НАМОРДНИКИ И ЦЕПИ
Чего не может быть между мужчиной и женщиной, так это равного права выбора. Столкнувшись с Азией, невольно ощущаешь, как простые вещи, которые ты воспринимал всю жизнь как должное, обретают первобытный, дикий и даже страшный смысл.
В Якутию меня принесла молодость, необузданное нежелание сидеть на одном месте и ревнивый муж моей любовницы, занимавший тогда довольно важный пост. Ну, мы с корешем моим Касимом двинули, куда глаза глядят. По дороге Касим проигрался в карты и остался где-то между Уральским хребтом и тундрой на диком полустанке, без штанов и средств к существованию, а меня выкинули в республике Саха - в дикий мороз, под хрустальные небеса, в джинсовой, на летней подкладке, куртке и джинсах, обтягивающих меня, как презервативы. На зимовке я попал на три дня в сексуальное рабство к женщине почти двухметрового роста с мускулами Шварцнеггера и темпераментом Тарзана. На четвертый день я сбежал в тундру, прихватив винтовку, четыре банки солдатской тушенки и флягу спирта. Далее кто-то словно сделал монтаж в моем сознании - я очнулся в теплой, с блохами, деревянной хижине среди трескотливых и любопытных, как осенние мухи, якуток и эвенкиек. Косоглазая публика тыкала в меня пальцами, разглядывала, как восьмое чудо света. Причину такого отношения я не понимаю даже сейчас. Нужно отдать должное моей европейско-советской ментальности - я с минуты на минуту ждал, когда с меня снимут скальп и зажарят или сварят в гигантском котле под дикое завывание шамана и его подлых приспешников. Поэтому с перепугу я за неделю нагулял десять лишних кило на солдатской тушенке, просмолился спиртягой и сделался местным суперменом.
Если честно, в этом мире мужчину больше всего занимает тот момент, когда женщина окажется если не на спине с раскинутыми ногами, так в другой более-менее удобной позе. Поэтому я не похотливым, чисто юношеским глазом наблюдал за якутками и эвенкийками. Якутские женщины не могут не восхищать - приветливые и нежные, со стыдливо опущенными долу очами они сходят из ваших грез прямо в вашу постель.
Вы видели, чтобы муравей когда-нибудь сбивался со своего пути? Так и азиатки - они изо дня в день, из года в год, из века в век движутся проложенной и указанной кем-то для них дорогой.
В этом поселке женщины ходили по одной стороне, а мужчины (их почти не было) - по совсем другой. Все чувствовали себя уверенно и уютно, пока однажды к моему лежбищу не явилась делегация женщин Саха. Они сели вокруг - краса к красе, пахли "Красной Москвой" и даже французскими духами, привезенными из Владивостока - и начали рассказывать. Был у них шаман - хороший человек, худой, и помогал, а потом пришел мамонт и забрал его в озеро, в землю забрал. "Значит, помер" - добавил единственный мужчина женской делегации. И потом пришел его сын. Он здоровенный, как мамонт, и воняет, он пьет спирт, много ест и каждый день просит по девочке тринадцати лет. Когда этого не получает, то насылает проклятия. А на самом деле он только и умеет, что спать с женщинами, есть тушенку и хлестать спирт. Понятно, я вызвался им помочь.
Шаман оказался здоровенным, как две бочки львовского пива, инфантильным идиотом. В засаленной джинсовой робе, достаточно недешевой, как по тем временам. Наглым и самоуверенным. Он пытался махать на меня какой-то метлой, но спор разрешила березовая палка по голове - на этом карьере якутского казановы пришел капут. Мне стали приводить женщин, от которых я вежливо отказывался, как и от должности шамана. Но главное не это. Главное то, что путь, который эти женщины преодолевали целыми столетиями, даже до того проклятущего озера, в котором потом и утопили шарлатана-неудачника, завернул в другую сторону. Женщины стали ощущать что-то иное, что-то более реальное, как, допустим, нищие углядели окорок за витриной. Стали заявлять права, предъявлять претензии, указывать мужчинам, которых было не так много в селении. И я опять сбежал - с двумя якутами, которые не могли выдержать тиранию своих жен.
1981 год, Чарикар, зеленка, Афганистан. Если вам скажут, что скорее к войне привыкают мужчины, не верьте. Наибольший кайф ото всего этого получают женщины.
Первые полгода ты еще не напился и не наелся под этим небом, каждый день расцветающим отравленными цветами взрывов, ты пропах опасностью и смертью. Внутри кипят гормоны и война. Эта проклятая смесь не дает спать. "Ханум кам-кам зир-зир" - только и крутится у пацанов на языке.
Афганские женщины - закрытый мир. Кажется, это мир святости и скромности. Все они в длинных одеждах, в парандже, хотя говорят, в Кабуле уже ходят с открытым лицом, и ничего. Пацаны завалили одну, содрали паранджу, а напали на морщинистое лицо беззубой шестидесятилетней женщины. Сейчас они сидят в контейнере, и салабон стучит ломом по простенкам каждые пятнадцать минут. Назим, царанодоец, после первой затяжки плана, начинает рассказывать: "Я закончил МГУ. Я знаю точно, почему их заставляют прятать лица. Знаете, почему? Все 24 часа в сутки они говорят только о сексе - о сношении со скотиной, с мужчиной, просто так. Зря, брат, не веришь, ведь зачем им придумали такие законы, самые жестокие в шариате? Похотливее азиатской женщины нет никого на свете. И более жестокой, и более... - Назим разводит руками. - Дай им только волю! Видел, что они вытворяют в Кабуле?! Вот-вот!"
Сексуальность или сексапильность того или иного народа в первую очередь определяют социальные признаки и вращение в социуме. Специфика окружающего мира вынуждает женщину поступать так или иначе, но азиатам это продиктовано конкретно с вершин иерархии. Я гляжу зачарованно на цвет граната, на зеленку, наверно, думаю о Саха, о шамане и пропащем поселении, что перестало надевать на себя намордник закона...
Много лет я пытался понять, где та грань, которую мы перешли в цивилизованном мире, завалившись феминизированным топ-лесс и чередованием кухни на двоих? Что лучше, цивилизация фригидности и импотенции или устоявшийся азиатский деспотизм, заливший города и материки дикой энергией, несущей смерть и одновременно эйфорическую вакханалию каждого прожитого дня? Запретное - всегда сладкое, как окорок для нищего за витриной.
А по морде?!
© Александр Ульяненко, 2008-2025.
© Евгения Чуприна, перевод, 2008-2025.
© Сетевая Словесность, 2008-2025.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Андрей Бычков. Человек знака [Как обычно некто не знал, что ему делать, забывал, что сделать хотел, вроде бы решал и снова застывал в своей нерешительности. Вдруг обнаруживал себя...] Владимир Буев. Обнять не обнятое [Репортаж с первого из вечеров, посвящённых 11-летию арт-проекта "Бегемот Внутри".] Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" [Все линии вдруг стянутся к одной, / соединятся в непредвзятой точке. / И жизнь, и смерть стоят на проходной – / я предъявляю пропуск на листочке...] Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях [Февральским снегом падают века, / На антресоли в банках бродят вишни, / Останутся ржаветь в черновиках / Простые незатейливые вирши...] Лана Яснова. Из прошлого в настоящее [Владельцам небогатого улова, / нам так привычна рыбья немота / и вера, что сумеет правда слова / сравниться с правдой чистого листа...] Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте [Наверное, это моменты, когда я бываю необъяснимо счастлив, разлетаются вот такими шарами, и в них заводятся отдельные какие-то маленькие миры...] Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" [Обнаженка притягивает. Однако современные люди со своим культом одежды, с вечной погоней за модой закрывают свою суть – свои тела...] Дмитрий Аникин. Царь Эдип [Беда большая. Мор великий в Фивах. / Ходил слепец пророк узнать, за что / такое нам. И в храме объяснили: / есть, дескать, нераскрытое убийство...] Илья Будницкий. После оттепели [Всё это – свет, но ты живёшь в тени, / Проходит жизнь в неслышном промежутке, / Со всех сторон огни, огни, огни – / И многие пугающи и жутки...] Александр Заев. Акварели [Жизнь безоблачна и блаженна, / когда дождь омывает крышу, / тихо в окна стучит и в стены, / и я только вот это слышу...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
