О романе Бориса Клетинича
"Мое частное бессмертие"

Журнал "Волга" N 1-2, 2017

Роман Бориса Клетинича - это монументальная семейная сага, эпос о бессарабских евреях и их потомках в СССР - дедах, сыновьях и внуках.

Повествование состоит из нескольких параллельных историй, которые к тому же начинают ветвиться. Действие одной начинается в 30-е, другой - в 70-е, потом начинается рассказ о 50-х и т.д. Кем доводятся друг другу герои этих историй, понятно далеко не сразу. Однако сама исходная ситуация, так сказать, общий характер квеста с самого начала не может не подогревать читательского интереса.

Фашизм в Румынии, Холокост во времена немецкой оккупации, борьба с космополитизмом - вот что нужно было как-то пережить на своем веку самонадеянной бессарабской молодежи тридцатых, чтобы ее внуки смогли в 70-х придаваться своим возвышенным увлечениям: футболу, шахматам, поэзии. Через запятую в этот список, как ни кощунственно это прозвучит, очень даже естественным образом встают православие (сейчас трудно себе представить, что крещение и увлечение "Домостроем" в Советском Союзе могло быть хулиганским вызовом господствующей морали, но дела обстояли именно так) и правозащитная деятельность. Ведь при чтении романа Клетинича их волей-неволей приходится сравнивать "с деяниями отцов" - партизанской войной в оккупированной румынами Одессе, подделкой документов для спасения родственников и односельчан в сталинском СССР.

Вступившему в томительную пору полового созревания советскому школьнику второй половины XX века его дедушки и бабушки зачастую казались неимоверно скучными и нелепыми. Непонятная требовательность и властность, незнание элементарных с точки зрения будущего космонавта/"звезды экрана" вещей, смешные привычки и утомительные причуды. И только спустя десятилетия приходится признать, что эти тяжелые люди в то время были заняты делом, первостепенную важность которого, мы сейчас отрицать никак не можем - они хранили опасные секреты, секреты выживания семьи.

Здесь мы подходим к довольно важному и интересному пункту. Несмотря на все это у автора и в мыслях нет, что прошлое дедушек и бабушек надо ставить выше собственного настоящего. Никакой возможности отдать им долг у Виктора Пешкова (наиболее близкий к Клетиничу по возрасту и анкетным данным герой книги) нет, как не было возможности отказаться от тех жертв, на которые ради него пошло старшее поколения. В этом, собственно и смысл заглавия "Мое частное бессмертие". Герой хочет состояться как творческая личность сам по себе, без клана и почвы, однако все говорит о том, что это невозможно, как невозможно было выжить без родни, соседей, трудового коллектива и т.п. в 30-е и 40-е.

Но все-таки именно "частное бессмертие", а не "вечное возвращение" остается заветной мечтой и страстью и героя, и автора. И их можно понять.

В заключение следует сказать, что на основе текста Клетинича вполне можно было бы произвести бестселлер, который встал бы у широкого читателя на одну полку с романами Гузели Яхиной. К предкам, сумевшим превозмочь свои сложные исторические обстоятельства, поколение сорокалетних в России относится вполне благосклонно. Проблема лишь в том, что в романе Клетинича материала не на одну, а на несколько отдельных литературных произведений. Чтобы превратить "Мое частное бессмертие" в то, что понесут с базара именно в России, необходимо сократить текст процентов на 40%, оставив за его рамками, в частности, некоторые авторские эксперименты с языком.

В высшей степени сомнительно, чтобы тот, кто писал своей роман более двадцати лет, на подобное согласился.

• Смотрите также: Борис Клетинич в "Сетевой Словесности"

© Василий Костырко, 2019-2022.
© Сетевая Словесность, публикация, 2019-2022.
Орфография и пунктуация авторские.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Владимир Алейников: Галерея портретов: СМОГ [Что-то вроде пунктира. Наброски. Или, может, штрихи. Или краткие, из минувшей эпохи, истории. Или попросту - то, что вспомнилось мне, седому, прямо сейчас...] Яков Каунатор: Три рассказа [Однаако, - прошепелявил он. - Что мы видим здесь? А здесь, во-первых, многозначность, во-вторых, здесь мы имеем философический взгляд автора на глобальные...] Роман Смирнов: Прямоходящий муравей [Короче, на книгу нахныкав, / дам волю последним словам. / Так, в целом, и пишутся книги, / и ставятся подписи: "Вам!"] Евгения Серенко: Три рассказа [Необязательность встреч, лёгкость прощаний... ни слезинки, ни сожаления; плыла по жизни на светлом облаке, уверенная: так будет всегда...] Ростислав Клубков: Сестра Катерина [Здесь, на этом дворе, святая Катерина возвращала глаза слепым, возвращала калекам потерянные ноги и руки, воскрешала мертвых...] Аркадий Паранский: Повариха [Я посмотрел на лежащих в спальнике, спящих и чуть посапывающих женщин, наклонился, притянул к себе Оксану и нашёл своими губами среди лисьего меха её...] Илья Вересов: Сон других времён [а лучше ляг со мною на дороге / здесь воздух так натужно скроен / здесь слёзы в легких кипятит от зноя / здесь грёзы клерки крики всё без перебоя...] Читайте также: Светлана Андроник: Ветреное | Любовь Артюгина: Человек в одеяле | Максим Жуков: Равенству - нет! | Михаил Ковсан: Словом единым. Поэзия в прозе, или Проза в стихах | Наталья Козаченко: Пуговица | Елена Севрюгина: "Реалити-шоу" как новый жанр в художественной литературе | Сергей Сутулов-Катеринич: Весталка, трубадур и дельтаплан | Владимир Алейников: Стихотворения | Рена Арзуманова: За краем: и Дуй в свою дуду! | Данила Ляндо-Петров. Ковчег в Томилино | Михаил Рабинович: У человека есть апрели | Георгий Садхин: Я брожу в далеких дворах | Алексей Смирнов: Четыре рассказа | Анна Трифанова: Место встречи | Гиви Чрелашвили: Стихотворения