СТИХИ, НАПИСАННЫЕ НАСПЕХ...
* * *
Стихи, написанные наспех,
надеюсь, что не курам на смех,
записанные мной спросонок,
размытый в них ещё рисунок,
как будто водяные знаки
чуть проступают на бумаге...
Сквозь полусонье-полубденье
ухваченное сновиденье,
что рассыпается на части
и существует лишь отчасти,
как мост, протянутый над бездной,
полуземной-полунебесный,
как эфемерное объятье,
как боль, что не могу унять я...
Стихи, записанные наспех,
то ль это слёзы, то ли насморк,
то ль выступающая накипь,
то ль прорастающие злаки,
глубинное и потайное,
убитое когда-то мною...
Как пробивающийся голос
из тишины, как тонкий колос,
что тянется навстречу небу,
как полу-быль и полу-небыль.
Прими же эту стенограмму,
любовь, восставшая из ямы,
нестёртой нотою просодий,
живою, тёплою спросонья.
_^_
* * *
Ещё одна серия сна миновала -
ты выпорхнешь из-под ресниц,
и тут же как будто ни в чём не бывало
продолжишься пением птиц.
Продолжишься небом весенней расцветки -
как в нём я тебя узнаю!
И взмахом соседней заснеженной ветки
в ответ на улыбку мою.
Дождя-непоседы бегущей строкою
напишешь на стёклах: привет!
Мой день охраняешь незримой рукою
от зла, неурядиц и бед.
Чтоб жизнь - не сраженье была, а круженье,
сиянье в небесном огне...
И каждый мой день - это сна продолженье,
тебя продолженье во мне.
_^_
* * *
Не съесть, не выпить, не поцеловать...
Да, поцелуй сравним с водой и хлебом.
Любовь не стол, не печка, не кровать.
Люблю тебя не нёбом я, а небом.
Его приоткрывают облака,
и я порой застенчиво и слепо
лучами вместо пальцев сквозь века
в тебе твоё нащупываю небо.
Всё по-другому на его весах,
там души проверяются на вшивость.
Всё совершается на небесах.
Там для меня уже всё совершилось.
Земную оставляю маету
ради того, что боль мою залечит.
Мне разлюбить тебя невмоготу -
как разнебесить иль расчеловечить.
А небо необъятно велико,
так многое в себя оно вмещает.
Даёт всё то, с чем дышится легко.
И лишь безнебья в душах не прощает.
_^_
* * *
Нет, из жизни я не вычитаю мечту свою...
В этих стенах теплей без тебя мне, чем вне.
Ты ведь всё ещё здесь, я тебя ещё чувствую.
Лёгкий шорох шагов или тень на стене...
Ты теперь где-то там, куда уж не добраться мне,
куда так бы хотела попасть ведь и я,
но какие-то высшие мира вибрации
мне доносят следы твоего бытия.
И по звёздам читаю тебя я, мечту мою,
чтоб как гвоздики в сердце их намертво вбить.
Просыпаюсь в слезах и, счастливая, думаю:
ну нельзя уже, некуда больше любить.
_^_
* * *
Не надо мне большого счастья,
оно бывает только раз.
Я буду рада малой части
того, что радовало нас.
Тем, чем когда-то дорожили,
тащили в милую нору,
тем небом, под которым жили
и любовались поутру,
и лесом в посвистах и росах,
что нам шептал своё люблю,
и вазами в огромных розах,
что покупал, пока я сплю,
и книгами в твоих пометках,
намёками о тех деньках,
и праздником в сосновых ветках
в весёлых детских огоньках...
Все неприятности отринув,
иду, гляжу на белый свет,
и отражения в витринах
мне улыбаются в ответ.
И знаю я, что где б ты не был,
ты освещаешь горизонт
и надо мною держишь небо,
как будто разноцветный зонт.
_^_
* * *
Уж не помню о чём говорили мы,
но сказала ты, помню, днесь:
"Заболеешь - ты набери меня,
и я сразу же буду здесь!"
До чего же мне это дорого...
Мимоходом сказала, вскользь,
но как будто жизнь взяла под руку,
что катилась и вкривь, и вкось.
О тепло, медвежонок плюшевый,
обнимай же меня и впредь...
Словно в детстве, житьём заглушенном,
захотелось вдруг заболеть.
_^_
* * *
И не считаю я грехом,
чтоб выпить по одной...
Мне рюмка словно микрофон
иль кубок наградной.
Я с нею хорошо смотрюсь
на фоне алых губ.
На радость выменяю грусть,
коль Бог на это скуп.
И Баратынский пил один
до утренней зари.
Не дожил, правда, до седин
и умер в сорок три...
Но я не буду умирать,
хотя горит нутро.
Ах, где-то тут моя тетрадь
и верное перо.
Дано: стихи, тоска, вино...
И надо доказать,
что стоит жить, смотреть в окно,
и мыслить, и писать.
_^_
* * *
Всяк забывается как может -
кто водкой, кто мечтой иль шашней.
Меня несбудущее гложет,
что каждый новый день - вчерашний.
Душа дырява от пробоин,
в своём соку устав вариться.
День будет снегом обезболен,
и фонари стоят как шприцы.
Болеть, любить и любоваться
всем, что есть в жизни дорогого...
Моя мечта начнёт сбываться,
но у кого-нибудь другого.
А ты, преодолев загробье,
хотела я иль не хотела -
бежишь по венам вместе с кровью,
став частью и души, и тела.
_^_
* * *
Как тошен мне роман с душою,
где стол накрыт на одною,
где в зеркале лицо чужое
и я его не узнаю.
В блокноте прошлое малюя,
где полугрежу-полусплю,
жива лишь тем, кого люблю я,
убита тем, кого люблю.
Но будь поласковее ты хоть,
плывущая по воле волн,
стиха бесхитростная прихоть,
беды и счастья произвол.
Как просто открывался ларчик -
на кодовое слово "смерть".
Так лампа вспыхивает ярче
пред тем, как напрочь догореть.
Нет обручального на палец,
но есть любимое лицо.
Ну вот и жизнь закольцевалась.
Моё трамвайное кольцо...
_^_
* * *
Ночь всё переиначит
и всё перекроит.
День будет всё же начат,
хотя душа кровит.
Взвалю её поклажу -
не тянет, коль своя.
На карточке разглажу
потёртые края.
К глазам её придвину -
тобою подышать.
Любви моей лавину
уже не удержать.
Жизнь так тяжеловесна,
громоздка, неловка.
Вот-вот сорвётся в бездну
от каждого плевка.
Но знаю, ты удержишь
и ты убережёшь
тем же "Tombe la neige"
средь этих пошлых рож.
И я иду беспечно
сквозь жизни бурелом,
поскольку знаю: вечно
я под твоим крылом.
_^_
|
