Словесность

[ Оглавление ]







КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность



ПООДИНОЧКЕ  НА  ОСТАНОВКУ  ПЕРЕБЕЖИМ


 



      ВОРОВАННЫЙ  ВОЗДУХ

      Под сенью софитов, при крымских ли звёздах,
      поэты делили ворованный воздух:
      по булькам-граммулькам; с лица, из горла ли;
      братались-шептались, но чаще орали.

      О, гиблое племя, дружки-филоманы.
      Ворованный воздух сифонит в карманах.
      Ворованным воздухом поры забиты;
      и рифмы побиты; и души убиты.

      Во что вы ввязались, мои грамотеи?
      Обкрадывать воздух - пустая затея.
      Вдохнем, что осталось; за здравие грянем;
      и люки задраим; и павших помянем.

      _^_




      * * *

      Переженились, переплелись, переругались,
      перемирились, перебесились, и поутру
      на перекрестке - как перекормленный попугаец -
      икаю: одноклассникиру, однокласникиру.

      С января, говорят, ограничат поставки крови,
      переведут на лимитный энергорежим.
      Хватило ли вам, чужие мои, любови?
      Поодиночке на остановку перебежим.

      _^_




      * * *

      Остави мене, Господи, отступись от меня!
      Мало Тебе бегемотов Твоих и крокодилов,
      верблюдов и ослов Твоих?
      Звезды и ангелы Тебе служат,
      глиняные человечки поют Тебе осанну
      и машут кадилами.
      Все у Тебя есть, даже - рыба-меч.
      А у меня - я лишь,
      да и то - до поры до времени.
      Спрячься, Господи, вон за той горой,
      за тем перелеском.
      Я туда ходить не буду,
      но и Ты сюда - ни ногой.
      Мне еще детишек растить,
      пасеку на зиму в солому заворачивать.
      Если пчелы не перемрут,
      следующим летом пришлю Тебе меду.
      Знаю, где Тебя искать.

      _^_




      ВИТАЛИЙ

      "Суровые годы настали,
      и следом грядут - не легчей", -
      так мыслил почтенный Виталий,
      проснувшись однажды ничей.

      И думал он дальше, хромая
      в лежавший кругом неуют:
      "Земного лишился я рая,
      а в вечность котов не берут".

      Огонь его очи метали,
      деревья стояли во фрунт,
      пока не окончил Виталий
      свой метафизический бунт.

      Теперь у развилки дороги
      сидит он покорен и слаб.
      Суровые, лживые боги -
      у самых витальевых лап.

      И вот наклоняются низко,
      касаясь почти рукавом,
      и тычут холодной сосиской
      в духовную жажду его.

      _^_




      * * *

      Сперва послышался, а чуть спустя возник
      согласный свод ведомых и вожатых.
      Когда б умел, о, как прошел бы я сквозь них
      щеголевато.

      Они читают, любомудрствуют, поют.
      Открыто мне, что здесь я не в почете.
      Мой труд - иного свойства, знать, что тут
      наперечет я.

      А что осталось, так того я не таю,
      в витрине отражаю, туп от счастья.
      И все еще причастен и допущен к бытию.
      Хотя б отчасти.

      _^_




      КОЛОБОК

      Так пошарь по моим сусекам,
      не забудь и про коробок.
      Не достанет на человека -
      наскреби хоть на колобок.

      Разгонюсь конопляным полем,
      наминая ему бока.
      Я - исконно-посконный голем,
      без задоринки и сучка.

      Вот уже я небес касаюсь,
      птицу-тройку гоню, гоню...
      Ты не тронь меня, глупый заяц,
      это, брат, не твое меню.

      _^_




      * * *

      Кто на страже глубин и просторов,
      выше звёзд, над парадом планет?
      Тухачевский, Якир и Егоров -
      Лучших асов у Родины нет!

      Им гудят поезда и комбайны,
      машет кепкой с Эльбруса абрек;
      их великую лётную тайну
      вечно будут хранить Чук и Гек.

      Выползает шахтёр из загула.
      Скоро лето и скрежет секир.
      И парят над страной, как назгулы,
      Тухачевский, Егоров, Якир.

      _^_




      * * *

      Уместились в этой точке
      у бессмертья в закуточке
      мама, папа, даже я.
      Даже точечка моя.

      Точки в точке. Малоточье.
      Сверху - нечто молоточье.
      Сверху-сверху - молоко.
      Только это - далеко.

      - Скоро всех нас обесточат, -
      точка радио пророчит.
      И вздыхает, и хрипит,
      и не спит.

      _^_




      * * *

      Вот стану я стариком - и всякий меня обидит:
      кто в булочной обсчитает, кто в рюмочной недольёт.
      У входа в ЦПКиО облают - а ну, изыди!
      И в будущий межпланетный меня не возьмут полёт.

      Тогда ото всех запрусь, тогда ото всех уеду,
      тогда распишусь в приказе: мол, больше вам не родня.
      Не будет меня к утру, не ждите меня к обеду,
      и обод цепекиошный пусть вертится без меня.

      Ищите меня не здесь, я здесь уже не бываю.
      И там меня не тревожьте, ведь там меня тоже нет.
      Тревожную жизнь мою обиженно избываю
      и долго, по-стариковски, смотрю и смотрю ей вслед.

      _^_




      * * *

      Отравили Дездемону
      престарелые Сальери
      с перепою, с перебздона
      на ответственной премьере.

      - Как же быть с тобой, брателло,
      понимаешь, кровь взыскует?! -
      озадаченный Отелло
      Амадеусу толкует.

      Вянут свёрнутые выи.
      Хлещет кетчуп на манжеты.
      Всюду страсти роковые.
      Всюду - вечные сюжеты.

      Лишь у нас тут - жизнь-сермяга.
      И шепчу я еле-еле:
      бедный Йорик, бедный Яго,
      бедный старенький Сальери.

      _^_




      * * *

      О, жизни плотная основа
      и мозг, что вечно на сносях!
      Здесь каждый метит вставить слово
      и должен высказаться всяк.

      Идешь с кефиром из лабаза -
      торчат в тебя со всех углов
      всепонимающие глазы
      из всё объемлющих умов.

      _^_




      * * *

      Ставят сети апостолы,
      что на том берегу.
      Ни страны, ни погоста я
      опознать не могу.

      На слежавшемся гравии -
      лунь в обнимку с лещом.
      Здесь - конец географии
      и чего-то ещё.

      Здесь, отставив удилище,
      бродит речкой-Угрюм
      моё душехранилище
      и вместилище дум.

      _^_




      * * *

      Он спешит к своей Пандоре,
      этот короб - в самый раз.
      Человек - копилка горя,
      спермацет и дикобраз.

      Оттого-то на рассвете
      свой скребет резервуар
      и всему-всему на свете
      говорит аревуар.

      Скоро выйдет на пробежку,
      где встретит никого,
      где лишь ветви вперемежку
      с диким образом его.

      _^_




      * * *

      Грозовое небо ночевало
      в подземелье города Цхинвала.
      А наутро, с первою росой,
      потекло на город Тбилисо.

      За постой с него и за ограду
      брали люди чёрным виноградом.
      И катили чёрные шары
      в лунки у подножия горы.

      И, футбол с враждой перемежая,
      устилали небо урожаем.
      И тянули с небом заодно:
      где же ты, моё Мимино?

      _^_




      * * *

      Эти кричат: велик цезарь!
      Те причитают: кровав цезарь!
      А я молчу, ибо какое дело мне до цезаря.
      Цезарь сидит один в палатах каменных,
      Мономаха шапка его к земле клонит.
      Бояре - мздоимцы.
      Граница - по швам.
      Колесница сломалась.
      А мне сегодня ко дню защитника Отечества
      премию дали.
      Сказали: береги, сынок, Отечество
      и люби цезаря.
      Пойду уже домой, что ли.
      Загляну на почту, куплю конверт с красивой маркой,
      отправлю цезарю.
      Говорят, в детстве ходил цезарь в кружок филателистов,
      менял флору на фауну,
      Болгарию - на Корею.
      И когда оставался один дома,
      раскладывал на полу коллекцию,
      любовался ею да приговаривал:
      какая большая и красивая у нас страна!

      _^_




      * * *

      Этот щирый объем за фасадом,
      у столетия взятый внаем.
      Этот город, где мы так надсадно,
      так печально и грубо живем.

      Эта низкая, злая порода
      в перехлесте ржавеющих скреп.
      Эти мутные, долгие воды.
      Этот проклятый, каменный хлеб.

      Нету им ни звезды, ни отрады,
      бо не вышел на это указ...
      Эти, в блеклом, сырые отряды,
      за оградою ждущие нас.

      _^_




      * * *

      Полетаем, панночка, полетаем.
      По Луне мы, панночка, погуляем.
      Разглядим из кратера чёрта, бога ль.
      Будем есть из тюбиков гоголь-моголь.

      Вот и всё нам, панночка, партзаданье.
      Приземлимся за полночь на Майдане.
      Встретят нас горилкою - и взаправду
      мы с тобою - первые хохлонавты.

      Петухи валяются - никакие.
      И покуда бодрствует виев Киев
      да в степях геройствует субмарина,
      щэ не вмэрла панночка Украина.

      _^_



© Сергей Комлев, 2009-2025.
© Сетевая Словесность, 2009-2025.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Алексей Смирнов. Где стол был яств: и Доктор Энгельгардт. Два рассказа [Бритая Маковка толкнула Косички, качнулись Банты. Лиза и Коля – октябрята, но без пяти минут пионеры – остановились и завороженно уставились на сутулого...] Елизавета Григ. Сима [Эта необыкновенная история началась в соловьиную ночь – в самое подходящее время для всех необыкновенных историй на свете. Говорят, не поют соловьи, они...] Яков Каунатор. Кто же ты есть, как тебя звать... (Булат Окуджава) [Формула рождения стихов Булата Окуджавы до чрезвычайности проста: взгляд, восприятие; чувство; осмысление...] Андрей Коровин. Из книги "Любить дракона" (2013) Часть II [стать его сталкером / проводником / в новый мир / вещей букв людей / взять на себя ответственность / за его судьбу...] Татьяна Куземцева. И надеяться, и любить... [Как бесполезны дни – благословенны ночи, / И горести мои завязли между строчек. / И разве кто спасёт? А впрочем, что за дело... / Пожалуй, это всё...] Екатерина Вольховская. Чёрный пёс и другие [Кто разберёт их – о чём говорили / Девочка с куклой ночами под пледом? / Кукла любила глазами и бантиком, / Девочка – голосом, тихим и тёплым.....] Никита Николаенко. Взгляд обывателя [По прошествии нескольких недель я стал задаваться вопросом – а что же тогда произошло в тот жаркий день и происходило ли что-то стоящее на самом деле...] Владимир Буев. Пять рассказов о судьбах крымских татар в обрамлении прелюдий и ноктюрнов [Репортаж с творческого вечера писателя Шевкета Кешфидинова. Литературно-музыкальная композиция Шевкета Кешфидинова и Зеры Джемиловой, посвященная Крыму...] Зина Виноградова. Одна сплошная исповедь [Презентация книги Макса Батурина (1965-1997) "Гений офигений" в рамках проекта "Бегемот Внутри" в Малаховке.] Валерий Горюнов. Пиратская летопись о времени и себе (О книге Матвея Цапко "Экранка") [...как в любой летописи, записанные события и воспоминания постепенно выцветают и становятся неясным гулом прошлого, но у нас все равно остаётся недоступный...] Александр Хан. Созерцание и размышление (о стихах Александра Разина и Дарии Солдо) [Отзыв о стихах участников 103 серии литературно-критического проекта "Полёт разборов" Александра Разина и Дарии Солдо.]
Словесность