МУХИ У ОГНЯ
Однажды я поехал в Кусары к дяде и тёте. Их дом раньше был полон еды и детей, и каждым летом я приезжал сюда с братом хотя бы на день, на неделю или на месяц. В Баку было жарко, а в Кусарах сам Аллах появлялся на лето в своей резиденции и поселял своих ангелов на этих склонах среди привычной им неземной красоты и прохлады. А на зиму он снова возвращался в Баку, и снова летал на жестоком ветре и брызгал дождём и шумел беспокойными волнами Каспия. И мы с Орханом сюда приезжали летом на месяц, на неделю или на день; играли с братьями-сёстрами, ходили на рыбалку, купались, кушали фрукты, а в конце лета топтали ковёр из опавших яблок, бросались ими со смехом, метясь в голову и ниже спины, и яблоками была устлaна вся земля. У нас в Кусарах даже был свой козёл, которого мы знали с самого рождения. Он рос и старел от лета к лету, а дядя его не резал только из-за нас с Орханом, чтобы мы приезжали, видели своего друга и радовались. Козёл вспоминал нас и встречал каждый раз, пока однажды он не состарился совсем, и дяде не пришлось его зарезать.
В этот раз я приехал сюда в Кусары не летом, а в конце сентября, не в детстве, а уже взрослым, в белом коротком плаще и пуговицей, висевшей на одной нитке и болтавшейся на ней как маятник сломанных ходиков. На работе не ладилось, в жизни было неспокойно-тоскливо, и я решил убежать из города, ходить по полям, пить чай-молоко, есть хран фу с шором, пересчитать все звёзды на небе и может, найти ту беспокойную, мигание которой так влияло на меня и не давало мне жить. Найти её на чистом небе и заговорить с ней. Спросить, когда, наконец, она выберет себе подходящее созвездие из созвездий, и усядется среди его звёзд как одна из звёзд вокруг котла с кипящим молочным супом и вдохнёт клубящийся сладкий пар и успокоится в блаженстве.
Дядя и тётя постарели. Встречали меня радостно как званого гостя. Мы сели в пожелтевшем саду под вечер, дядя развёл огонь и зажарил шашлык. Мы ели и пили водку. Тётя тоже иногда подходила к столу, присаживалась на скамейку с краю на подогнутую ногу, окунала кусок хлеба в мацони, смотрела на меня и, громко жуя, махала головой из стороны в сторону: машаллах, машаллах. Мне было тепло от водки и хорошо, в саду пели сверчки и под столом собралась горка упавших листьев. Я незаметно снял туфли и опустил босые ноги на листья, ещё не засохшие, и почувствовал, как их прохладное умирание защекотало мои ступни.
Из дома вышла Айна, моя двоюродная сестра. Она до сих пор жила с тётей и с дядей, хотя была старше меня. Она не вышла замуж, её сватали не раз, но всё не получалось и срывалось. Наверное, уже и не выйдет, не молодая уже. Айна в детстве была огонь, и мы с ней очень дружили. У нас даже был один секрет вместе, о котором я совсем было забыл. А сегодня, когда увидел Айну впервые за долгое время, заметил, как она постарела, и как потемнела её кожа, и её детское кольцо, которое утонуло в складке на пальце, виднелось снаружи только стёртым красным камнем рубином, я сразу вспомнил её в детстве, такую весёлую и шуструю, и сердце моё сжалось. Она взяла у меня из рук подарок: какую-то бижутерию, пакетик с хной и тёмные чулки, это всё, что смогла подобрать моя соседка. А ещё от себя я ей дал сувенир: прозрачный шарик с парижской башней и снегом внутри. Этот шарик я привёз из Франции. Волшебный шарик. Если его болтать то снег начинает идти и кружиться как стая мух вокруг башни, а потом успокаивается и садится на дно и кажется, что башня начинает улыбаться от того, что гадкие мухи вокруг неё больше не жужжат и не суетятся. Я показал Айне, как запускать белых мух в шарике и впервые увидел улыбку на её лице, которую она пыталась скрыть, поправляя коричневый плотный платок. Тогда я вспомнил и про наш секрет, хранившийся в саду, и грустно улыбнулся в ответ, про себя подумав, что уже никогда не решусь спросить этого чужого далёкого мне человека, что же стало с ним и с тем секретом.
Беседа постепенно угасла, остывший фарфоровый чайник блестел посреди стола, угли в жаровне всё ещё тлели, и ветер иногда приносил дым и тепло. Дядя сидел напротив меня, поправлял шерстяной жилет и укутывался в старый пиджак, наброшенный ему на плечи тётей. Он теребил коробок спичек перед собой на столе, кряхтел и задавал редкие вопросы, на которые я отвечал тоже коротко и вежливо. Я видел, что он клюёт носом и хочет спать. Потом тётя вышла из дома, тоже заспанная, наверное, лежала на накрытой покрывалом кровати, подогнув ноги. Она подняла дядю под руку и повела его в дом. Дядя встрепенулся, попрощался сквозь сон, и я остался один под навесом во дворе.
Вскоре из дома вышла Айна и стала убирать со стола. Я смотрел на неё и улыбался. Она тоже кидала на меня взгляд и улыбалась, продолжая хлопотать. Она спрашивала меня, чтобы разрядить тишину, как работа, как город и когда я женюсь, и я отвечал ей что-то односложно. Потом я решился заговорить с ней сам, взглянуть вовнутрь и увидеть, жива ли в ней ещё та девчонка-огонь. Ты помнишь, где наш секрет в саду? - спросил я. Да, ответила она. Пойдём туда? Пойдём.
Она сняла со стены керосиновую лампу, зажгла её и мы пошли в сад. Луна заливала небо молочным светом и звёзды пупырились по поверхности как крупинки творога. Я шёл за Айной вглубь сада, подняв глаза в небо, высматривая ту беспокойную звезду. Айна остановилась около заброшенного колодца и поставила лампу на сохранившийся его край. Мы стояли молча и смотрели друг на друга. Я не видел лица Айны, но видел её блестящие глаза и отражающиеся в них звёзды. И чем дольше я смотрел в глубину этих глаз, тем яснее ощущал что принадлежат они не той уставшей женщине в платке, а девчонке-огонь, с которой мы бегали в детстве. А потом я наклонился над колодцем и вдруг явственно увидел на его дне ту колеблющуюся и мечущуюся звезду, за которой приехал.
Смотри, Айна, смотри на дно. Видишь ту звезду?
Да. Я смотрю на эту звезду каждую ночь и молюсь за неё, и желаю ей покоя и счастья, - отвечала Айна.
Мы стояли и молчали в саду у колодца. Вокруг лампы на его краю роились белые мухи и мотыльки, совсем как во французском шаре. А на небе в разбавленном молоке суетились звёзды.
© Вадим Шаевич, 2007-2025.
© Сетевая Словесность, 2007-2025.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Андрей Бычков. Человек знака [Как обычно некто не знал, что ему делать, забывал, что сделать хотел, вроде бы решал и снова застывал в своей нерешительности. Вдруг обнаруживал себя...] Владимир Буев. Обнять не обнятое [Репортаж с первого из вечеров, посвящённых 11-летию арт-проекта "Бегемот Внутри".] Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" [Все линии вдруг стянутся к одной, / соединятся в непредвзятой точке. / И жизнь, и смерть стоят на проходной – / я предъявляю пропуск на листочке...] Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях [Февральским снегом падают века, / На антресоли в банках бродят вишни, / Останутся ржаветь в черновиках / Простые незатейливые вирши...] Лана Яснова. Из прошлого в настоящее [Владельцам небогатого улова, / нам так привычна рыбья немота / и вера, что сумеет правда слова / сравниться с правдой чистого листа...] Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте [Наверное, это моменты, когда я бываю необъяснимо счастлив, разлетаются вот такими шарами, и в них заводятся отдельные какие-то маленькие миры...] Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" [Обнаженка притягивает. Однако современные люди со своим культом одежды, с вечной погоней за модой закрывают свою суть – свои тела...] Дмитрий Аникин. Царь Эдип [Беда большая. Мор великий в Фивах. / Ходил слепец пророк узнать, за что / такое нам. И в храме объяснили: / есть, дескать, нераскрытое убийство...] Илья Будницкий. После оттепели [Всё это – свет, но ты живёшь в тени, / Проходит жизнь в неслышном промежутке, / Со всех сторон огни, огни, огни – / И многие пугающи и жутки...] Александр Заев. Акварели [Жизнь безоблачна и блаженна, / когда дождь омывает крышу, / тихо в окна стучит и в стены, / и я только вот это слышу...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
