входу, и у смежной двери маленьким черным ребячьим пальчиком показывает вверх. Там, над дверью, приклеен черный женский треугольник!
И тут меня пробирает холод... Вижу, как сходу распахиваю дверь кабины, а там восседает толстая госпожа, задрав до пояса подол хиджаба! Сидит, как черная гора антрацита, и только тяжелый низ ослепляет белизной чьей-то холеной, откормленной собственности.
На секунду кажется, что женщина дремлет... но тут раздается душераздирающий крик – вопль пораженного копьем динозавра.
Это конец света! Ведь еще недавно в этой стране кипела исламская революция, творились казни. И вот ведут меня, как иблиса, с веревкою на шее, плашмя бьют по спине саблей. А женщины вдоль тротуаров кричат, кажут в мою сторону пальцами, требуют смерти.
Да и дело ведь не страшное. Оно ужасно своей пикантностью! Никогда не думал, что мою честь будет решать мальчишка, с маленькими грязными руками, похожий на цыганенка.
Я кивнул в его сторону: ну?
– Гони доллар! – сказал он. И опять на чистом русском.
Я протянул ему мятую купюру.
– А где мужской?
Он кивнул на другую дверь, над которой прибит такой же черный треугольник, только острием вниз.
Как же я его впопыхах не заметил!
В мужском я курил с двойным наслаждением. Вынул вторую сигарету.
Опять постучали между лопаток. Я покосился. Чертов арабченок!
– В аэропорту курить запрещено! – произносит он невозмутимо.– С тебя еще доллар!
У меня заранее было разменяно долларов двадцать. По совету друзей еще в России. Платить за каждую мелочь, оплошность, даже за то, что оплачено. Я дал ему.
Наконец вышел в холл. С радостью увидел жену, с баулами на груди, кричащую, родную, так сказать отечественную, с паспортами России, где отменена смертная казнь, и даже при желании можно пройти в дамский туалет, сказавшись трансвеститом.
© Айдар Сахибзадинов, 2022-2023.
© Сетевая Словесность, публикация, 2022-2023.
Орфография и пунктуация авторские.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
Ирина Фельдман: Посланница Божественной Любви [Я еще не умею любить, но уже смотрю любви в лицо. Только это не романтическая любовь. Я люблю людей, которые читают мои истории. Людей, которые встречаются...] Анна Аликевич: Религия добра (о сборнике стихотворений Марии Фроловской и Натальи Захарцевой "Антоновка с Авалона") [Радование жизни, способность ощущать счастье цветения и свет надежды прежде всего – отличают творчество героинь материала. Должна ли настоящая поэзия...] Павел Сидельников: Из книги стихотворений "Долгое дыхание" [Восходит солнце. Тем и хороша, / быть может, ночь – наутро оставляет / минуту на прощанье. О, душа! / Сойти б с ума, да ум не позволяет...] Олег Горшков: Пришествие печали [Печаль в твоём вине, твоих стихах, / и в музыке, и в запахах, и в детях. / Избыта боль, куда-то канул страх, / и лишь печаль господствует на свете...] Елена Сомова: Пять рассказов [Не спеши отдавать Божью милость, самой тебе дарованную в виде любви, даже когда просчиталась. Не отдавайся ошибке и не отчаивайся...] Любовь Берёзкина: "Круглый стол" на тему "Тенденции и проблемы современной поэзии", Часть I [Наша задача: попытаться показать литературный процесс изнутри. Для этого совершенно разным, не знакомым между собой представителям литературной среды...] Людмила Свирская: Покой не наступает на Земле [Покой не наступает на Земле, / В весну не открывается фрамуга – / В глухом, непроходимом феврале / Сидим, молчим и смотрим друг на друга...] Пётр Старцев: Билет на море [Наши роботы нас никогда не простят, / Наши роботы нас не осудят. / Наши роботы нам надонатили стяг, / Под которым нас выведут в люди...] |
X |
Титульная страница Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |