Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность



УРКАИНА
Сода и песок


    * Широкоскулая степь. Желтизна бубенцова...
    * Когда меня очертят мелом...
    * Я невинный, винный хрящик...
    * Крылья бабочки - это (спиною к спине)...
    * Плачет флюгер двуликий...
    * ВОРОБЕЙ
    * Меня зовут иван. Я украинца - отчим...
    * ПРИЗЫВ
    * Черешни успели, тарань, упоенная жиром...
     
    * Мне мама говорила, что нельзя...
    * ОКНО
    * Плывут тяжело балыки облаков...
    * Где яблони, ушедшие в себя...
    * Покуда спят без задних ног...
    * Пенициллин, оффшор, Овидий...
    * Все меньше ты будешь правым...
    * Воет мыло, как собака...


      * * *

      Широкоскулая степь. Желтизна бубенцова.
      Старый фольксваген, заглохший в Аскании-Нова, -
      Братец Аленушка. Автопортрет Васнецова.
      Блеет козленочек (с волчьим билетом). Хреново...

      Мне отпускает холодное пиво кофейня,
      пахнет зерном перемолотым Зина, хозяйка.
      А за окном, безлошадная спит таратайка,
      там, где стояла усадьба барона Фальц-Фейна.

      Даже в провинции - не обойтись без мокрушки:
      Ливень такой, что вселенная - моль на мольберте!
      И страусиные перья торчат из подушки,
      как заповедные мысли о жизни и смерти.

      _^_




      * * *

      Когда меня очертят мелом,
      как будто я - примерный школьник,
      где: оробелый парабеллум
      и - не оседлан подоконник...
      Еще не всхлипывает чайник,
      Еще, белее аспирина,
      Зима. Разбуженный начальник
      и участковый - Загарино.
      Собранье туш - играет туш,
      а в трубах - зайчики играют.
      И кто придумал эту чушь,
      что от любви - не умирают?
      Зашепчет местное шабли
      о мавританках Воскресенки!
      А вспоминаешь: корабли
      и в кровь разбитые коленки...

      _^_




      * * *

      Я невинный, винный хрящик,
      совиньон. На Уркаине -
      Я с тобой сыграю в ящик
      и меня растопчут свиньи...

      Соберут мои пожитки,
      отпоют мои посмертки
      и подарят маргаритки
      нам сердючковые верки.

      И в преддверии заката
      заскрипят, заплачут петли...
      Вот увозит азиата
      запорожец в стиле бентли.

      Вот ГАИ в гаю бетонном:
      что за драка после драпа?
      Вот гопак под Роллинг Стоун
      и объятия сатрапа.

      Здесь уносит Галя воду
      в киностудию Довженки.
      Здесь в кустах ебут свободу,
      но еще не ставят к стенке.

      Вот стремленье (мэр запаслив)
      к европейскому сараю.
      От чего же я - так счастлив
      и от смеха умираю?

      Совиньон, уньон совьетик,
      Гоголь-моголь, ностальгия,
      Не раскуришь семицветик,
      так его съедят другие.

      Я и сам - не верью в это
      Рифмоплетное гусарство.
      Потому, что для поэта,
      Уркаина - государство!

      _^_




      * * *

      Крылья бабочки - это (спиною к спине)
      засыпают влюбленные. И снится им:
      южные звезды, город в огне,
      мертвые лучники - под колесницами.

      Перламутром пуговиц не мудреней,
      бархатом алым, в крестьянских ситцах,
      запах цветочной пыльцы, верней:
      что-то из Бродского, о ресницах.

      Вот и закрылись - видно спугнули сон
      шустрые ласточки? И полуночники
      снова обнялись...
          Поезд "Киев-Херсон"-

      крылья бабочки, жадные, как челночники.

      _^_




      * * *

      Плачет флюгер двуликий:
      не видать корабля.
      Я не стану великим,
      чтоб не бросить тебя.

      Что ж, пусть падает рейтинг,
      только не уходи.
      Я "Прощанье еврейки"
      запишу на СD.

      Из Петрарок - в Петрушки,
      как в НИИ - из братвы,-
      потому, что - не Пушкин,
      не Кабанов, увы...

      _^_




      ВОРОБЕЙ

      А могли б - в петухи. Подмахнули шустро,
      треугольной печаткой накрыли...
      И теперь я служу воробьишкой в метро,
      расправляю блохастые крылья.

      Здесь подземно-воздушные снятся бои,
      я пикируюсь с собственной тенью!
      Хорошо, что Господь не работал в ГАИ:
      быть на птичьих правах - превышенью.

      У меня о любви чикчириков вагон
      и тележка о малых печалях.
      Зарифмованный, как: Арагон - самогон,
      в тишину о морях и причалах.

      Где по райски, в моем воробьином миру,
      пахнет пивом и вяленным шпротом,
      Запотевшую кружку за ушко беру
      и шепчу сокровенное что то...

      _^_




      * * *

      Меня зовут иван. Я украинца - отчим,
      по линии метро, Дидро и многоточий ...
      Меня крестил - монгол, рожденный, между прочим,
      во время перелета Адис-Абеба - Сочи.

      Когда пишу стихи - меня зовут Абрамом,
      Иосифом и Львом. С похмелия - Ильей,
      Гришуней и т.д., трясусь над каждым граммом.
      Я - сверх! Я - анти! Под
      веревкой бельевой.

      Я Гарлем Станислав из племени масаев,
      освоивший язык английских мясникоw.
      Мне говорят: "Шамиль, тебе звонил Басаев...",

      ... Дождь совершает хадж, в четверг, среди песков.
      Снег не умнеет вверх, не сбрендивает льдинка,
      в наваристых борщах - лавровая листва...
      И лампочка в хлеву - увы, не аладдинка,
      все спишет ноутбук, не помнящий родства.

      "Ганс...", - промурлычешь ты
            над чашечкой кофейной,
      невольно оголишь орловское бедро.
      И через полчаса, резиною трофейной
      пропахнет целый мир и шлепнется в ведро.

      Нью-Йорк. Я нынче - Пол, шибает в грудь свобода,
      сверкает потолок и лысина портье,
      противный, ведь любовь... она мужского рода!,
      О, лебедь, либидо! И фикса - от Картье...

      Экс вице-мандарин династии Халтура,
      какой-нибудь Мишель, праправнук Лао-Цзы,
      Я, вобщем-то, никто: искусство и культура,
      история надежд из Юрия Лозы.
      Предтеча и венец последнего аборта
      и первый эскимос, вернее Филарет,
      Я вышел из трико для звезд большого спорта
      и в партию вступил. И вырубился свет...

      _^_




      ПРИЗЫВ

      Причал, стальными скулами скрипя:
      где тяжело волна с волной сшивалась...
      Я плакал так, как плачут от тебя,
      от жалости. Но что такое жалость?
      Спасти, обнять, отпежить облака,
      дать денег этой девочке тэндитной?
      Причал, и вот опять моя рука -
      в бушлат, за фотокарточкой кредитной...
      Такой литературный банкомат,
      и птица Пенис. Светлое бессилье...
      Служить бы рад. И вот - военкомат,
      и вот рюкзак. А обещали - крылья...

      _^_




      * * *

      Черешни успели, тарань, упоенная жиром,
      ах, этим распахнутым брюхом
      черпать: золоченные ноздри, кинзу,
      Похерим Верхарна, отпустим с войною и миром...
      Теперь нам с тобою легко, как два пальца в грозу...
      И молния, джинсы и медленно облако очень
      седой оленихой плывет - расписные рога!
      И сколько теперь у меня этих деней и ночен,
      где хуй не гулял и куда не ступала нога!
      Не будет речей государству, любви алиллуев,
      гнилой журналистики больше не будет, не бу...
      Я денег просил, я один из блядей и холуев,
      Не знаю, Олеся, в какую сыграю трубу.
      И вот отмолюсь, потому что черешни успели,
      в дощатое брюхо последнему лету уткнусь.
      Как будто меня отшептали, простили, отпели,
      и вспомнили вновь, и забыли опять наизусть...

      _^_




      * * *

      Мне мама говорила, что нельзя
      предательством заслуживать медали.
      Ох, как я благодарен вам, друзья
      за то, что вы меня не предавали.
      За то, что вы прощали наперед
      мои долги. За то, что вы платили
      терпеньем, добротой - который год!
      За ласковые слезы крокодильи...
      Для поцелуев губы - коротки,
      а для объятий - крылья не поспели.
      Спасибо вам за все, мои братки:
      за то, что не смогли и не успели...

      _^_




      ОКНО

      Сода и песок, сладкий сон сосны:
      не шумит огонь, не блестит топор,
      не построен дом на краю весны,
      не рожден еще взяточник и вор.

      Но уже сквозняк холодит висок,
      и вокруг пейзаж - прям на полотно!
      Под сосною спят сода и песок,
      как же им сказать, что они - окно?

      _^_




      * * *

      Плывут тяжело балыки облаков, -
      такие в холодной не спрячешь.
      Ты пьешь из наставленных мужу рогов
      грузинские вина, и плачешь...

      Плетеное кресло, ореховый стол,
      котенок, оставивший лужу...
      И этот... тот самый... поел и ушел,
      умчался... к любимому мужу!

      _^_




      * * *

      Где яблони, ушедшие в себя,
      от нежности и тяжести устали,
      Как рукопись запретную, любя:
      земные боги нас с тобой листали.

      Печален тот, кто знает наперед,
      кто будущее видит в пережитом.
      И потому одеться в переплет
      бессмертия, увы, не разрешит нам.

      И в этих вот божественных очах
      грешно увидеть что-нибудь людское:
      войну, к примеру, ужин при свечах,
      восторг поэта и тоску изгоя....

      И, отчего, переморгнув века,
      над нашей жизнью вдруг остановились,
      где осень, наливные облака
      и в кимоно одетая река...
      Они молились. Может быть, молились.

      _^_




      * * *

      Покуда спят без задних ног
      трамваи - ангелы отгула,
      Покуда спишь и ты, щенок,
      и ненависть в тебе уснула.
      На цырлах прыгает цыфирь,
      Качаясь, маятник кемарит.
      И черный, утренний чифирь
      сосет под ложечкой комарик.
      Пройдемся, растрясем жирок,
      волчонок, баловень, сильвестрик...
      блестит конвойный номерок,
      звучит со-камерный оркестрик.
      И, ты, не вой и не грусти,
      Урла! въезжает в мысли наши...
      ужель, задумал провести
      свое бессмертье у параши?
      Курнешь букетик полевой,
      и мы теперь с тобою квиты...
      За всех и вся: глаза открой! -
      так широко они закрыты...

      _^_




      * * *

      Пенициллин, оффшор, Овидий...
      Не приставайте к кораблю!
      Людей, которых ненавидел,
      я отплываю и люблю.
      Они, обутые в онучи
      и облаченные в меха...
      Как, вондерфул, они вонючи
      и как печальны: "ха-ха-ха!"
      И снова степь. Опять разлука,
      опять клубничная заря...
      Я зарядил, а ты - ни звука,
      Лишь - облака и якоря...

      _^_




      * * *

      Все меньше ты будешь правым,
      нырнув с головою в высь.
      И нет для стихов отравы
      смертельней, чем здравый смысл.
      Сколь тщательней не расчесывай
      свои мозги на пробор:
      Небесные псы и осы (why?)
      исполнят свой приговор.
      Защелкнут дверь на задвижечки
      в прихожей погасят свет,
      За все твои, братец, книжечки,
      детдомовский Интернет.
      За то, что, как свитер вязаный,
      ты свой распускаешь стих,
      И осы, и псы - не обязаны
      тебя от ума спасти.
      Такая осень за окнами
      неболдинская с утра.
      Эх, трудно быть одинокими,
      Дежурная медсестра!

      _^_




      * * *

      Воет мыло, как собака,
      Леденцовая луна...
      Куличи и дули с маком,
      да клубничная слюна!
      Я люблю; и вот не поняли:
      наподдали под обрез...
      И очнулся в чистом поле ли,
      или в чью-то душу влез?
      Самогон и скит Архангельский
      Заготовил про запас...
      Почему ж мой голос ангельский
      никого из вас - не спас?
      Пусть спасители двуглавые:
      накорми и напои..
      Лишь не плюй на крылья правые,
      и на левые мои...

      _^_



© Александр Кабанов, 2001-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.





Словесность