 |
|
О романе Бориса Клетинича
"Мое частное бессмертие"Журнал "Волга" N 1-2, 2017
Роман Бориса Клетинича - это монументальная семейная сага, эпос о бессарабских евреях и их потомках в СССР - дедах, сыновьях и внуках.
Повествование состоит из нескольких параллельных историй, которые к тому же начинают ветвиться. Действие одной начинается в 30-е, другой - в 70-е, потом начинается рассказ о 50-х и т.д. Кем доводятся друг другу герои этих историй, понятно далеко не сразу. Однако сама исходная ситуация, так сказать, общий характер квеста с самого начала не может не подогревать читательского интереса.
Фашизм в Румынии, Холокост во времена немецкой оккупации, борьба с космополитизмом - вот что нужно было как-то пережить на своем веку самонадеянной бессарабской молодежи тридцатых, чтобы ее внуки смогли в 70-х придаваться своим возвышенным увлечениям: футболу, шахматам, поэзии. Через запятую в этот список, как ни кощунственно это прозвучит, очень даже естественным образом встают православие (сейчас трудно себе представить, что крещение и увлечение "Домостроем" в Советском Союзе могло быть хулиганским вызовом господствующей морали, но дела обстояли именно так) и правозащитная деятельность. Ведь при чтении романа Клетинича их волей-неволей приходится сравнивать "с деяниями отцов" - партизанской войной в оккупированной румынами Одессе, подделкой документов для спасения родственников и односельчан в сталинском СССР.
Вступившему в томительную пору полового созревания советскому школьнику второй половины XX века его дедушки и бабушки зачастую казались неимоверно скучными и нелепыми. Непонятная требовательность и властность, незнание элементарных с точки зрения будущего космонавта/"звезды экрана" вещей, смешные привычки и утомительные причуды. И только спустя десятилетия приходится признать, что эти тяжелые люди в то время были заняты делом, первостепенную важность которого, мы сейчас отрицать никак не можем - они хранили опасные секреты, секреты выживания семьи.
Здесь мы подходим к довольно важному и интересному пункту. Несмотря на все это у автора и в мыслях нет, что прошлое дедушек и бабушек надо ставить выше собственного настоящего. Никакой возможности отдать им долг у Виктора Пешкова (наиболее близкий к Клетиничу по возрасту и анкетным данным герой книги) нет, как не было возможности отказаться от тех жертв, на которые ради него пошло старшее поколения. В этом, собственно и смысл заглавия "Мое частное бессмертие". Герой хочет состояться как творческая личность сам по себе, без клана и почвы, однако все говорит о том, что это невозможно, как невозможно было выжить без родни, соседей, трудового коллектива и т.п. в 30-е и 40-е.
Но все-таки именно "частное бессмертие", а не "вечное возвращение" остается заветной мечтой и страстью и героя, и автора. И их можно понять.
В заключение следует сказать, что на основе текста Клетинича вполне можно было бы произвести бестселлер, который встал бы у широкого читателя на одну полку с романами Гузели Яхиной. К предкам, сумевшим превозмочь свои сложные исторические обстоятельства, поколение сорокалетних в России относится вполне благосклонно. Проблема лишь в том, что в романе Клетинича материала не на одну, а на несколько отдельных литературных произведений. Чтобы превратить "Мое частное бессмертие" в то, что понесут с базара именно в России, необходимо сократить текст процентов на 40%, оставив за его рамками, в частности, некоторые авторские эксперименты с языком.
В высшей степени сомнительно, чтобы тот, кто писал своей роман более двадцати лет, на подобное согласился.
- Смотрите также: Борис Клетинич в "Сетевой Словесности"
© Василий Костырко, 2019-2021.
© Сетевая Словесность, публикация, 2019-2021.
Орфография и пунктуация авторские.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" Сергей Слепухин: "Как ты там, Санёк?" [Памяти трёх Александров: Павлова, Петрушкина, Брятова. / Имя "Александр" вызывает ощущение чего-то красивого, величественного, мужественного...] Владимир Кречетов: Откуда ноги растут [...Вот так какие-то, на первый взгляд, незначительные события, даже, может быть, вполне дурацкие, способны повлиять на нашу судьбу.] Виктор Хатеновский: В прифронтовых изгибах [Прокарантинив жизнь в Электростали, / С больной душой рассорившись, давно / Вы обо мне - и думать перестали... / Вы, дверь закрыв, захлопнули окно...] Сергей Кривонос: И тихо светит мамино окошко... [Я в мысли погружался, как в трясину, / Я возвращал былые озаренья. / Мои печали все отголосили, / Воскресли все мои стихотворенья...] Бат Ноах: Бескрылое точка ком [Я всё шепчу: "сойду-ка я с ума"; / Об Небо бьётся, стать тревожась ближе, / Себя предчувствуя - ты посмотри! - наша зима / Красными лапками по мокрой...] Алексей Смирнов: Внутренние резервы: и Зимняя притча: Два рассказа [Стекло изрядно замерзло, и бородатая рожа обозначилась фрагментарно. Она качалась, заключенная то ли в бороду, то ли в маску. Дед Мороз махал рукавицами...] Катерина Груздева-Трамич: Слово ветерану труда, дочери "вольного доктора" [Пора написать хоть что-нибудь, что знаю о предках, а то не будет меня, и след совсем затеряется. И знаю-то я очень мало...] Андрей Бикетов: О своем, о женщинах, о судьбах [Тебя нежно трогает под лампой ночной неон, / И ветер стальной, неспешный несет спасенье, / Не выходи после двенадцати на балкон - / Там тени!] Леонид Яковлев: Бог не подвинется [жизнь на этой планете смертельно опасна / впрочем неудивительно / ведь создана тем кто вражду положил / и прахом питаться рекомендовал] Марк Шехтман: Адам и Ева в Аду [Душа как первый снег, как недотрога, / Как девушка, пришедшая во тьму, - / Такая, что захочется быть богом / И рядом засветиться самому...] Читайте также: Владимир Алейников: Силуэты и тени | Надежда Жандр: Даже если не... | Борис Кутенков: Важен идеал, ради которого ты готов терпеть несвободу | Юлия Пикалова: Песни ветра | Елена Севрюгина: L - файлы | Хелена Томассон: По осенним киевским улицам | Татьяна Чеброва: Мчастье | Александр Чернов: Ирония, граничащая с цинизмом | Любовь Артюгина: На бесконечном сквозняке | Слави Арутюнян: Стихотворения | Максим Жуков: А страна цветет, расширилась... | Сергей Казьмин: Стихотворения | Людмила Табакова: Сиреневый блюз | Александр Чернов: И Леннон такой молодой, и рядом Крупнов как живой | Игорь Андреев: Горка во дворе
|