 |
|
КАК Я НЕМНОЖКО СОШЁЛ С УМА
Житейская история, или Ничего не придумано
...и некоторое время побился в судорогах, захлёбываясь слезами. Однако заниматься этим пришлось недолго, потому что рядом уже стояла машина типа медицинский уазик и надо мной склонились два женских лица. Что с вами? Вы больны? Встаньте, встаньте, пожалуйста! Мы вам поможем! - услышал я нормальные человеческие слова и, сглотнув сопли, ответил: спасибо, мол, большое, ничего, это я случайно упал, сейчас ещё минутку, я встану и пойду, ещё раз вам большое спасибо... Нет-нет, вы встаньте, а то ещё ударитесь затылочком... - поговорили со мной чуть настойчивее. - Да и пёс (или даже не пёс) со мной, сказал я неосторожно и ещё раз поблагодарил за заботу. - Пёс пусть себе будет с вами, - услышал я вновь уже совсем как бы другой голос. Нас это никак не волнует. Но вот падать и валяться лучше где-нибудь за территорией нашей больницы! - Ах, вот оно что! - пришёл я в себя окончательно. - Вас только это и интересует! И на это мне было совсем уже внятно сказано, чтобы пёр я отсюда и побыстрей, а из машины типа медицинский уазик уже выдвинулся валуховатый водитель как бы даже с монтировкой в руках.
После чего я сказал, что я думаю обо всех врачах, а не о себе, сказал по-русски и достаточно внятно (хотя язык заплетался), быстренько подобрал портфель (слова богу, при падении не раскрылся!) и боком-боком - почему-то несло меня боком - покинул территорию больницы.
День, когда скончалась моя мать, оказался полупраздничным: суббота, субботник, найти кого-то в сельсовете я и не надеялся. Однако нашёл: не в сельсовете (здесь так и называют администрацию села), а на одном из объектов расчистки и уборки, поговорил, и он тут же принял решение. Мало того: дал мне в сопровождение своего человека, спросил о копачах и поняв, что мне ещё собирать алкашей, тут же назначил и копача - тот подошёл, договоритесь сами.
Иван Владимирович даже свозил меня в сельское ритуальное агентство, но там было своё несчастье - люди уехали в Ставрополь на похороны. Жаль, прокомментировал Иван Владимирович, так тебе гроб обошёлся бы в четыреста рублей, а в городе заплатишь все семьсот.
В городе я заплатил восемьсот сорок за самый дешёвый, машину не нанимал - привёз на своей старенькой иномарке, и маму похоронили мы быстро и соблюдая все положенные обычаи.
Однако если бы не руководитель сельсовета Куликов, если бы не те обычные люди, которые помогли мне, чужаку, успокоить маму на сельском кладбище, несмотря на отсутствие у неё сенгилеевской прописки, так бы я и коротал с покойной матерью время до сего дня.
И вот почему.
Чтобы получить место на кладбище, надо иметь такой документ, как свидетельство о смерти. Паспорт загс отбирает, а свидетельство выдаёт. Идёшь со свидетельством, тебе выписывают место на кладбище. Ну всё понятно.
Однако мать моя, сходя с ума по старости лет, решила, что родилась она не так, как в её паспорте указано, а на два года раньше. Может, так оно и было, но когда тебе девяносто, не всё ли равно? Но паспорт она уже разрисовала. То есть зачеркнула свой законный 1912-й год и нарисовала правильный, как она полагала, 1910-й. После этого все остальные документы я у матери реквизировал, и мы этот эпизод рассказали только врачам, когда в этом возникла необходимость. Старческая деменция... констатировали врачи. Так мы в семье узнали новое для себя слово, а к ним ещё такие, как болезнь Альцгеймера, не пощадившая даже Рональда Рейгана, и тэ пэ. Одного мы не узнали в тот момент: что с паспортом шутки плохи.
И когда день настал, настала и необходимость идти в загс. Но не в ту его часть, которая смотрится как дворец бракосочетаний, отремонтированный и гладенький, а с заднего фасада, где и кирпичи выпавшие, и железная лестница на три этажа.
Учреждению оставалось работать минут двадцать, и уборщица меня поторопила. Там, сказала она, не любят, когда перед обедом или концом работы.
Я забыл про стенокардию и взлетел по страшной железной лестнице. Я объяснил, что мама умерла, а паспорт и медицинская справка, констатирующая этот беспощадный факт - вот они. Так можно ли... Стоп, - сказали мне. Нельзя. В справке написано: год рождения - 1912, а в паспорте - ... Что это значит? А вот, словоохотливо стал я разъяснять, мама то да сё... Меня опять прервали, и я узнал:
1) что паспорт это документ;
2) что справка это тоже документ, и что-то в нём дописать может только тот врач, который его выдал;
3) что без установления подлинного года рождения выдача свидетельства немыслима;
4) что установление года рождения производится с участием органов милиции...
Вы не поверите: счастье было розлито на лице этой только что бледной женщины.
Не знаю, что произошло со мной. Что-то в голове мелькнуло: мать ведь родилась на Украине, а жила в Тбилиси; представились, наверное, всякие дипломатические отношения, а на Украине прокатилась война, стало быть - что, поднимать фашистские архивы или доказывать, что все документы, в том числе церковные книги, уничтожены... Может, я это потом уже додумал.
Я внезапно вскочил, рванул медсправку из рук счастливой женщины, рванул паспорт, а она отшатнулась так, будто я её собирался убить. И снова побледнела, как смерть.
Но я уже летел вниз, гремя железными ступенями, и выл. Не знаю, что. Может, в этот момент я понял, какой ужас миновал меня: ведь мать уже похоронена!
Вот потом, когда стало совсем плохо, я вызвал скорую, а там меня ещё знают и помнят. И хотя я их теперь беспокою значительно реже, у меня осталось памятное чувство нервного ожидания: кто приедет? От приезда одних становилось легче просто как-то само по себе, другие вгоняли в ступор (оговорюсь сразу: их было мало)...
Приехала так называемая обычная скорая, то есть не кардио и не неврология. Но врач оказался знакомый. И он посмотрел и выслушал. И ему я рассказал, что у меня уже были случаи выпадения зрения, как сегодня, и даже однажды, и помочь было некому, выпала речь. И спросимши, не было ли у меня какой инфекционной болезни, сделался сосредоточен и рекомендовал отнестись к происшедшему очень и очень серьёзно.
Одна беда чуть приотступила (аритмия перешла у меня в постоянную форму, давно уже живу без уколов), зато надвинулась некая новая угроза.
Но спасибо ему. Я обещал ему свою книгу, если выйдет (старую уже дарил), и призадумался.
© Евгений Панаско, 2005-2019.
© Сетевая Словесность, 2005-2019.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" Владимир Спектор: "Жизнь была еще вся впереди"... [Все хотели домой. В мирную жизнь. Которая была ещё вся впереди...] Ирина Жураковская: Михайловна [Через какое-то малое время Федька просочился через всю эту закрытость больничную и спрятался в тёмном углу под кроватью. Он впервые вышел из дома. Михайловны...] Николай Милешкин: Конечная, как и всё [станция "Юго-Западная", / конечная / / как и всё] Татьяна Костандогло: Венок сонетов [И макромир томится в микромире, / А будущих планет бессмертный хор / Лишь с теми заключает договор, / Кто Музу прописал в своей квартире...] Виктор Афоничев: Хождение через три границы или воспоминания о Советском Союзе [В те годы если и происходили случаи надувательства, то это исходило от отдельных элементов, относившихся к категории несоветских. О, славные времена...] Литературно-критический проект "Полёт разборов", 30 июня 2019 [Стихи Николая Милешкина рецензируют Евгения Риц, Татьяна Грауз, Мария Маркова, Валерий Отяковский.] Ольга Вирязова: Золотая муха памяти и отвращения [Море к тебе спешит, / выпрашивает подачки: / фантики, косточки, стаканчики, / отворачиваешься - берёт само...] Владимир Спектор: Эпоха непонимания [Завтрашний воздух - в отсеках стальных облаков, / Завтрашний мир - как дыханье воздушной эскадры. / Завтра узнаем, возможно, расскажет Песков, / ...] Читайте также: Владимир Алейников: В семидесятых | Галия: Мышиный горошек | Анна Долгарева: Утопия (оммаж компьютерной игре "Мор.Утопия") | Михаил Зиновкин: Привкус железа | Александр Немировский (1963-1986): Мы пришли, вы нас звали | Светлана Пешкова: Тринадцать писем | Айдар Сахибзадинов: Обгон: и Казанские вруны | Наталья Стеркина. Поцелованный ветром | Алексей Борычев: Оранжевый уют | Сезариу Верде, Лирика | Максим Жуков: За Русский мир | Соэль Карцев: Истина | Александр М. Кобринский: Версия гибели Домбровского | Елена Крадожён-Мазурова. Легче писать о мёртвом поэте?! Рефрен-эпифора "... ещё живой" в стихотворении и творчестве Сергея Сутулова-Катеринича | Ян Пробштейн: Из книг "Две стороны медали" (2017) и "Морока" (2018)
|