Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




МУЗЫ РИКАРДУ РЕЙША -
самого таинственного гетеронима Фернандо Пессоа

Впервые опубликовано в:
Переводчик: научно-художественный журнал
Забайкальского государственного университета. -
Чита: ЗабГУ, 2019. - Выпуск 19. - С. 84-93


Рикарду Рейш - гетероним или "маска" Фернандо Пессоа (1888-1935) - португальского писателя с глубочайшим философским мышлением, тонкого лирика. Как и другие его гетеронимы, Рейш обладает собственной биографией, своим литературным "почерком", своими взглядами, собственной подписью, характерным внешним обликом. Рикарду Рейш, изучавший латынь в колледже иезуитов, а греческий язык - самостоятельно, подошёл ближе всех гетеронимов Пессоа к вершинам античного творчества. Фернандо Пессоа определил сущность Рикарду Рейша так: "Греческий Гораций, который пишет по-португальски". Из поэзии Горация, служившей ему образцом композиции его од (так он называл свои поэтические произведения), в них пришли три музы: Лидия, Хлоя и Неера. Поэты-классики традиционно не могли творить без музы, их вдохновлявшей, вот и Рейшу, чтобы доказать свою принадлежность к классицизму, потребовалось обратиться к музам. Но его связь с музами является полностью нетипичной, базируется больше на отрицании, чем на истинной привязанности, так считают португальские критики Л.Р. Камаргу и М.Н. Феррейра Гомеш Тимотеу.

Хлоя, похоже, самая молодая из них. Некоторые португальские литературоведы считают этот образ навеянным отношениями Пессоа с Офелией Кейрош, другие связывают образ единственной известной женщины, с которой был связан португальский гений, с Лидией Рикарду Рейша. Хлоя самой своей молодостью пробуждает в Рейше ощущение бездны: он видит юное личико и предчувствует, что скоро оно прекратит своё существование. Именно к Хлое обращены его фразы, наиболее близкие к эротическим и чувственным. Лишь с ней поэт разрешает себе касания, поцелуи, ласки, Но и в этих отношениях слишком чувствуется скоротечность жизни, самые яркие моменты - это прелюдия конца, каждый поцелуй ощущается прощальным.

Хлое посвящены такие оды: "Пусть поцелуй наш каждый...", "Краток жизни срок, даже самой длинной..." (эти переводы есть в кн. Лузитанская душа. Стихи португальских поэтов XV-XX веков. Сост. и переводчик Ирина Фещенко-Скворцова. - М.: Водолей, 2017. - 232 c)..

Вот - одна из характерных од, связанных с именем этой музы поэта:

        За листом тотчас лист не падает...

                   De amore suo (О твоей любви)

        За листом тотчас лист не падает,
              Всё не сразу случается,
        И для нас приходит не сразу знанье,
              Что всегда умираем мы:
              Помни, Хлоя, мы - смертные.
        Раньше тел, какие любовь являют,
              В нас дряхлеет сама она.
        Мы же, порознь, юны ещё чудесно,
              Сберегаемы в памяти.
        Ах, когда б мы были такими вечно,
              И вся жизнь длилась час всего,
        Мы в объятье каждое так чрезмерно
             Жизнь, что гаснет, вложили бы:
        Целовались так, что в момент последний -
              Поцелуй наш единственный
        На обоих нас всю громаду мира,
              Тяжесть мира обрушивал.

Но, несмотря на эти пламенные слова, кстати, совсем не характерные для поэта, Рейш избегает сильных чувств, ведь любить - значит подчиняться, отдаваться на волю другого, любовь может ранить. И вот, за 5 лет до смерти, Пессоа / Рейш так обращается к Хлое:

        Не надо мне, Хлоя, твоей любви...

        Не надо мне, Хлоя, твоей любви,
        Она ждёт ответной. Мила мне свобода.

        Надежда - обязанность чувства.

Если Хлоя - муза чувственного наслаждения, то другая муза - Неера - спутница его прогулок среди полей. "Португальский Гораций" заранее оплакивает всё живое, которому суждена могила. Даже взгляд на природу наводит на мысль о том, что человеку назначено слиться с ней после смерти. Свои наблюдения и размышления, связанные с природой, Рейш разделяет с Неерой, называемой им "флавой" ("flava" по-португальски означает "белокурая" или "золотоволосая"). Даже спокойствие и иллюзия свободы, какие возникают на лоне природы (в отличие от городов), не помогают Рейшу забыть о беге времени и о том, что всё проходит, не избавляют от "холода тени". И всё же природа освобождает Рейша от присутствия других, от навязанных отношений с ними, от угнетения со стороны города с его движением, напряжённой жизнью. Эта иллюзия свободы была бы полной, если бы можно было не думать о ней как об иллюзии. В "Лузитанской душе" тоже есть стихи, посвящённые этой музе. А вот эти переводы ещё не были опубликованы раньше:

        Горы блистают на солнце снегом...

        Горы блистают на солнце снегом,
        Холод спокойный скорее нежен,
              Он полирует жала,
              Острые копья солнца.

        Прятаться нам ни к чему, Неера,
        Нам ли желать, коль ничто - мы сами?
             Просто сидим на солнце
             И ощущаем холод.

        Мы насладимся и этим мигом,
        Радость торжественна, чуть печальна,
             Ждать будем смерти, будто
             Всё нам о ней известно.


        Неéра, губы струями омой ты...

        Неéра, губы струями омой ты
              Тихого источника.
        Тогда горячка, боль уймутся сразу,
              Те, что в жизнь вносила ты.
        Ты ощутишь спокойную природу
              Светлых вод, узнаешь ты:
        Не беспокоят ни тоска, ни скорби
              Резвых нимф источников,
        И вздохи их - лишь звук струи весёлый,
              Шум воды естественный.

        Неéра, знай же, что причины скорби,
              Не в вещах естественных,
        Родятся в душах наших, в общей жизни,
              В злых оковах общества.
        Учись, о юная, науке сложной
              Радостей классических,
        Чтоб тихо жить, печаль не выражая,
              Только вздохом изредка.
        Источник бледный, воду проливаешь
              Гордой красоты твоей
        Поверх доверья рук несмелых наших,
              Что боятся радости,
        Сомнением от века загрязнённой,
              Знанием отравленной
        Мнемоники суровой и фатальной
             Вотчины Плутоновой.
        Цветы, улыбки, песни освещают
              Нашу долю смертную.
        Чтоб скрыть ночную глубь раздумий наших,
              Что склонились горестно,
        Ещё при жизни гнёт Плутона чуя,
              И в надежде мертвенной
        Сознание хранящих о возврате
              Хаоса предвечного.


        Здесь, Неера, далёко...

        Здесь, Неера, далёко
        От людских поселений,
        Где никто не мешает
        Нам в пути, не заслонят
        Горизонта дома,
        Будем верить: вольны мы.

        Белокурая, знаю,
        Тело - наши оковы,
        До желанного - тщетно
        Нам рукою тянуться;
        Знаю, здесь, как и всюду
        Плоть ветшает, её нам
        Дали боги на время,
        Только до Преисподней.

        Но зато нас не держит
        Здесь ничто, кроме жизни,
        Не касаются руки
        Нас чужие, и шага
        Не услышишь людского
        На тропе одинокой.

        Плена не ощущаешь,
        Коль не думать об этом,
        Так не будем же думать,
        Разрешим себе верить,
        Что свободны всецело,
        Ведь иллюзия эта
        Нас равняет с богами.

Наиболее значительны отношения Рейша с его музой - Лидией, их можно назвать духовными, отвечающими идеалу эпикурейца. Но в противоположность "удовольствию покоя" или "удовольствию от отсутствия боли" учеников Эпикура, Рейш предлагает умение любить умозрительно, не обмениваясь даже краткими ласками и поцелуями". Лидия - муза, которая сидела с поэтом возле реки, наблюдая вместе с ним за бегущей водой - символом уходящего времени. Ей доверяет Рейш свою сокровенную тоску. Рейш и Лидия перед рекой Времени - супруги, не ставшие ими по решению поэта.

Наиболее характерным и самым известным стихотворением, обращённым к этой музе, является написанное гекзаметром "Лидия, ты приходи посидеть у реки неширокой" (Опубликовано в "Сетевой словесности" 27 августа 2015).

Стихи, посвящённые Лидии опубликованы в моём переводе в журнале "Просодия":№ 8, 2018 ("Ведом страх мне, Лидия, перед роком"), в "Менестреле" № 3 (8), ноябрь 2017 ("Многие радость вкушают от радости", "Бегство дня так нежно сегодня длится" и др.), в "Лузитанской душе".

Приведу ещё неопубликованные переводы:

        Каждой вещи срок отпускает время...

        Каждой вещи срок отпускает время,
        Не цветут зимой дерева и травы,
              Поле весной не знает
              Белого одеянья.

        Ночь спокойна, Лидия, нет в ней жара.
        Что несёт нам день в лихорадке вечной,
              Ночью любить нам легче
              Смутную нашу жизнь.

        Мы к огню свою принесли усталость,
        Ибо этот час для неё назначен,
              В полный не будем голос
              Тайны покров тревожить.

        Пусть прерывны тёмные будут речи,
        Тихий свет случайных воспоминаний
              (Большего не позволит
              Чёрный уход светила).

        Пусть помалу вспомнится нам былое;
        Прошлых лет рассказы звучат вторично,
              Нас воскрешая, давних;
              Слушаем их и видим

        Те цветы, что в детстве прошедшем рвали,
        Прежним взглядом, взглядом иным на вещи,
               Мир обновляя чудно
              Детским сознаньем нашим.

        У огня, о, Лидия, где нам светит
        Дом богов, их вечный очаг на небе,
              Будем мы беспокойство
              Прошлым латать усердно.

        Только мысль о том, что уже мы были,
        А снаружи - ночь сторожит всего лишь, -
              Тёмная ночь Цереры, -
              Отдых даёт нам в жизни.


        Оставим знанье, Лидия, может ли...

        Оставим знанье, Лидия, может ли
        Оно цветы, как Флора, рассаживать
              Курс менять колесницы
              Светлого Аполлона?

        Оставим скудное созерцание,
        Оно от близкого отстраняется,
             Слепнет, пристально глядя:
             Взор туманит усталость.

        Смотри, Церера всё не меняется,
        Вздувает колос зреющим семенем,
             А под флейтами Пана
             Поле вмиг замолкает.

        Смотри, античной грацией полные,
        Газель затмили сада небесного
              Нимфы, танцем несомы,
              И не зная покоя.

        И как с ветрами, лесом летящими,
        Гамадриады нежные шепчутся,
              Пана отвлечь пытаясь
              От пристрастия к флейте.

        И нам ли способ новый придумывать,
        Мы радость видеть в жизни обязаны,
               В золоте Аполлона,
               В лунном лике Дианы.

        Юпитер громом в небе раскатится,
        Нептун ли волны бросит неистово,
               Пляжи плоские топит,
               Скалы чёрные лижет.

        Вот так и жизнь, всегда неизменная,
        Не видим Парок, нить обрезающих.
               Пусть о них мы забудем,
               Будто нет их и вовсе.

        Цветы ли рвём, родник ли мы слушаем,
        Проходит жизнь, хоть бойся, хоть радуйся,
               Да и думать не стоит,
               Если знаем заране:

        Лишимся света мы Аполлонова,
        И от Цереры в дали отправимся,
              Где пугливую нимфу
              Флейтой Пан не чарует.

        Одни часы спокойные стоит нам
        Беречь, богам в лукавстве наследуя,
              Так мы хитростью сможем
              Научиться покою.

        И пусть придёт потом седовласая
        К нам старость, если боги пожалуют,
              Этот час сберегая
              От проклятья Сатурна.

        Но пусть богами будем всесильными
        Самим себе, никто нам не надобен,
              Кто себя почитает,
              Поклоненья не ищет.

А вот эта посвящённая Лидии ода, кажется, определённо навеяна встречами Пессоа с Офелией Кейрош:

        В тот момент, когда по лугам цветущим...

        В тот момент, когда по лугам цветущим
        Мы идём, и наша любовь - посредник -
             То присвоит, что знали бы
             Друг о друге без третьего,

        В тот момент, когда нас виденья эти
        Внешним блеском, прелестью захватили,
             Нашей общей душой они
             Дерзко властвуют, Лидия,

        Так люблю тебя, что сказать не в силах,
        Коль начну я речь, о лугах мой лепет,
             И настойчиво вторит мне
             Речь любови невидимой.

А эта ода датирована 1932 годом, это за три года до смерти Пессоа:

        Что мы знаем, Лидия? Мы - чужеземцы...

        Что мы знаем, Лидия? Мы - чужеземцы,
        Где бы мы ни жили. Всё нам - чужое,
               Язык у всего - чужой.
        Из себя самих убежище создадим,
        Робкие, там спрячемся от обиды,
               От суматохи мира.
        Разве хочет любовь принадлежать другим?
        Как секрет, рассказанный во время мистерий,
               Священная, только наша.

Как известно, Рикарду Рейш стал и героем романа Жозе Сарамагу (1922 - 2010) "Год смерти Рикарду Рейша". Но многие литературные критики убеждены: Сарамагу в этой книге написал не портрет Рейша, а свой собственный. Лидия из романа Сарамагу совершенно не похожа на музу од Рейша, это - живая женщина, полная чувственной земной силы. Отношения между поэтом и Лидией из романа Сарамагу невозможны для автора таких строк: "Не целовались с тобой, не сплетали мы рук в жаркой ласке, // Были мы только детьми" (Рикарду Рейш "Лидия, ты приходи посидеть у реки неширокой...").



Ещё одна "муза" Рикарду Рейша из романа Сарамагу - Марсенда. Её роль в романе достаточно велика, само её имя сравнивается с процессом увядания, с безжизненностью, что символизирует и её парализованная рука (Т.К. Сердейра да Силва, Ж. Сарамагу). Она - не реальная женщина, но фантазм, фантасмагория, нежизненная, но очень поэтичная, неповторимая по своей оригинальности. Была ли она настоящей "музой" Рикарду Рейша, или это продукт воображения Жозе Сарамагу? Трудно сказать, ведь это имя встречается в поэзии Рейша только однажды, видимо, само мистическое звучание этого имени разбудило фантазию Жозе Сарамагу, это, скорее, его муза, а не Рейша:

        При виде лета цвет его оплакивать...

        При виде лета цвет его оплакивать
        Хочу, тоскуя над воспоминанием,
               Призрачно обернувшимся
               Часом последних утрат.
        Скользят порталы - годы безвозвратные,
        За ними вижу тень гремящей пропасти,
               Нет в ней цветов трепещущих,
               Нет ароматов земных.
        Срываю розу: на груди хранящейся,
        Марсенда, легче свежесть ей утрачивать,
               Чем под вихрями времени
               В круговращенье Земли.

Характерно, что все музы Рейша не проявляют в его одах ни малейшей активности, ни малейшего собственного мнения. Это и понятно, ведь все они - только символы, иллюзия, вдохновляющая поэта. Холодная связь Рейша с его музами, бесконечные слова, - всё это, по определению португальского литературного критка, эссеиста Эдуарду Лоуренсу, - поэзия "не-любви". В своих музах Рейш ищет утешения, женственности, всего того, чем его создатель -Фернандо Пессоа - был обделён в жизни, хотя и по собственной воле; и понимает с глубокой непроходящей болью, что они нереальны:

        В огромном просторе, где нет ничего из того...

        В огромном просторе, где нет ничего из того,
        Чем притворяется ночь, еле светят звёзды,
             К счастью, нет луны.
        Думаю обо всём, Лидия, и какой-то
        Потусторонний холод входит в мою
             Душу. Ты не существуешь.



© Ирина Фещенко-Скворцова, 2019-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2019-2024.
Орфография и пунктуация авторские.

– Фернандо Пессоа –






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность