Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Обратная связь

   
П
О
И
С
К

Словесность




ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЬ


Я работаю "преследователем". Работа, конечно, не совсем обычная и достаточно тяжёлая, но я получаю за неё вполне приличные деньги, поэтому предпочитаю не жаловаться, хотя иногда очень хочется. Самое сложное и неприятное в моей работе - это почти постоянное ожидание. Я провожу бесчисленное количество часов, сидя на одном месте и практически ничего не делая - единственное, чем я занят, это острое, как лезвие опасной бритвы, напряжённое ожидание: я, стараясь не моргать, неотрывно смотрю на ту дверь, из которой должна появиться моя жертва. Рано или поздно она появляется, и вот тут я почти отдыхаю - преследовать куда проще и приятнее, чем ждать.

Когда я работаю, то практически не появляюсь дома и живу на улице, не обращая внимания на разнообразные неудобства, связанные с плохой погодой, к примеру, или с нездоровым интересом ко мне служителей закона, которых в последнее время всё больше и больше. То есть, я стараюсь не обращать внимания, хоть это и не так легко, как может показаться. Очень трудно работать зимой, когда не знаешь, куда спрятаться от беспощадного ночного мороза, выгрызающего из полумёртвого тела ещё тёплую душу, или осенью, когда от непрекращающегося дождя перестаёт спасать не то что зонтик - толстенный прорезиненный плащ. Стоишь у дома жертвы, мокрый насквозь, и с омерзением замечаешь в собственной голове как будто бы и не свои мысли: "А может - домой? Честное слово, чёрт с ней, с такой работой! Здоровье, всё-таки, куда дороже, да и деньги не то чтобы очень большие... Нет, денег много - хватает почти на всё, это да, но только времени, чтобы их тратить, нет совсем. Поэтому и смысла в них нет никакого... А дома тепло, сухо, чай можно заварить... По пути домой в магазин заскочить - на зефир потратиться... Горячий, душистый чай с зефиром... Может, пошли, а? Ну его, а?"

Подобные мысли приходится буквально уничтожать: я даже специально представляю себе, как они выглядят, на каких знакомых мне (и крайне неприятных) людей похожи, и как я стреляю в них из помпового ружья, разношу их плоские плешивые головы в красные клочья. Я привык доводить любое дело до конца. Пусть и без особого удовольствия (а порой - в состоянии крайнего раздражения). Так надо, так меня отец мой учил - не сходить с дороги на середине пути, даже если ноги больше не слушаются. Дорога, конечно, может завести в самый обыкновенный тупик, но вдруг - нет? Кто знает?

Куда хуже плохой погоды - вечно пьяные, перемазанные жиром, все, как один, пузатые служители так называемого "закона". Откуда их столько на улицах города? Только от одного "хранителя общественного порядка" откупишься - тут же из ближайшего тёмного угла выныривает следующий, снедаемый жестокой жаждой побеседовать на всегда одну и ту же тему: "А что это вы тут делаете, молодой человек?" Как - что? Стою. "А зачем вы тут стоите? И, к тому же, так долго (я за вами уже давно наблюдаю)?" Стою, потому что мне надо здесь стоять. "А почему вы грубите, уважаемый? А вы знаете, что бывает..." Знаю. "Некрасиво говорите, дорогой. Грубо. Наверное, нам следует пройти, да? Или, может, не следует?" Не следует. "Ну, а что тогда делать будем?" Ничего не будем. "М-м-м, как нехорошо!" Да уж, хорошего мало. "Но, мне кажется, выход из сложившейся ситуации всё же есть. Как вы думаете?" Всё может быть. "Вам же не хочется никуда идти, правда? Дела свои - важные - откладывать..." Нет, не хочется. "Ну вот. Будем тогда думать, как нам проблему эту вместе решить, так?" Нет, не будем. Вот, возьми. "М-м-м, а не маловато?" Нет, не маловато. У меня нет больше. "А если подумать?" Нечего тут думать. Нету больше. "Ну, на нет и суда нет. Всего доброго. До скорых встреч." Будь здоров.

Я каждый раз надеюсь, что жирная тварь в расползающейся на необъятном пузе форме отстанет от меня просто так, без пожертвований с моей стороны. Поначалу я пытался разговаривать как только можно вежливее, что-то такое, на ходу выдуманное, но, тем не менее, вполне душещипательное, объяснять чуть ли не со слезами на глазах, - твари в форме всё равно всегда оказывались хитрее, и любой разговор под их чутким руководством непременно выруливал к одной и той же развилке: либо - "пройдёмте", либо - жертвуй закону в лице его представителя и будь свободен. Поэтому теперь я не особенно слежу за собственной речью и беседу с очередным вымогателем поддерживаю только с целью избавиться от накопившегося раздражения: так или иначе - придётся платить, а других выходов не бывает. Но я всё равно надеюсь хотя бы раз оказаться чуточку сильнее и остаться на своём месте, не расставшись даже с одним несчастным рублём.

Когда я только ещё начинал работать, меня больше, чем всё остальное, мучили две вещи: постоянный голод и время от времени возникающее, с невероятным трудом преодолеваемое желание сорваться куда-нибудь за угол и избавиться, наконец-то, от накопившейся в мочевом пузыре жидкости (по-большому я привык ходить поздно вечером и потому легко научился делать это ещё позже - глубокой ночью). С голодом я быстро справился: стал брать с собой на работу несколько холщовых мешочков (складывая их все вместе в рюкзак) - с орехами, изюмом, курагой, шоколадными конфетами и т.д. Как только мне хотелось есть, я, на ходу или не сводя глаз с нужной мне двери, снимал со спины рюкзак, открывал, запускал руку в один из мешочков (я их не завязывал), доставал, например, немножко орехов, совсем чуть-чуть, и жевал по одному, совершенно не отвлекаясь от того, чем был в данную минуту занят. Точно так же я справлялся с жаждой - на поясе у меня висела зелёная круглая фляга с обыкновенной водой (алкоголь во время работы я никогда не употреблял и не употребляю до сих пор). Захотелось пить - снял флягу с ремня (а она легко снималась, потому что висела на простом проволочном крючке), открутил крышечку и глотнул, повернувшись вправо (или влево - как удобнее), чтобы обзор флягой себе не закрывать.

Со строптивым мочевым пузырём я тоже, в конце концов, совладал: наплевал на моральные нормы и стал отливать прямо там, где стоял (стараясь, правда, сделать свои дела в местах наименьшего скопления моих дорогих сограждан). Главное - это невозмутимый вид и полнейшее равнодушие в ответ на выкрики возмущённых бабушек и матерей с детьми (дети обычно, вопреки родительским ожиданиям, совершенно не смущаются и вовсе не начинают рыдать от ужаса, - чаще всего просто не обращают никакого внимания, иногда - смеются). Со временем я стал хотеть по-маленькому всё реже и реже и сейчас писаю всего два раза в сутки: рано утром и поздно вечером. То же самое и с голодом: я ем теперь очень мало, моих запасов в холщовых мешочках хватает мне на месяц, если не больше. В последнее время кушаю и пью я с восходом солнца.

Раньше работы было больше: дома я появлялся очень редко (хорошо, если раз в месяц), успевал только помыться, переодеться и распределить по мешочкам купленные по пути сладости - и снова противно вертится на столе, сотрясаемый крупной дрожью, мобильный телефон: есть новая жертва, приступить необходимо немедленно, вся информация в жёлтом конверте, который у агента, который, в свою очередь, уже ждёт меня на такой-то станции метро. Я наполняю флягу, вешаю её на пояс, собираю мешочки с едой в рюкзак, одеваюсь и спешу на встречу с агентом. В жёлтом конверте, вместе с инструкциями и информацией о жертве, лежит и моя зарплата.

Агент никогда не разговаривает со мной, и мне нельзя приставать к нему с расспросами: я просто беру конверт из рук проходящего мимо человека в зелёной куртке и высоких армейских ботинках. Человек этот даже не смотрит в мою сторону. Я открываю конверт, первым делом вынимаю из него деньги и кладу в правый карман джинсов. Потом читаю то, что написано на двух тонких листочках папиросной бумаги (прочитав, незаметно запихиваю рот, прожёвываю и глотаю, запивая глотком воды из фляги). Последнее - это маленькая, как для паспорта, фотография. Я изучаю её несколько минут и тоже съедаю (даже с удовольствием, потому что это не обычная фотобумага, а тонкая сахарная пластинка, которую практически невозможно сломать или разбить, но во рту она чуть ли не мгновенно превращается в сладкую кашицу).

Поначалу никто не замечает, что его преследуют. Проходит обычно два или три дня, и жертва начинает раздражаться, отметив краешком сознания что-то не совсем привычное, происходящее поблизости. А я играю, тем временем, в совершенно случайного человека, который всецело занят своими делами и ни на кого внимания не обращает (это так со стороны кажется) - просто постоянно оказывается рядом. Через неделю жертва откровенно нервничает: она идёт на работу - я иду позади, она едет в метро - я сижу напротив, она обедает в кафе - я пью кофе за соседним столиком, она возвращается с работы домой - я возвращаюсь вместе с ней. Некоторые дней через десять бросались на меня, не выдержав, хватали за одежду и кричали мне прямо в лицо, стремительно краснея и бешено выпучив глаза: "Кто вы такой?! Что, чёрт возьми, вам от меня нужно?! Перестаньте меня, наконец, преследовать!!" Извините - говорю я как можно спокойнее - но вы, наверное, меня с кем-то перепутали. Я понятия не имею, о чём вы говорите. "Да как же!.. Вы уже неделю за мной ходите по пятам!.. Я вас хорошо запомнил!.. Перестаньте за мной ходить!! Я милицию вызову!!!" Да ради Бога, вызывайте милицию!.. Только успокойтесь, прошу вас, и отпустите плащ, вы его сейчас порвёте.

Естественно, я не прекращал преследование после вот таких вот стычек. Наоборот - назойливости моей не было предела: я, как будто бы случайно, подмигивал жертве, незаметно кланялся, глупо улыбался, разглядывая её лицо, а как только она замечала, что я не свожу с неё глаз, делал вид, что смотрю поверх, на плакат с рекламой, например. Я задевал жертву плечом, когда мы выходили из метро, я наступал ей на ногу в троллейбусе, я чихал ей в спину - и так далее, и тому подобное. Ни одна из жертв не выдержала: большинство из них кидалось на меня с кулаками в приступе абсолютного бешенства (некоторые умирали на месте - сердце лопалось от напряжения, других забирали в психушку), человек шесть пытались порезать меня ножом или бритвой (этими жертвами занимались потом вызванные перепуганными старушками правоохранительные органы), один стрелял в меня из пистолета (слава Богу, промахнулся - и тут же пулю себе в рот пустил: видимо, уже давно задумал самоубиться, а тут момент подходящий подвернулся). В принципе, именно таких реакций я и добивался - это и есть главная цель моей работы.

Только придётся с ней, всё-таки, завязывать. Скорей всего, я просто переутомился: плохо питаюсь, мало сплю, нахожусь в постоянном напряжении. Ничем другим объяснить преследующие меня вот уже две недели галлюцинации (если это они, конечно, а не что-нибудь другое) я не могу. Кто-то всё время стоит справа, какая-то долговязая фигура в чёрном, - рассмотреть её толком у меня не получается, потому что мне нельзя отвлекаться - я работаю. Сначала я думал, что это проделки конкурирующей с нами организации, и меня просто-напросто превратили из преследователя в жертву (по крайней мере, попытались превратить, - только нервы у меня, всё-таки, куда крепче, чем у любой другой обыкновенной жертвы). Но потом я понял, что ошибся: мой преследователь действует по совсем другой схеме: он почти не показывается, обитая только на периферии моего зрения. Как-то раз я попытался застать его врасплох, резко повернув голову вправо. Безрезультатно - он молниеносно среагировал и отбежал в сторону, но так, чтобы я всё равно мог видеть его краешком зрения. Мой преследователь всегда рядом, за моим правым плечом, и я уже начинаю сомневаться в крепости собственных нервов.

Я уверен, что с психикой у меня всё нормально, - просто переутомился. А про преследователя своего я подумал сегодня вот что (и мне кажется, это наиболее близкая к правде мысль): он, скорей всего, работает на тёмные силы, на те, которые умеют при помощи специальных лучей, проникающих сквозь любую защиту, разжижать мозг неугодного этим самым силам человека. Чаще всего подобные лучи попадают к нам в квартиру из включённого в сеть телевизора (свой я недавно вынес к мусорным бакам, измученный постоянными головными болями). Человек, у которого мозги окончательно разжижились, поступает на работу к тёмным силам и превращается в чёрного мертвеца, не нуждающегося ни в пище, ни в воде, ни в отправлении естественных надобностей, ни в отдыхе, - совсем как тот, что преследует меня вот уже две недели.

Завтра утром я просто убью свою жертву, задушу ремнём (дело надо до конца доводить, так меня отец учил), а потом займусь своим чёрным преследователем. Я должен его изловить, пока он не превратил мой мозг в гнилую кашу своими жуткими лучами (я чувствую нарастающее жжение в области правого виска - это всё он, мертвец, испускает лучи из своих чёрных пальцев).

Я сажусь на скамейку возле подъезда и достаю из рюкзака мешочек с орехами. Высоко в небе светится серебристое тельце кажущегося игрушечным самолётика, а за ним расплывается, неуловимо исчезая, густая белая полоса. Я впервые за долгое время смотрю не на дверь подъезда. Мертвец, как мне кажется, снисходительно улыбается.



Следующая миниатюра: Золотая девочка

Колпачки безумия. Недеццкие сказочки
Оглавление




© Константин Стешик, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.




Словесность