КАК УМЕР Я И КАК ЗАЧЕМ-ТО ВЫЖИЛ... (О стихах Андрея Ханжина)
...написанное в тюрьме показывает вам, что ад - дело рук человеческих, ими сотворённый и укомплектованный. И в этом - ваша перспектива вынести его... Вообще же, в тюрьме выжить можно. Хотя надежда - это как раз то, в чём вы меньше всего нуждаетесь, входя сюда; кусок сахара был бы полезней.
Бродский
Думается, тема "Поэт и тюрьма" еще найдет своего вдумчивого исследователя. Он, этот исследователь, начнет не иначе как с "Баллады повешенных", бегло посочувствует Камоэнсу, далее, допустим, заглянет во глубину сибирских руд, помянет узника Рэдингской тюрьмы. Ах да, Назым Хикмет, Муса Джалиль там, то-се. Конечно, Жан Жене, куда без него. Еще кто-то.
Вторая половина двадцатого и двадцать первый в России дают гипотетическому исследователю новую пищу для размышлений. Ссыльный еврейский юноша, впрочем, в этой вашей Норенской отнюдь не бедствовавший. Переросток Савенко, вылепивший из своих отсидок отдельный предмет для самолюбования. Витухновская, которую мутная история с веществами, как это часто бывает, в глазах многих сделала страдалицей режима и затем подняла до уровня властительницы некрепких умов - беспесды хороший старт, жаль, тексты от этого лучше не стали. Константин Парамонов, после опыта "Крестов" неожиданно соскочивший с отличных стихов на отличную прозу. И кто-то еще.
(Двадцатый и двадцать первый породили в России другой феномен - поэт-вертухай. Генеалогия восходит к Слуцкому, но этот по крайней мере всю оставшуюся жизнь мучительно боролся с внутренним "мусором" - и победил. Сегодняшние поэты-вертухаи - бывшие и действующие судьи, прокуроры, начальники колоний, менты, санитары психушек, весь, короче, обслуживающий персонал - чувствуют себя как никогда комфортно, душевных терзаний не испытывают, пишут стишки о Боге и царе, родной природе и бабе под водочку. Предел мечтаний - стать модератором какого-нибудь некрупного поэтического сайта или куратором локального литературного мероприятия. Здесь их натура разворачивается в полный рост.)
***
Андрей Ханжин отбывает срок за убийство. Андрей Ханжин - колоритнейшая фигура в истории сибирского рока, сподвижник Ника Рок-н-ролла, второй вокалист группы "Коба", собеседник и собутыльник многих других не менее легендарных деятелей. Только вот уже довольно давно по причинам, которые не нам и не здесь обсуждать, длинные волосы, собранные в хвост, сменил короткий зековский ежик.
А помимо всего этого Андрей Ханжин умудряется вести живой журнал - понятия не имею как, может быть, через друзей на воле, а может, это и вовсе фейк - и писать стихи, а вот это уже не фейк ни разу.
В таких случаях всегда есть опасность впасть в совсем дурной тон, поддаться отрицательному обаянию времени и места, где пребывает автор. Сказать какую-нибудь ерунду про окровавленные куски исковерканной жизни. Эти бесконечные перечисления через запятую, эти исступленные медитации на ускользающие детали бытия, это задыхающееся "жить, жить" чуть ли не в каждом тексте.
Наш предполагаемый исследователь так делать не будет. Наш исследователь бесстрастно задокументирует простой факт: сегодня поэт Ханжин сидит на зоне (вариант: внутренней зоне духа) и пишет оттуда стихи о Родине и любви. Метафора слишком хороша и страшна, чтобы не подыграть. Точка и абзац.
Само существование стихов Ханжина оспаривает и подтверждает постулат уже упомянутого Бродского, что в заключении лучше всего пишется проза, потому что "монотонный язык тюремной определённости поэзия находит враждебным порывистой природе стиха" , ведь "сутью любого хорошего стиха является конденсация, скорость" . Время в этих тюремных стихах остановлено и сжато до пугающей, избыточной осязаемости, и это как раз тот избыток времени, компенсирующий недостаток пространства, о котором говорит нобелевский лауреат в первых строках своего эссе.
Другое дело, что поэт и тюрьма - две в принципе несходные противоположности: абсолютная свобода и абсолютное подавление. Будучи насильственно соединенными, они дают ту обжигающую, черную и ядовитую, как чифир, смесь из зековской сентиментальности, рокенрольной безбашенности и безжалостной трезвости умудренного своими ошибками человека, каковой являются стихи Андрея Ханжина.
* * *
Поэт сидит в тюрьме. Тюрьма сидит в поэте.
Он по уши в дерьме, он хуже всех на свете.
Он вроде бы убил, а может быть, ограбил.
Ах, до чего любил играть он против правил.
И лето, и зима проходят мимо кассы.
А в нем самом тюрьма и неизбывный карцер.
И не помрешь во сне, и заднего не врубишь.
Над шконкой на стене - портрет Татьяны Друбич.
За эту чепуху,
за девочку за эту
прости как на духу все косяки поэту.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
