Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Конкурсы

   
П
О
И
С
К

Словесность




"Толпой неграмотных с иллюзией высшего образования даже легче управлять, чем просто неграмотной толпой"

Интервью с Ильёй Смирновым


Илья Смирнов

Илья Смирнов родился в 1958 году. По основному образованию - историк (истфак МГПИ, диплом под руководством Владимира Борисовича Кобрина), работал в кожно-венерологическом диспансере, параллельно с начала 80-х годов занимался организацией нелегальных рок-концертов и изготовлением соответствующей периодики (журналы "Зеркало", "Ухо" и "Урлайт"). Корреспондент журнала "Знание-сила". Автор книг "Время колокольчиков: жизнь и смерть русского рока", "Прекрасный дилетант: Борис Гребенщиков в новейшей истории России", "Регрессанс" (под псевдонимом Авесхан Македонский) и других.



Частично было опубликовано в "Учительской газете"

Николай Милешкин: Илья, здравствуйте! В начале 80 годов XX века Вы организовывали подпольные концерты рок-музыкантов, имена многих из них сейчас на слуху. Расскажите, с кем из музыкантов Вам приходилось работать? Как и где происходили подпольные концерты в то время? Насколько это было опасно для организаторов, музыкантов и зрителей?


Илья Смирнов: Если соблюдать аптечную точность, то 1981 - 1988, последний концерт - мемориал Башлачева в Лужниках в ноябре 1988-го. И занимался Ваш покорный слуга этим не сам по себе ("продюсер" в современной терминологии), а в составе большого коллектива, неформальной, но неплохо организованной кооперации, которая сформировалось под крышей студенческого клуба МИФИ "Рокуэлл Кент". Приглашали выступать всех, кто считал себя свободным (не состоял в штате государственных концертных организаций). Список можно восстановить по журналам, которые мы издавали (опять же, неофициально) - "Зеркало", "Ухо", "Урлайт" - и первое время старались открывать каждый номер портретом какой-нибудь группы. Начали демократично, уважая тогдашнее мнение народное - с МАШИНЫ ВРЕМЕНИ, но с ней не заладилось, поскольку Макаревич подался на госсслужбу. Как сказали бы древние, в "царские пророки". Потом были АКВАРИУМ, ЗООПАРК, КИНО, ВОСКРЕСЕНЬЕ, АВТОМАТИЧЕСКИЕ УДОВЛЕТВОРИТЕЛИ (экстремальные ребята, первые панки в СССР), АЛИСА, ДК (само по себе и в варианте ВЕСЁЛЫЕ КАРТИНКИ), ТЕЛЕВИЗОР, ДДТ, НАУТИЛУС, ЧАЙ-Ф, ЦЕМЕНТ, Петя Мамонов, Саша Башлачёв. Некоторые знамениты до сих пор: Борю Гребенщикова, Юру Шевчука и Костю Кинчева слушают внучата их первой аудитории; некоторые козырные составы 80-х в постперестроечный шоу-бизнес не вписались, как ленинградский ВЫХОД, некоторые оказались эфемерны - ФУТБОЛ Сергея Рыженко или ЗЕБРА из Третьего Медицинского. Особое место занимал Александр Градский. Он-то имел право выступать официально, но находил удовольствие в том, чтобы вносить смятение в тогдашнюю бюрократию специфическим репертуаром, который больше подходил для подполья: Благодарю тебя, Создатель, / Что я в житейской кутерьме / Не депутат и не издатель, / И не сижу еще в тюрьме... (на стихи Саши Чёрного). И потом можно объяснить, что это про царскую Россию, а не про то, что все подумали. Видите: я сформулировал социологическую закономерность, и сам же сейчас её ломаю. Такая материя - искусство.

С точки зрения более строгой материи - правовой, организация концертов в обход государственных концертных организаций (с исполнителями, которые не имели официального статуса) образовывало состав преступления: "частнопредпринимательская деятельность". Над организаторами и музыкантами всё время висела уголовная статья. Некоторые были реально арестованы и осуждены. Зрителям ничего не угрожало, кроме потери времени на поездку куда-нибудь в Подмосковье, где вместо музыки их развлекали в разговорном жанре сотрудники ОБХСС (нынешний ОБЭП) плюс КГБ: "Скажите, где вы взяли билеты и почём?" Поскольку сообщество было организовано как кооперация, на своих товарищах никто личной выгоды не наваривал, за такие поползновения мы тут же вычитали из цепочки, - не было и мотива сдавать организаторов. Когда эти правила перестали действовать, и начался обычный шоу-бизнес, я ушёл.


Н. М.: Чем тогдашняя деятельность по организации концертов отличалась - технически и социокультурно - от "обычного шоу-бизнеса"?


И. С.: От шоу-бизнеса отличалось именно тем, что это был не бизнес, а кооперация, в организационном плане ближе к КСП (клубам самодеятельной песни). Люди объединяли силы и ресурсы на безвозмездной основе. Естественно, мы не могли вовсе исключить из обращения денежных знаков: аренда аппаратуры, транспорт, некоторое вознаграждение музыкантам (минимальное: индивидуальный гонорар за квартирный концерт составлял рублей 20-25, за полный электрический на всю группу - 250, при этом билет Москва - Ленинград стоил 10 рублей), но организаторы, повторяю, себе ничего не оставляли. Иногда после особо удачных гастролей я питался ржаным хлебом по 12 копеек и перловой кашей. В Москве еще с 70-х работала менеджерская бригада, допускавшая извлечение прибыли ("тонина", от Антонины Крыловой, в миру врача на Скорой помощи), мы не конфликтовали, в какой-то момент стали сотрудничать под давлением общего врага, но считали свою позицию более правильной в свете ужесточения государственной политики.


Н. М.: Расскажите, пожалуйста, о Вашем общении с Александром Башлачевым. Ваше отношение к этой фигуре - тогда и сейчас?


И. С.: В тот первый момент, когда я его услышал (в огромной квартире на Новокузнецкой, вмещавшей человек 80, а если заталкивать посильнее, то и 100), стало понятно: всё, чем мы занимаемся, имеет смысл, далеко выходящий за рамки организации молодёжного досуга, моды, стиля и прочей фигни. Вот оправдание на суде Осириса: если мы обеспечили такому Автору (с большой буквы) выход на аудиторию, значит, копошились не зря. Мое личное общение с Сашей было в основном деловое, устройство этих самых выходов, техника безопасности - поскольку некоторые его песни представляли собой уже прямой политический криминал ("Абсолютный вахтёр") - и с моей организационной стороны он был человек почти идеальный: никаких звёздных комплексов или нетрезвых экзерсисов, если по обстоятельствам места надо было чего-то не петь или каких-то слов не произносить, без малейших, как тогда говорили, понтов заменял ненужное слово на созвучное, типа "хрен" или "хвост". Понятно: смысл творчества не сводится к тому, что подростки пишут на заборах, а если у кого-то сводится, значит, такая ему цена. Много лет спустя наши деятели культурки стали яростно отстаивать свободу материться с экрана и сцены, и, наблюдая эту сраматургию, я вспоминал Сашину песню: "...Как славно выйти в чисто поле / И крикнуть там: - Е..на мать! / Мы кузнецы. Чего же боле? / Что можем мы еще сказать?" Он-то был по-настоящему свободный человек, не нуждавшийся в имитациях того, что и так очевидно. Знал настоящую цену предметам и отношениям. Оборотная сторона: нежелание "выстраивать отношения" с нужными людьми (литературная среда его так и не приняла, пока был жив, расшаркиваться стали только после смерти) и бытовая неустроенность. Как говорили в старину на Руси: "меж двор". "Перекрёсток железных дорог", который в начале 88-го разошёлся крестом.


Н. М.: Следите ли Вы за современным отечественным роком? Если да, какие группы (или исполнителей) Вы для себя выделяете?


И. С.: В нынешний рок, точнее, в рок-подразделение шоу-бизнеса, иногда заглядываю - и быстро закрываю. Новые лица - бледные тени старых. Башлачёв когда-то советовал товарищам по жанру "туже вязать нить времени". По-моему, последний из владеющих этим мастерством - Игорь Растеряев. Он написал по крайней мере три песни, которые не могли бы сочинить за него Гребенщиков, Цой или Майк в 80-е: "Ромашки", "Комбайнёры", "Георгиевская лента". Но Растеряев, к сожалению, быстро эмигрировал из своего неповторимого времени в некую размытую этнику.


Н. М.: Есть такая точка зрения, что западный рок - это явление скорее внешнее, развлекательное, близкое к тому самому "шоу-бизнесу" (даже при наличии нескольких исключений, которые, по известной поговорке, лишь подтверждают правило), тогда как русский рок по преимуществу аппелирует к самым глубинным основам человека, экзистенциален, отечественные "рокеры" - это скорее пророки, нежели те, кто развлекает. Согласны ли Вы?


И. С.: Любые рокеры - пророки. Или шаманы - кому что больше нравится (хотя ранние, поющие пророки, как они описаны в Библии, от шаманов мало отличались). Джим Моррисон это осознал раньше нашего БГ. Своеобразие русского рока связано с тем, что в нём соединились две традиции, интернациональная и местная - бардовская, которая в меньшей степени музыкальная, в большей поэтическая, соответственно, у человека литературоцентричного может возникнуть впечатление исключительной глубины. Если "Звезду Аделаиду" Гребенщикова сравнивать с битловской Love, love me do / You know I love you со стороны текста, можно и поверить в своё национальное превосходство, но ведь не обязательно брать именно эти примеры. "Раньше я тебя любил, / Но сердце больше не поёт, / И с момента нашей первой встречи / Скоро будет целый год. // Ты выглядишь так несовременно рядом со мной" Цоя - намного лучше Love me do? Пожалуй, хуже. А по части музыки просто ловить нечего, своего Джими Хендрикса в России так и не появилось, лучшие из наших инструменталистов (такие как Курёхин или Рыженко) - аккомпаниаторы при особе того или иного поющего поэта. Так что по совокупности достижений нет оснований для противопоставления нашего "экзистенциального" их "развлекательному". Тем более, сейчас и то, и другое полностью растворилось в сфере обслуживания.


Н. М.: Возможна ли ситуация, при которой русский рок перестанет быть только частью сферы обслуживания и снова станет явлением культуры? Если да, то что для этого нужно?


И. С.: Нельзя дважды вступить в одну и ту же реку, Гераклит не даст соврать. Если человечество переживёт цифровую экономику и прочий "постиндустриальный" деграданс, то родятся новые формы, которые будут так же не похожи на рок, как рок-музыкант не похож на пифию.


Н. М.: Как бы Вы тезисно определили своё отношение к тем процессам, которые сейчас происходят в стране: в политике (внешней и внутренней), экономике, культуре? Имея ввиду основные тенденции?


И. С.: В нашей стране формируется вариант "постиндустриального общества", отличия от условного "Запада" скорее локальные и стадиальные, нежели принципиальные, разговоры о какой-то особой "цивилизации" - в пользу бедных. Точнее, в пользу очень богатых, финансово-бюрократической олигархии. Что не отменяет патриотизма: князь Пожарский был представителем того же феодального класса, что и тогдашние евроинтеграторы от короля Сигизмунда, но Дмитрию Михайловичу мы ставим памятники как спасителю России, и правильно делаем. Вопрос в том, похоже ли современное начальство на князя Пожарского.


Н. М.: Интернет определяет Вас как "левого консервативного публициста". Что это значит? Какое социально-политическое устройство Вы считаете наиболее подходящим для России и почему?


И. С.: Титул сочинял не я, поэтому отвечать за него не могу, но ничего принципиально против не имею, если, конечно, использовать слова в их естественных значениях. Левое - то, что соответствует интересам трудящегося большинства (а не маргинально-паразитических "меньшинств"). Консервативное - то, что ограждает нормальную жизнь (предприятия, больницы, школы, памятники культуры, заповедники) от (х)реноваций и оптимизаций. Не думаю, что в этом плане Россия чем-то отличается от других стран. Конечно, у меня, как у любого живого человека, есть свои идеалы (см. образы будущего у Ивана Антоновича Ефремова), но сейчас не до жиру. Нам, так же, как французам и американцам, нужно восстановить в обществе элементарные механизмы обратной связи, пока финансово-бюрократическая олигархия не запустила один из механизмов социального апоптоза, похоронив человечество под собственной съехавшей крышей. Рок меня когда-то привлёк именно как опыт естественной самоорганизации снизу - альтернатива бюрократической мертвечине.


Н. М.: Какие конкретные действия, на Ваш взгляд, необходимы сейчас для восстановления этих самых механизмов обратной связи и возвращения возможности участия большинства в социальной и политической жизни страны?


И. С.: У нашего поколения есть печальный опыт, каким боком выходят радикальные решения, поэтому, на мой взгляд, если хочешь сделать как лучше, для начала надо перестать нарочно делать хуже. Многие считают главной бедой России социальное расслоение. При всём уважении к унитазным ёршикам за 700 евро я все-таки поставил бы этот разрушительный фактор на второе место, а в первоочередном порядке попытался остановить взбесившийся бюрократический насос, который

перекачивает ресурсы огромной богатой страны в столицу, где они не столько даже разворовываются, сколько уничтожаются. Закапываются в землю в прямом смысле слова - под бордюры и фундаменты никому не нужных строек. Если эта, с позволения сказать, "региональная политика" прекратится, центр перестанет быть рассадником урбанины, "образовательных реформ", "актуального искусства" типа Серебренников - Богомолов и прочих барских причуд, а в регионах появятся какие-то шансы (и средства) для развития местного самоуправления хотя бы на уровне той земской избы, которая в 1612 году спасла Россию из-под обломков тогдашней вертикали.


Н. М.: Какая социальная система, на Ваш взгляд, наиболее подходит России и почему? Коммунизм, монархия, социал-демократия, либеральная демократия? Что-то ещё?


И. С.: Может быть, правильнее, если модель сформируется естественным порядком по ходу решения конкретных задач? Прочнее будет. И человечнее. Тем более, на практике обычно так и получается. Само собой. Как в старом анекдоте про агрегат из деталей, украденных с мирного советского завода бытовой техники: надеемся дома собрать из них стиралку, а получается почему-то миномёт. Никто ведь специально не строил ни сталинскую монархию, оказавшуюся самодержавнее николаевской, ни нынешнюю диктатуру политкорректоров на Западе. Идеалы были несколько иные, более симпатичные. Но чем сильнее в них заталкивали людей, тем страшнее получалась козья морда на иконе.

Хотя основные векторы развития и ориентиры, где верх, где низ, где прогресс, где деграданс, наверное, надо держать в сознании. Лично для меня, повторяю, очень важны разработки Ивана Ефремова на базе классического марксизма, но именно как принцип, как футурологическая антропология, извините за корявое словосочетание, а не инструкция к игре в цивилизации.


Н. М.: Вы известны достаточно резкими высказываниями о диссидентах и диссидентском движении. С чем это связано?


И. С.: Побойтесь Бога, какая с моей стороны резкость? - на фоне того, какими словами товарищи слева сейчас поносят, например, Солженицына. По-моему, облаивать покойников неприлично и неинтересно. Диссиденты советские были такие же разнообразные личности, как советские милиционеры. Если брать центральные фигуры, то биографии Солженицына или Сахарова - материал не для жития и не для памфлета, а для трагедии, подобной той древнеримской, которую представил Шекспир в "Кориолане", когда обида на собственных правителей - законная, обоснованная обида! - приводит героя в объятия внешнего врага. Сегодня этот сюжет воспроизводит Алексей Навальный. Можно сказать, что диссидентство в целом оказалось несостоятельным интеллектуально и нравственно. См. пророческую песню Башлачева "Случай в Сибири". Но кто был умным и честным к концу Советской власти? Так называемые "патриоты", свихнувшиеся на антисемитизме? Комсомольские мальчики "чего изволите" - будущие "молодые реформаторы"? Кооператоры? Рок-музыканты? Кто сам без греха, пусть бросает камни в диссидентов.


Н. М.: А у России, на Ваш взгляд, есть особый путь? И если да, в чём он?


И. С.: У любой страны особый путь в рамках общих законов. Профессор Юрий Иванович Семёнов показал, что глобальный прогресс - историческая эстафета со сменой лидеров. Было бы иначе, направление нашего развития до сих пор определялось бы в Африке, где, как известно, появился "человек разумный". Каждый прорыв в будущее реализовался на базе местного своеобразия. Например, когда-то на периферии цивилизованного мира, "в глухой провинции у моря" (Эгейского) обнаружилось чудо: общины не распадаются в труху и не становятся бесправной подпоркой для бюрократической вертикали. Из них могут вырасти самоуправляющиеся коллективы граждан - полисы. Это было принципиальное отличие, если угодно, можно его называть цивилизационным. Есть ли такие особенности у современной России? Кто считает, что есть, пусть их назовёт.


Н. М.: Ваша книга (сборник научных статей, вышедший под псевдонимом А. Г. Македонский) называется жёстко: "Регрессанс. Новейшая история российского образования". Можно ли попросить Вас тезисно пояснить, почему современное образование в нашей стране Вы назвали таким выразительным неологизмом?


И. С.: Это немножко шутка, наша с коллегой Г. А. Осеньевым, который тоже не совсем Осеньев (вообще-то специалист в довольно экзотической отрасли исторического знания), а "научные статьи" - скорее фельетоны. Однако в серьезном жанре трудно было бы рецензировать всю ту развесистую макулатуру из школьных и вузовских библиотек, которую Авесхан Македонский прилежно осваивал, выписывая особо колоритные места, вроде эсеров-пацифистов, структуры белка, зашифрованной в неолитическом орнаменте, и даты основания г. Старая Русса - 2395 г. до н.э. Общая оценка такова: советская система образования была, конечно, не идеальная, на неё налипло много глупостей (вроде "всеобщего среднего", которое пропихивал Л. И. Брежнев из чисто идеологических соображений), но в базовых своих принципах здоровая и вполне конкурентоспособная. То, что творится в образовании с 1991 года - никакие не реформы (мы же не называем Герострата реформатором архитектуры), а именно "регрессанс". Сознательная, целенаправленная игра на понижение интеллектуального уровня. В силу присущего отрасли консерватизма она, конечно, сопротивляется, но жизненная сила не беспредельна. По количеству сограждан, которые не желают делать прививки, потому что от этого у них отвалится пиписька и вырастут рога, можно сделать вывод об эффективности "реформ". Лозунги Чумных и Холерных бунтов снова актуальны, ура. Среднестатистический вузовский диплом обесценился до советского свидетельства об окончании ПТУ. И ниже, потому что даже в плохом училище худо-бедно обучали полезной специальности, а современный носитель "универсальных компетенций" и Liberal Arts не знает и не умеет вообще ничего. Последним оплотом тоталитаризма остаётся начальная школа, где всё ещё учат замшелой арифметике и родному языку. Поэтому так не терпится впердолить туда "инклюзию", т. е. заставить несчастных учителей принимать в нормальные классы детей с глубокой умственной отсталостью (прикрытой фиговым листком "аутизма") и делать вид, что их чему-то учат. Если начальную школу удастся подвести под этот новый стандарт, проблемы средней решатся сами собой, правда?


Н. М.: Значит ли это, что Вы против совместного обучения детей-инвалидов с обычными детьми (так называемое "инклюзивное обучение") или речь идёт только о детях с нарушениями умственной деятельности?


И. С.: Прошу прощения за самоцитирование, но аз грешен на этот самый вопрос как-то отвечал. "Для прояснения позиций оговариваем, что стремление человека (как ребёнка, так и взрослого) преодолеть свой недуг и не отставать от здоровых в учёбе или на работе заслуживает уважения и всяческой поддержки, Алексей Петрович Маресьев или Лев Семёнович Понтрягин - герои и примеры для подражания. Однако научная истина конкретна, будь то история или медицина. Диагнозы бывают разные. Одно дело повреждение опорно-двигательного аппарата. Как правило, для такого ребенка обучение в обычной школе - проблема технологическая, то есть сводится, в конечном итоге, к выделению денег на специальное оборудование ("поставить перила или пандус"). Иное дело - психиатрия. Есть ряд заболеваний, при которых не только обучение, но и повседневный контакт со сверстниками невозможен не по чьей-то злой воле, а по определению самого медицинского диагноза.

Когда такого ребенка с "неприемлемым социальным поведением" принимают в школу, работа учреждения обращается в заведомую фикцию, причём это касается всех участников образовательного процесса: и учителя, и здоровых детей, которые волей-неволей подстраиваются под достижения того, кто сидит с ними рядом за партой. Или, с поправкой на "педагогику доверия", валяется рядом на коврике. Если что-то официально признано разновидностью нормы, взрослые оценки неизбежно распространятся на детское восприятие" ( politconservatism.ru/thinking/psikhiatry-obshchestvenniki-na-trope-voyny ).


Н. М.: Если в современном образовании имеется "сознательная, целенаправленная игра на понижение интеллектуального уровня", то кто за ней стоит? Пресловутый Госдеп США?


И. С.: На протяжении столетий принято было считать, что простонародью образование вредно. Почему? Неужели каждому дворянину приходила на эту тему специальная инструкция? Нет. Они и так понимали свой классовый интерес. Финансово-бюрократическая олигархия понимает свой не хуже. Просто в определённый период индустриализация и порождённые ею социальные революции внесли сумятицу в общество: всеобщая воинская, всеобщее избирательное, универсальные обращения (когда каждый работяга стал "сэр") и пр. Общедоступная бесплатная школа в этом ряду. Теперь надо откатить обратно. Но если сделать это тупо - пошли вон, совки и реднеки! - можно спровоцировать протест. Лучше оформить изъятие дедовских завоеваний через их модернизацию и новые степени свободы. При тоталитарном режиме заставляли учить скучную таблицу умножения. Вспомните, как вы страдали от этого принуждения! А современный ученик должен иметь право выбора между арифметикой и ковырянием в носу. В этом проявляется его "идентичность". Хотите - государство всем раздаст университетские дипломы? Даже тем, кто не в состоянии прочесть, что в них написано. Так оно и будет, потому что толпой неграмотных с иллюзией высшего образования даже легче управлять, чем просто неграмотной толпой.




© Николай Милешкин, 2021-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2021-2024.
Орфография и пунктуация авторские.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность