Скажи, на то и есть война,
чтоб оставляла в комьях глины пряжки?
Картофельное поле спит. Во время сна
не угадать, кто в синюю ботву под утро ляжет.
Холодный год. Резиною сапог
пропахли тамбура, дыханьем, телом.
Кочует кораблями дальний порт,
и в толчее людской легко укрыться беглым.
Часы не ждут. Шагает циферблат
металлом стрелок, как в лагуне цапля.
Базары коробейником пестрят,
и месяц рубит папиросный дым, как сабля.
Дом, белорыбицей ныряющий в туман.
Не зажигаются огни в окне подолгу.
У кромки поля замер женский стан,
картофелины прячущий в подоле.
В свинцовом воздухе, где лёгким места нет -
лишь брякнет ржавою щеколдою калитка -
на миг лицо посмотрит ночи вслед
и спрячется в руках от горя липких.
Две птицы на песке сером, словно зола.
Спящая птица - та, что справа; перья её тусклы,
и забвение приготовило ей место в палой листве.
Ветер вырывает перо из её крыла, чтобы написать
невидимыми чернилами дождя Umbra*
по одну сторону, а по другую - Lumen*, там,
где вторая птица кричит над мёртвой, растворив жёлтый клюв.
Так и я, посылая тебе эту картину, всего лишь хочу сказать,
что могу быть двумя птицами сразу.
Зелёное и голубое в ночлеге талых,
как воды, глаз.
Скажи им - спать, а сам примкни ко мне.
Должна быть жизнь на этой глубине,
где боль сегодня явственнее нас?
Возжаждав ночь, набросим петли сна.
На пиршество валькирий гонит вьюга
двух мёртвых, что вплелись друг в друга,
как стебли ядовитого вьюна.
Не дышим. Как Сизиф, в который раз,
бросаем в неизвестность камень круглый,
и никогда не достаём до дна.
Двое разливают молчание по кувшинам.
Камни, словно слепые кроты, шествуют к водопою
в ожидании великой жажды.
Солнце облокотилось впалой щекой
на соскобленные ветром стволы - ждёт.
Двое раздают тишину:
старику, который никогда не увидит стрекозы
с золотым глазом,
стрекозе, которой не покинуть пределов
своей булавки,
булавке, которую не одолеть им обоим.
Птицы мои усталые птицы из груди из запястий -
снег идёт снег голубей обирая до нитки
до белых костей снегирей пылающих
ты вся в новом платье тенями сотканном не по размеру
у окна сидишь заклинаешь случайного
рыть озёра котлованы тебе глубокие
след по следу и вслед за тобою в метель нежданную -
да навеки останется в них тот кто лёд этих век целуя
не сумеет спастись но незрячи глаза у любви моей
Я в комнате.
Одна.
Остатки сна,
как мухи,
на липкие садятся веки.
Колодцы окон
плещут
холодным светом -
трилогия рассвета,
дня и ночи.
Ты мне сказала
"рано или поздно
на наши двери
тёмные замки навесит время.
Уйдём и мы
к иным
полуденным теням
и шорохам листвы.
Так матери уходят, но
остаются дети".
И по ночам, когда снега
бессонные
слоняются по крыше,
ножом
я вырезаю правду эту.
Пустые комнаты. Изломанный букет
шевелит пальцами беспомощных побегов.
Ключи в замке перебирает беглый
восточный ветер,
наметая снег
небытия
к порогу нашему -
заброшенный этюд
седин, и нищеты, и тела,
и выхода из этих комнат нет:
кровь лепестка и проволока стебля.
Слова срываются, слова долой из глаз
строками, ямбами
в слепой костёр бумаги,
но бьётся сердце, полное отваги,
что и в золе, поверь, отыщет нас.
Приходи на рассвете убить всех моих чаек -
ибо я море,
прихвати с собой хлебный мякиш -
каждая жертва достойна последней воли.
Из голосов и воплей
мы симфонию сложим
невозможного.
Ты сыграй её, стоя
на белом песке
отчаяния.
Ибо я Нюренбергский процесс,
скажу: повинен
в том, что я здесь.
Что цветеньем была, а стала пеплом.
Что ненужность, как голубая мечеть
в христианской давке, -
у порога - твои сандалии.
Музыка
человеческого молчания,
до какой глубины может дойти она!
На языке твоём
я всего лишь волна -
сгусток воды и соли.
Каждый божий день ожиданье конверта,
будто внутри зарыт некий смысл, покуда
конверт не вскрыт.
Между мной и тобою годы -
зачерпни их ладонью из самых недр,
ибо я есть кувшин, что стоит у входа.
А дальше? А дальше - снег.
Иван Бесчинкин: "Рататуй" и другие рассказы[Дети любят зверей. Наших наследников заранее обучают правильной расстановке приоритетов. Надо любить их, а не людей, потому что животное - это животное...]Евгений Иваницкий: Попытка оглянуться[Колеблется пламя, дрожит, угасая, / Свеча затухает... Займётся ль другая? / И что же запомнилось, что же осталось? / Был шарик воздушный, надежда...]Роман Смирнов: No fate[времена временами арбайтней / боты плитку читают по фене / ты искал скрипачей на арбате / а нашел банкоматы в кофейне...]Людмила Табакова: Была ли белочка?: и Прийти, чтобы остаться: Два рассказа[Как-то ночью, когда мело, а Хозяин Вселенной забыл воткнуть в чёрный лист неба кнопки-звёзды, когда совсем рядом выли голодные волки, а встревоженный...]"Полёт разборов", серия пятьдесят пятая, 16 января 2021: Рецензии[Стихи Елены Новожиловой, Артёма Ушканова и Всеволода Федотова рецензируют Людмила Вязмитинова, Ирина Кадочникова, Борис Кутенков и Александр Марков...]
