Город вокруг многолик и многоглаза ночь.
Смерзлись вагоны домов на запасном пути,
Улиц прямых разлет, но не единой прочь,
Чтобы по ней уйти.
Тот полосатый столб весь затонул в снегу,
Где-то за ним пролег млечный рельсовый путь.
Жизни арена всей - лишь пятачок в мозгу -
Можно сойти с ума, но не свернуть.
Короток на веку мой гладиаторский век,
Выпросить бы судьбы, крикнуть бы сгоряча,
Но безразличен круг, все заметает снег,
И не поднять меча.
Взять порцию горячей редкой крови,
Запроданной на север по капризу.
И столько же немецкой, захудалой,
Не помнящей корней, почти что шведской.
И все это смешать с боярской спесью,
Перекрестить их - и не раз, а дважды,
И чтоб вокруг не пальмы и гитары,
А были бы бескрайние болота,
Леса, снега, отчаянье и рабство,
Имперский дух и пьяная резня.
А к этому добавить в виде специй
Французского изящного лукавства
И каплю романтизма по-английски,
Да сказку про Емелю-дурака.
Тогда у вас без всякого сомненья,
Когда вы не нарушите пропорций
И сплюнете через плечо три раза,
Получится, что было должно - Пушкин.
В крикливых дней сорочьей стае
Ошибкой? Замыслом? - как знать -
Возникло и не улетает.
И облика не уточняет.
И имени пока не дать.
А наше дело - не мешать.
Пока оно себе решает,
Чем стать ему или не стать,
Мы можем спорить и молчать,
Приметы прошлого сличая,
Задуматься за чашкой чая,
Безумствовать, стихи читать,
Ждать вечера, дожить не чая,
И порознь утро провожать.
Здесь снег не отбелит дома и холмы,
И так не возникнет соблазн обновленья -
Помимо усилий - посредством зимы,
Палитру оттенков к единому мненью
Сведя, что раздельность сродни преступленью,
Посколько едины поля и строенья,
Дороги, собаки, деревья и мы.
Здесь снег не отбелит дома и холмы.