Упал на сердце смутный снег.
А ты, единственный мой век,
лишенный веры,
вошел мучением в меня,
ломая, комкая, виня,
не из сегодняшнего дня,
не нашей эры.
Невнятный свет вдали погас.
Пусть слава мчится мимо нас.
Дай мне прожить хоть этот час,
житье устроив...
Мы - люди маленькие, мы
пришли из вечной полутьмы -
страны героев.
И - бабочкою над костром:
последний рубль, и тот - ребром!
смертельный номер...
Последний день. Последний лист.
Жил-был на свете оптимист...
И вот он помер.
Осталась тень, игра ума,
сума да желтая чума
средь звона злата,
да злой мирок в чужом пиру:
игра на жизнь, и за игру
расплата.
Предательство не прощается -
Что-то в тебе прекращается:
Вселенная Души скукоживается,
Схлопывается и превращается
В дряблый мешочек кожицы -
Твоей, которая тужится
Не трепещать от ужаса:
"...А вдруг да позор откроется
И тайное обнаружится?
...Но, может быть, всё устроится -
Забудется, успокоится?
...Загладится, обойдется?..".
Но кто-то в тебе смеётся -
Не хочет угомониться
И не даёт развеяться...
А подлое сердце бьётся,
А чёрная кровь струится -
По жилам в комочки склеивается...
Предательство не прощается:
Строенье души упрощается -
Бывшее гордое и свободное,
Мыслящее существо превращается
В испуганное животное:
Страх в черепе зыбко мечется -
Не выгнать его, не вытрясти,
А за углами мерещатся
Капканы, ловушки, хитрости...
Пространство Души засеяно
Микробами опасения.
И постоянно кажется,
Что никто не желает связываться,
Брезгуя и вослед плюя...
Вот ходишь по земле, но оказывается,
Она уже не твоя!
И телодвиженья резвые
Не получаются впредь:
Крылышками взмахнешь - подрезанные
И не желают лететь...
И Душе постоянно ноется:
"...Авось да что-то изменится?".
Она на глазах становится
Вроде грыжи или аппендикса.
Рушится нерушимое:
Скатывается неудержимо - и
Однажды, как ни крути,
Сердце натыкается на шило
И лопается в груди.
Вон как нас от печали скрутило.
Но, возможно, как раз в этот час
в мастерской равновесия мира
не сошелся какой-то баланс:
и пока нам с тобою невесело,
мир свободен от грусти и дрязг,
потому что его равновесие
постоянно зависит от нас.
А перед тем, как вынужден стрелять,
прочувствуй отстраненно и подробно, -
о, как доверчиво прижалась рукоять
к твоей большой ладони... Как удобно
под палец поднырнул и ждет свой срок,
призывен, плавен, нежен и послушен,
прикосновенья жаждущий курок...
Как механизм, касанием разбужен,
в истоме непривычного тепла
спешит руке послать сигнал ответный...
Как рабски горд свинец в рубашке медной
готовностью нырнуть в канал ствола...
Как рубчатый затвор, тая азарт,
хранит неравнодушье к магазину,
мечтая быть оттянутым назад,
чтобы взвести послушную пружину
и, на возврате, выхватив патрон,
уверенно вогнать в тугой патронник,
подогнанный к нему микрон в микрон...
И все настороже. И только стронь их
расчетливым нажатием курка...
И вот - сама - изобразив готовность,
уже рука на уровне зрачка,
который хищно ловит цель сквозь прорезь
прицельной планки... Но довольно! Стоп!
Уймись, о новоявленный воитель!
Осталось только снять предохранитель,
чтоб получить ответно пулю в лоб...
