Время падения с луны
ЧУВСТВЕННЫЙ МИР
Академик Павлов перерезал псам глотки, тыкал их волглыми носами в щи и глотал слюни. Мальцом Горький оказался в Сандунах со Львом Толстым, где обнаружилось, что у классика краеуголен подиум, и Алёшка смутился и расплакался. Существование девятой планеты Солнечной системы - Плутона на кончике пера объяснил безвестный астроном и пенял за холостяцким преферансом, что она, планета, как женщина, которую он мог бы полюбить - невидимка, а рядом... Подобные мысли всегда загоняли меня на диван, в сплин, покуда я не задумался: дело в том, что чувственный мир пересекается с нашим не столь часто, сколько мы подозреваем. Просто великий физиолог переводил последнюю капусту на "рефлекторную пищу" и недоедал. Граф Толстой постоянно писал и был усидчив. А Плутон, он просто есть...
Мой городок так невелик, что с дивана до центра его - только что натянуть ботинки. Платная школа (элитный лицей, так теперь говорят) арендует эстраду городского парка на утренник для первоклашек. Вот в костюме мартышки ходит жирная завуч. Вот Бармалей с залысиной - физрук - экс-гимнаст "с мениском"; старенькая медсестра-Айболит рвёт ему зуб. Жирная завуч - очень хорошая женщина и всегда мечтала служить учительницей. Физрук - призёр европейских кубков. Старушка просто умеет делать уколы... Вот дети: они смеются и вытягивают шеи, им нравится, ибо актёры естественны - они не играют, а просто дальше живут свои жизни.
Исключая форс-мажор, детишки вырастут - и то, чему они смеются сегодня, остынет в слезы по детству, которое только однажды. Гляньте на липы вокруг, на майскую листву их - она рвётся из дерева, как пар из самовара; трещит кора. А на задворках плана художник на пленэре; он пишет кипучую листву, забывши, как ей суждено облететь, и значит, замолчит главное. Это не имеет отношения к чувственному миру, как не имеет к нему отношения ничего, что можно забыть или вспомнить.
Но если скользнуть из городского парка в калитку слева, то взглядом, а через двести шагом - лбом, упрёшься в общежитие городского медколлежда. Что такое "баба на корабле"? А вот что. Сивое здание общаги в народе - "корабль". Вечерними ноябрями из его ввысь и вдаль нескончаемых форточек-иллюминаторов доносится смех, дребезг выпивающих и вялые, как лягушки, плюхаются презервативы. Там густо, как насекомые в шкафчиках, обитают девочки, вчерашние "непосре" (неполное среднее образование, 8 классов средней школы - прим. автора), направленные родными районами постигать эскулапову грамоту, и которым сразу не растолковали, что статья БМЭ "Coitus" - не инструкция, а монография "Кожные заболевания" - не рецептурный лист. Потому в общаге весело и всегда дембеля.
Раз мой приятель-литератор, волею судеб постоялец подобного заведения, случаем познакомился с девочкой-студенткой, которая "тоже пишет"; зачем-то проболтал с ней битую ночь на коридорной лестнице - и достаточно плотно, потому что наваял об этом пару лучших страниц (моё частное мнение) в своём романе (тоже, кстати, на тему пола). И когда я похвалил те страницы и он в благодарность с оказией и как бы из-под полы показал мне ту девочку, а я изустно заключил, что "она - трогательная и даже милая", приятель вдруг сказал с воодушевлением:
- Да ты что, она же вся больная!..
Я растерялся и не понял, к чему это он и какого чёрта - но может быть, это и значило, что речь идёт о любви?
Потом девочка, видимо, по протекции приятеля, появилась нашем кругу товарищей-писак и приятель помог ей освободиться от шубки искусственного меха (про какие говорят, "зверь добыт в отделе мягких игрушек") и вместо того, чтобы запахнуться в скрещенные на груди руки и воздеть чело, был естественным ровно настолько, насколько умел и подмигивал ей за чтением своих опусов, а затем и проводил, куда там ей следовало проследовать. Из чего я заключил, что приятелю она "до куки" (и тем загадочнее для меня его тогдашнее "Да ты что...") - а главное, что чувственный мир, помноженный на искусство, безусловно делится на человечность; и что вдохни взаправду Пигмалион жизнь в свою галантерейную Галатею - быть ему бессердечным истуканом.
Почему человек, обладающий двумя безголово преданными ему женщинами и кучей их (своих) детей, приходя к человеку такого же положения, тасует видеотеку и осведомляется, нет ли свежей порнушки - и порнушка есть? Почему литератор, искушённый в стихосложении, бежит "заштампованного" люблю, громоздит вавилонскую башню тропов и, заваленный ею, сминает пивную банку и шагает, шагает, где проспект смыкается с лесом и где "дают за бабки"?.. а после шерстит в паху, что в затылке: а как бы оно здорово, как просто и важно - я вас люблю, чего же боле... Почему лебедь, чья половина №2 хулигански сбита картечью, по простоте душевной и взаправду - умирает?
Да всё потому же, потому же.
Вот люди идут под одним зонтиком, держат его рука в руку и вздыхают в унисон, они не спят телефонными ночами, улыбаясь глупостям друг друга; потом люди женятся, чтобы умереть в один день. Так течёт река, а теплоходы становятся на якоря. Так настают приливы и отливы, а Луна обращается кругом Земли. На том стоит мир.
И жалок художник, разглядевший однажды в женщине черты Беатриче, Дианы... et cetera, и полюбивший эти черты и наделивший женщину этими чертами, возжёгший её вдруг, как свечку, и отправивший странствовать по своим романам и холстам - в веках. Подарив радость желать её - потомкам.
Я говорил, что чувственный мир не имеет отношения к тому, что можно забыть или вспомнить? Свеча горит сама по себе. А женщина, которой сказали её красоту, стареет и на подсвечник слезится воск. А художнику всё равно, что женщина, открытая им, хочет платить ему любовью, как Создателю - и ничего не умеет больше, кроме любить. А женщине всё равно, что художник в быту - форменный говнюк, что жрёт пиво, пропадает на дни, а потом морщится на поцелуи и говорит вопреки: назло говорит то, что не говорят тому, кто тебя любит; что не говорят любому, кто вообще любит. А женщина даже не страдает - так просто воск слезится на подсвечник.
В порочном кругу пигмалионов-галатей - вдувай ты жизнь в статуи, либо отсекай всё лишнее с девочек из плоти и крови, задуманных для домашнего очага и покоя... некому там рука в руку держать зонтик.
Тот же приятель-литератор заявил мне, что берясь за перо (авторучку, клавиатуру ПК), автор обязан подразумевать некий негласный договор между ним, автором и читателем. То есть автор излагает на бумаге свои мысли и ощущения во внятных читателю формулировках, а читатель платит за это вниманием к его творчеству. Следовательно теперь, как законопослушный автор, я должен прибраться на пространстве (рассказа? - не подберу жанра) и расставить все вещи по своим местам.
Но я не буду. Пускай лезет из дерева листва и растут себе дети; пусть дембеля покупают "медичкам" торты и сорят презервативами. Мне, что ли, собирать разбросанные Богом игрушки?
И к чёрту (к создателю его!) чувственный мир. Скучно? Разговаривайте с обоями. В конце концов скука, оснащённая фантазией - что плоскодонка с парусом: хоть и неважнецкая игрушка Эолу, а в тумане моря голубом - белеет! А солёный собачий нос (хотя бы и Павлова) - существа, которое для чего-то умеет быть преданным - если перевернуть, уморительно похож на маленький кожаный якорь.
Следующий рассказ
Оглавление
© Анатолий Яковлев, 2003-2024.
© Сетевая Словесность, 2003-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
