 |
|
ОБЫКНОВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК
РОЖДЕНИЕ ТРАГЕДИИ ИЗ ДУХА ТЕРРОРА
ШАХМАТЫ
ТРЕВОГА
-
РОЖДЕНИЕ ТРАГЕДИИ ИЗ ДУХА ТЕРРОРА
Но скорее всего эта земля бесплодна. Трещины покрывают грудь возлюбленной Мохаммеда,
И под ногти набивается липкое мясо. Мохаммед давно слеп. Глаза запали в черную тень,
Но в мозгу горит свет, который раздражает лгунов. Мохаммед чувствует, что они не уймутся,
И будут продолжать умствовать, пока на них не снизойдет посланный Богом ангел и не разрежет их души
На две неравные части, но от одной из них Мохаммед откажется, потому что он привык улыбаться
Одними губами, и праздник его любви должен свершиться, когда воздух пропахнет гарью
И закроет его глаза зеленым платком насколько хватит дождя в пустыне. И потом Мохаммед отвергнет ее,
Потому что Мохаммед - это гнев и никому не позволено собрать все его песчинки. Ему ведомо,
Что Бог следует один раз одним путем, а все остальное остается так как положено и покрывается мраком,
Непреодолимым для тревоги, в которой бредут паломники к вылизанному ветром камню Каабы.
Разве и сам не желал он быть этим мраком и лежать застигнутым врасплох в пустыне,
Падшим и мертвым? Но он был нелеп, Мохаммед, и думал о величии избранных, путь которых кончается.
Ничего этого не произошло. Мохаммед знает теперь цену лжи, которая в благочестии равняет душу
С молитвой и изгаляется над его верой. Он едва вынес похоть толпы к Богу, но жестоко надсмеялся над ней -
Обнажил и не взял. Он поступил как школьник, солгавший, что выучил сутру. И вдруг заметил, что говорит правду.
Его окликали и он был откровенен и жарок, как полдень в заунывной песне погонщика.
В отличие от остальных, которые воображают себя воинами, но наивны, как дети, убивающие бездумно,
Мохаммед закрывал глаза в ледяном поту. Кровь стекала, казалось, путаясь в противоречиях
В поисках выхода. И тогда он бесстрастно пускал ее в самом деле и наблюдал за текучей жалостью
И самодовольным бесстыдством казни. Он был прямодушен и сохранял свою ненависть чистой как умел страдать
Только Бог, и путь у этого стона был только один, потому что Бог не хотел страдать явно. А Мохаммед мог.
Но земля Мохаммеда была бесплодна как вера самого Аллаха. А небо было всего лишь лужей крови.
| К тому же все они притворялись агнцами. Ждали другого: больших потрясений, анархии, смуты. Все они кололи |
| глаза. |
Винить их ему было не в чем. Мохаммед - кричали они - пророк наш, или грозили расправой,
И он по запаху шел к ним и досаждал вниманием к их же проступкам. И находил их серьезными,
Но не готовыми к каре. Ты высмеял наше время - говорили они - до того, что оно снова стало основой,
А он восхищался их гордостью и отдавал себе в этом корыстный отчет.
_^_
ШАХМАТЫ
Так выкипает молоко, а снег темнеет пенкой. Мне снился сон, в котором безысходность лишь намечалась,
| Тогда как разум с чувством счеты свел. Остались только долг и смертная тоска. Как кубики железные на |
| гвозди |
| Парадом титанических открытий - все натыкалось, громоздилось роем в охваченном восторгами |
| лубке. |
| В широких юбках заблудились дети - пристыженные, как отцы, но без утробной |
| наивности бойцовых петухов. |
От темноты голодных красных мух и узких бородатых комаров укрывшись броской бронью одеяла.
| Выпрастывая ногу, вслед другую - носками в тапки чтобы вдруг попасть и взять на кухне дорогую воду, |
|
чтоб сделать утешительный глоток с граненой сетки - все бы колебаться и измерять морщинистую рябь. |
Не лучше ли заняться, впрочем, делом и шахматы расставить на столе:
| Вот ферзь - он деспот, но и либерал. Гирей кривой и страстный прозорливец в идеях равенства, |
| еще Вольтер писал про взятие Азова им, не скрою, |
| Но то, что остается - это крепко, и век галантен, если поспешить |
| на выручку, с бурлеском просвещенья. |
| И как бы я ни продвигал фигуры - для зависти есть место, для Бурбона, но нет желанья строить короля, |
| а этот парень падок до интриги и замышляет он переворот. |
| Вся в скрепках фотография владыки по черной клетке медленно бежит и как букашка в тронный зал вступает |
| среди придворных длинноклювых птиц, нашептывающих ход полезный, юркий. |
| Что делать с его царственной отрыжкой и рвотой от общенья с двойником? В своем пиру не наблюдать |
| достойных |
| Соперников, дичиться королевы - вот это Гамлет, это персонаж с заученною репликой и позой - |
| наш человек, которого мы губим. |
| Когда турою двинешь на туру, и хлынет дым из башенных орудий - попей воды, ведь ты не баталист, |
| и ущипни себя - ты не проснулся. |
Знамена перепутав и хоругви - я никогда не лазил на Голгофу - прижмешь к щетине полковую ткань.
| В Завьялово поедешь на попутке среди оврагов рыжих и дремот |
| тумана перебесишься, остынешь - |
| Придумаешь беспроигрышный ход с потерей фланга пешек, атрофией |
| зубного нерва, но спасеньем головы - |
| И все же в глянце: это мячик был - и он скакал, пока друзья терялись, и бились эти ясные тарелки |
|
в железных прутьях скачущих ресниц фарфоровыми лошадями |
| По выпуклой неправильной земле. Отрадной, теплой, незнакомой. Когда она прищурившись из снега |
| выходит на подошвы теплотрасс, |
| И обручем сжимается кольцо, и волосы им ветер обвевает - все так бывает вдруг неполноправно |
| и дерзостно - совсем не чуя, ждешь |
| Отсрочки завершения сеанса одновременной патовой игры. А, впрочем, нет - заметил я - зрачок |
|
как раз венчает шахматную доску, по оболочке радужной кружа. |
Мой разум выкипает, ставя мат. Разламывает сумерки и скрепки карающей диагональю.
_^_
ТРЕВОГА
| На сколько-нибудь ежедневной сказке настаивай, но в слюдяном оконце ищи то простодушие мороза, |
| то блеклые сугробы на опушках, залегшие в колоды елей. |
| Свет вечерний все покрывает чинным серебром. Сумятица бегущих трав занесена кругами |
| пурги. |
| Бойкий ветер шныряет меж кустов, снося их ветошь с бескровленных ветвей - не подступиться |
|
ни путнику, ни дрожи . Сколько раз |
| Да в валенках Камаринскую, бились кулашною заминкой, рукавицы скинув |
|
саднящим снегом растирали лица. И - ничего. |
| И даже, как соколик, в румянец оборачивалось солнце, усмешкою столкнув нетопыря, |
| неопытную птаху, с захолустья. |
| Но чаще настигала их тревога. И вся эта родная сторона обогащалась стоном или криком, не первой крепости, |
| а уже глухим, |
| Как камыша чернеющая пакля, и ивы, подносящие беду. Какая это тертая погода - |
| хотелось крикнуть, воздуха набрав, все легкие прочистив - непогода, |
Я нахожу, что в этом есть резон. Хотя продрогли клетчатые елки, и, снег - орешек твой не по зубам
Любому маскараду-очевидцу, где смехом красят огненную воду и пьют огонь из пресных женских губ.
| Все поперек: и лед руки багровый, оседланный нелепою рукой, и говорящие вокруг, и замиранья |
|
одолженная честь по недосмотру, но как всегда неправильная часть. |
| Поскольку в сказке есть момент трагичный, когда ее совсем нетрудно спутать с простою былью |
| и обратно не зайти, |
| А с вами нам не нужно расставаться - мы совершенство снегу придадим, и чтоб удобней целый мир морочить, |
| мы разовьем начальную идею. |
| Похоже это сразу вот на что: зима изображенная - есть лето, в разгар июля. Колос поднялся. Отава зреет. |
| В темной чаще дева, но в образе лягушки - и стрела |
По писанному - Бабушка-Яга всем повелела, но потом забыла. Мы вспомнили - да я о том забыл.
| Загадка в том, что буйное цветенье как раз не означает перехлеста. И подвиг в сказке обернулся былью, |
| как будто рассмеялся молодец, |
Но кто укроет снежную равнину гагачьим пухом арочных небес, тому ни в чем не нужно сомневаться.
| Приходит ночь, которой края нет. В обнимку, безмятежна и опасна - с безухою равняет целиной |
| любую жизнь в язвительном распеве. |
| И мы беседу шепотом ведем - коробится нагретая подушка. Что ж - этим сном нам заболеть не в мочь, |
| его доступность только лишь встревожит. |
| Ловя пургу - вот выбор одинокий - не вижу я ни спутников своих, ни их высокопарной ахинеи |
| и грамотных порывов превосходства |
Когда заполнит кратеры деревьев заиндевевший от мороза свет, уж гасят свет и в городах и селах.
| Веселая иссякла болтовня, юродивая мечется поземка по осторожной наледи - сверкает замерзшая испарина, |
| и дико, и в тоже время радостно смотреть |
_^_
© Денис Бесогонов, 2001-2018.
© Сетевая Словесность, 2002-2018.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" Андрей Бычков: Неизвестные звезды [И дивлюсь я подвалам подлинным, где мучают младенцев, чтобы впредь не рождались...] Сергей Саложин (1978 - 2015): А иначе - Бог [О, боги пустых полустанков, / Архангелы ищущих труб - / Слова выпадают подранком / С насмешливо пляшущих губ...] Андрей Баранов: Сенсоры Сансары [Скорый поезд уходит в ночь. / Шумом города оглушён / Я влетел на вокзал точь в точь, / Когда поезд почти ушёл...] Евгений Пышкин: Стихотворения [и выкуриваешь всю пачку и сипя / шепчешь мне тяжко мне тесно мне / кто мы спрашиваю себя / так диптих с двумя неизвестными] Семён Каминский: Саша энд Паша [Потерянный Паша пробовал что-то мычать, помыкался по знакомым, рассказывая подробности, но все и так знали, что к чему: вот и его проехали...] Яков Каунатор: Ах, душа моя, косолапая... [О жизни, времени и поэзии Сергея Есенина.] Эльдар Ахадов: Русские [Всё будет хорошо когда-нибудь / Там, где мы все когда-нибудь, но будем / Счастливыми - вне праздников и буден... / Запомни только, слышишь, не забудь...] Виктория Кольцевая: Фарисей [Вражда народов, мир рабов, суббота. / Не кошелек, не божия забота, / к писательству таинственная страсть / на век-другой позволит не пропасть.....] Читайте также: Вадим Андреев: Первоцвет | Максим Жуков: Ёксель-моксель | Александр М. Кобринский: В русле воображаемой логики Н.А. Васильева | Василий Нацентов: Любовь и речь | Геннадий Скворцов: О некоторых категориях злословия и вранья | Алексей Смирнов: Наследство: и Опыты уплощения | Светлана Богданова: Украшения и вещи | Елена Иноземцева: Косматое время | Валерия Исмиева: Преодолевая границы - О стихах Александра Чусова | Мария Косовская: Жуки, гекконы и улитки | Марина Кудимова: Одесский апвеллинг | Александр Уваров: Убить Буку | Александр Чусов: Не уйти одному во тьму | Аркадий Шнайдер: N*** | Айад Ахтар: Бесчестье
|