Словесность

[ Оглавление ]







КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



Я БРОЖУ В ДАЛЕКИХ ДВОРАХ


 


      * * *

      Лёгкий столбик свирели из рук ускользнул
      в бузину.
      И когда рассвело,
      вспомнил только как внук одуванчики дул,
      как отец меня стриг наголо.

      _^_




      * * *

      Проснусь от зажженного света.
      И дверь на балкон ото сна
      очнётся усилием ветра.
      На скользкой веревке из льна
      заплещет простая рубаха.
      И, крылья в испуге поджав,
      прищепки забьются от страха
      за детский короткий рукав.

      _^_




      * * *
              Мише Ведмедере

      Фитиль керосиновой лампы потух.
      В сарайчике сжалось начало,
      когда ураган, как соседский петух,
      влетел и сорвал одеяло.
      И тень отступила. И стало светло.
      Огромный испуганный фикус
      ладонями листьев уперся в стекло,
      стараясь из рамы не выпасть.
      Вихрь ворохом склянок оклеил юлу.
      И нас у соседей искали.
      Тогда сорванцы на Казацком валу
      кривой самолет запускали.
      Кружа кукурузника рваную тень,
      разбрасывая листовки,
      держись, ураганом отмеченный день,
      за памятные зарисовки!
      Расхристанный ветер, давай, отрывай
      лаптопа заветную дверцу.
      И падает в речку сарайчик со свай
      в кувшинки к зелёному сердцу.

      _^_




      * * *

            Игорю Спивакову

      Высокие яблони густо цвели.
      И юность пока отпускала бородку,

      их ветви склонились до самой земли
      и яблоки падали в лодку,

      которую, для властелина колец
      древесной пружинистой стружки,

      в саду мастерил наш кумир - твой отец.
      И лодки его, как игрушки,

      резцами кроили заросшей реке
      покров из стремительных линий.

      И девочки прятались на островке
      от нас под венками из лилий.

      С откоса Чайковский Пётр Ильич
      махал, - Не испортьте поклёвку!

      И ты улыбался мне, - "Пальцем не тычь!"
      И гнал за Низы под Шпилёвку.

      _^_




      * * *

      Я брожу в далёких дворах,
      пустоту рукой охватив,
      и пою стихи в соцсетях
      и ещё забываю мотив,

      когда слышу твоё "Лови!"
      Догоняю в пятнадцать лет,
      тогда знали мы о любви:
      до шестнадцати её нет.

      Вовка Белый, на нос - картуз,
      а в руках - семья голубей,
      извещает Советский Союз:
      Жорик женится на тебе!

      Яркий свет проливает окно,
      зонт раскроет сирени куст.
      Перемешивай домино.
      Пусто-пусто. За нас дуплюсь.

      И в сирень тебя наряжать.
      И сирень пышна, хороша.
      И взрослеть, сиренью дыша.
      И ещё сидеть, не дыша.

      Я брожу в далёких дворах
      и повсюду цветёт сирень.
      Ходят голуби в двух шагах
      от скамейки, укрытой в тень.

      _^_




      * * *

      Клёво кружок фуражки
      метить пером ножа
      с нашей пятиэтажки
      верхнего этажа.

      Ветхий фронтон собора
      щурься на пыльный миг!
      Не ощутить укора
      камню за птичий крик.

      В луже, недосягаем,
      крестит Седой котов.
      В "жёсточку" обыграем,
      в "стеночку" и в "котёл".

      Поторопись, эпоха,
      в летний кинотеатр!
      Чтоб избежать подвоха
      мятой колоды карт,

      смойся в кинокартину,
      и освещай лицом
      зала середину,
      если пришёл с отцом,

      а если - нет, герою -
      с дерева фильм смотреть,
      ветви его укроют,
      стырят экрана треть.

      А отряхнет от пыли
      и заморозит взгляд
      девочки из квартиры
      с номером шестьдесят.

      _^_




      * * *

      - Испанцы! - кричал ассистент режиссёра.-
      Испанцы! - Испанцы. Вот это умора!
      Двух братьев еврейских и смуглого Вовку.
      С порога Ленфильма зазвали в массовку.

      Ах, Вовка! Наколка господней шпаргалки
      сотрётся быстрей, чем со стен коммуналки
      сосед-выпивоха; там дверь на крючке,
      где водка лежит в туалетном бачке.

      Шуршали одеждами белые ночи.
      Сметая под стол хлебных крох многоточья,
      садилась на угол тетрадки панама.
      Какое влеченье к стихам Мандельштама!
      Каким увлеченьям отдать предпочтенье
      подскажет ли девичье головокруженье
      от Века Серебряного, однолюб,
      иль Гена-картежник по прозвищу "Рубль"?

      Мы сами с усами. Их мода - каприз.
      Ты - под "Песняров". Я растил их под "Битлз".
      По пятницам - клуб, где всегда горячо.
      Там Слава Полунин - до славы еще...

      Твоих коммуналок забыл адреса.
      Lost ticket to ride back in USSR.

      Ах, Вовка! И вот уже песня пропета.
      И можно закутаться в плед интернета,
      когда обнимаясь поём в караоке,
      хоть ты далеко-далеко на востоке.
      И можно на друга попялиться
      под пиво и водку по пятницам.

      _^_




      * * *

      В том Нью-Йорке, где смог от мотора дарованного,
      где на банках пивных африканский сосед
      выдувает пузырь чуингама разжёванного
      и подмышками жмёт секонд хенд,
      где луна в переулке застряла гигантская,
      и безлюдный сабвей нам насвистывал блюз,
      на себе примеряла душа иммигрантская
      погоняло "совок" переживши Союз.

      _^_




      * * *
            Саше

      Я бы троицкий снег
      закатал в белый ком.
      И унес для потех,
      подхватив рюкзаком.

      Пенсильванские ветры
      ему не страшны.
      Он, не ведая смерти,
      лежит до весны.

      От Пучкова по полю
      и укрытой Десне
      поспешу за тобою
      опять по лыжне.

      Поскользнусь. Упаду
      на распаренный бок...
      Там, где ивы во льду,
      пусть хранит тебя Бог!

      _^_




      * * *

      Схоронишься во мне,
      завязав глаза льном,
      укрывая счастья вину.
      Мы сердец глубину
      промеряли ножом
      и, как дети, играли в войну...

      _^_




      * * *

      Гори, гори, моя звезда,
      звезда царя Давида.
      Течет холодная слеза,
      бессонная обида.
      А в ней цветные рыбки,
      наивные и храбрые.
      Все делают ошибки,
      а погибают слабые.

      _^_




      * * *
              Игорю Михалевичу_Каплану

      От досадных ли историй уронил седой скрипач
      свой смычок, когда цикорий звезд клевал полночный грач.
      Или из высоких кресел тот, кто песен запросил,
      обреченностью возвысил одиночество ветрил,
      или речь - как огуречной корки горечь поутру,
      иль заглядывает вечность сквозь озонную дыру...
      Просто мальчику погоны старый летчик подарил,
      просто бьют крылами кони и несутся без удил,
      просто над гречишным полем полюбил я синеву,
      просто от случайной боли вашим небом проплыву.

      _^_




      * * *

      Судьбы календарь не делил на счастливые числа.
      Талмуд не читал и не верил в чужие приметы.
      В ответных словах не искал потаенного смысла.
      Плывя, не заметил, что вечная песенка спета.
      Представ перед черной дырой неземного колодца,
      к тщедушной груди прикрепив одиночества камень,
      у глади морской воспеваю всходящее солнце,
      которое будят дельфины, причесывая плавниками.

      _^_




      * * *

      Скамейка приставлена спинкой к заоблачной дали,
      а мне предлагают присесть на сырой чернозем
      мой дед, инвалид, разрешивший потрогать медали,
      и Сашка, убитый в бессмысленной драке ножом.
      И с крыши часовни осыпалась вдруг черепица,
      чтоб слух ощутил глубину наяву,
      слетела на землю зеленая мертвая птица
      и, как рукавица, упала в траву.
      - Спасибо за то, что пришел нас проведать.
      Вот свежая рыба. А сколько сорвалось с крючка!
      А мы без тебя не садились и вовсе обедать,
      хоть Сашка не прочь заморить червячка.
      В глубокой тарелке замешаны темные краски.
      И кролик приблизился к пальцам разутой ноги.
      Бывает, живому смертельно захочется ласки.
      И Сашка подвел под глазами у деда круги.

      _^_



© Георгий Садхин, 2021-2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2021-2025.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Алексей Смирнов. Где стол был яств: и Доктор Энгельгардт. Два рассказа [Бритая Маковка толкнула Косички, качнулись Банты. Лиза и Коля – октябрята, но без пяти минут пионеры – остановились и завороженно уставились на сутулого...] Елизавета Григ. Сима [Эта необыкновенная история началась в соловьиную ночь – в самое подходящее время для всех необыкновенных историй на свете. Говорят, не поют соловьи, они...] Яков Каунатор. Кто же ты есть, как тебя звать... (Булат Окуджава) [Формула рождения стихов Булата Окуджавы до чрезвычайности проста: взгляд, восприятие; чувство; осмысление...] Андрей Коровин. Из книги "Любить дракона" (2013) Часть II [стать его сталкером / проводником / в новый мир / вещей букв людей / взять на себя ответственность / за его судьбу...] Татьяна Куземцева. И надеяться, и любить... [Как бесполезны дни – благословенны ночи, / И горести мои завязли между строчек. / И разве кто спасёт? А впрочем, что за дело... / Пожалуй, это всё...] Екатерина Вольховская. Чёрный пёс и другие [Кто разберёт их – о чём говорили / Девочка с куклой ночами под пледом? / Кукла любила глазами и бантиком, / Девочка – голосом, тихим и тёплым.....] Никита Николаенко. Взгляд обывателя [По прошествии нескольких недель я стал задаваться вопросом – а что же тогда произошло в тот жаркий день и происходило ли что-то стоящее на самом деле...] Владимир Буев. Пять рассказов о судьбах крымских татар в обрамлении прелюдий и ноктюрнов [Репортаж с творческого вечера писателя Шевкета Кешфидинова. Литературно-музыкальная композиция Шевкета Кешфидинова и Зеры Джемиловой, посвященная Крыму...] Зина Виноградова. Одна сплошная исповедь [Презентация книги Макса Батурина (1965-1997) "Гений офигений" в рамках проекта "Бегемот Внутри" в Малаховке.] Валерий Горюнов. Пиратская летопись о времени и себе (О книге Матвея Цапко "Экранка") [...как в любой летописи, записанные события и воспоминания постепенно выцветают и становятся неясным гулом прошлого, но у нас все равно остаётся недоступный...] Александр Хан. Созерцание и размышление (о стихах Александра Разина и Дарии Солдо) [Отзыв о стихах участников 103 серии литературно-критического проекта "Полёт разборов" Александра Разина и Дарии Солдо.]
Словесность