Сергей Сутулов-Катеринич Ореховка. До востребования Избранное 1971 - 2012 Твёрдый переплёт, 252 стр. Тираж - 500 экз. Издательство "Вест-Консалтинг", Москва Типография "Нюанс", Таганрог 2012 год Автор вступительного слова: Юрий Перфильев - поэт, член Союза писателей России (Москва) Авторы послесловий: Михаил Анищенко - поэт, член Союза писателей России (Шелехметь Самарской области) Борис Юдин - поэт, прозаик (Maple Shade, USA)

ИБО  ДОСТОИН

Предисловие к книге Сергея Сутулова-Катеринича
"Ореховка. До востребования" (Избранное)

Врата выбирают входящего. Не человек.
Хорхе Л. Борхес  

Поэзия, слагающая свою собственную, никем не подаренную молитву, ничего никому не доказывает. И тем более не нуждается в доказательствах взаимности со стороны читающей публики.

Изящная словесность - освободительное начало от пошлости, что переполняет каждый час, громоздит в кучу события, из которых большей частью и состоит жизнь, но которые сами по себе, порознь, без какой-либо, кроме временной, связи не имеют ни малейшего смысла.

Привязанность к слову не менее таинственна, чем любовь или какое-нибудь другое обличие путаницы, именуемой жизнью. При этом важна не сама тайна, но путь её постижения.

Поэзия питается зачарованным неверием и - одновременно - человеческим желанием верить, будто кто-то в ней ещё не разуверился до конца. Пиитическая истина вездесуща, но её, как колокола, больше слышат, чем видят.

Не потому ли (в различных вариантах), по свидетельству Валери, Эмерсона и Шелли, все стихи прошлого, настоящего и будущего - фрагменты одного бесконечного стихотворения, принадлежащего всем поэтам Земли? Вместе с тем нет ни одного истинного поэта, который не вычеканил бы себе свой символ.

О Сергее Сутулове-Катериниче хотелось бы для начала повторить вслед за Юрием Беликовым, что воистину "он - испанский бык русской поэзии". Дабы воспринимать его творчество, надо (на деле либо потенциально) ЛЮБИТЬ СЛОВО. И наоборот, не имеющему склонности к настоящей литературе здесь делать нечего.

Чем ярче поэт, тем безнадёжнее задача избавиться и одновременно разобраться с причудливыми очертаниями "послевкусия" на сетчатке нашего восприятия, привыкшего (что ни говори) к полумраку.

Человек бурных вожделений, / на этом, Гомером придуманном свете... /, Сутулов-Катеринич неустанно стремится к вербальному идеалу стоического аскетизма. Выразительность строки / Боже правый, Боже левый... / затмевает все возможные толкования и от них не зависит. Амплитуда его поэтического творчества велика. Лучшие вещи существуют независимо от породившего их душевного движения и от общих мест, которые в них выражены. Они отнюдь не темны характерным для нынешнего безвременья беспросветом, не грешат стремлением смутить или развлечь загадками. Они (чтобы как-то определить их) - это словесные объекты, отдельно и самостоятельно существующие, как берега реки, деревья, отраженья в воде.

Да и сам избранный поэтом жанр смешения далеко не прост. Не исключая известного беспорядка, видимой, а порой и нарочитой несвязности и простоты в таких замечательных откровениях, как "Полная невероять", "Божий сыр" и "ещё... уже... сейчас...", он немыслим без царящего над ним порядка высшей пробы, который открывается шаг за шагом. При всём натиске стиля гиперболы и метафоры уподоблены изначально знающим своё место под солнцем, сотворённым поэтом.

Прошлое наших предков и грядущее наших детей, как, впрочем, и настоящее - из тех вещей, глубина которых измеряется нашим незнанием. Вдвойне поражают головоломно-биографические детали, выпавшие на счастливую, в чём уверен, долю Сергея. Каков диапазон! От грозящего сибирским пальцем - ИШЬ ИМ - Ишима до смиренно молитвенного - ТАКО РАДИ - на гвинейской заливной волне африканского Такоради с Градом Креста посередине. Германо-балканские инстинкты обузданы истовой и даже неистовой верой в русское слово / Капельки крови - "божьи короф-фки"... / Мистика миссии, да и только. Сама БИОГЕОГРАФИЯ, / проафанасив за три моря /, как стихотворение, которое, кроме всего прочего, - интонация и выражение того, что не поддаётся переводу.

Его поэзия выразительна каждым стихом, каждой частью последнего. / Человек идёт за Солнцем, А душа бредёт за пивом... / - парадоксу рисковой неоднозначности обязаны эти строчки своему классу.

Присутствие поэзии Сутулова-Катеринича в повседневном сродни незамутнённому доводами разума инстинкту - маска, оберегающая от злобы конформизма. Его непоседливое любопытство, граничащее с неуёмным желанием знать всё, способно утолиться лишь на грани опасно запретного / мыслить нельзя молчать /.

У него не человек скитается по земле - это сама земля спешит из-под ног героя (автора), освобождая от силков повседневной суеты приспособленчества, где мысль оциклена, словно белка в колесе, и требует оправдания этому кругу. Слова, прошедшие терапию неслучайных совпадений, предстают теми искрами, которые сыплются из глаз при столкновении с чудесным. Речь идёт о возвращении былой силы темпераменту, взятому в почти физиологическом смысле этого слова. Способность видеть стихами доведена до некого предела и порой достигает перманентной интенсивности поэтического жанра, когда вокруг, кажется, ничего, кроме него, и нет.

Он осознаёт, что "сопосокрушения" слов совершенно закономерны, и их поэтическая ценность тем более высока, чем менее осмысленными и благозвучными они кажутся на первый взгляд. Таковы писанные с "ВОЗНЕСЕНСКИМ" пиететом "Ведьма и Затворник", "Современники и сокровенницы" и "Семь речей". Секрет заключается в стихийном подборе одноимённых либо, по крайней мере, созвучных внутреннему камертону слов-образов, которым пресловутый здравый смысл пытается противопоставить заслон "сейчасной" рассудительности.

Кинематографический (со времён вгиковской молодости) искус вставить хронотопный пейзаж в рамку видо (правдо)-искателя не даёт - в предельно концентрированном виде - покоя авторскому воображению, способному наделить временные координаты пространственными характеристиками. Именно здесь осуществляется массовый выход за пределы физического в метафизику как живое религиозное переживание. А выбор им сжатой и краткой формы, обладающей зарядом многообразных смысловых проекций, динамизм интеллектуального начала, призванный мобилизовать читающего, выражает внутреннюю закономерность собственного духовного роста и реализации такового в творчестве. Его лирика передаёт мир впечатлений и ощущений современного человека, мир будней, освещённый жизнелюбивым сознанием их значительности и очевидной иносказательности.

В родном раю чужой монах Оплакал падшую звезду. (На Новодевичьих прудах - Одну звезду, одну беду...) В родных годах, в родных садах - В одном ряду, в одном аду - И верхогляд, и вертопрах. Я точной рифмы не найду: Тебе - Христос? Ему - Аллах? Звезде - фанерную звезду...

В знаковой системе Сутулова-Катеринича развитие любовной темы происходит преимущественно через посредство памяти как мучительный и сладостный поиск затерявшегося времени. В "Аксиоме выбора" картины крупного плана чередуются с мелкими штрихами частных эпизодов, выполняющих роль характерной бытовой или психологической детали и придающих общему полотну особый колорит подлинности, жизненной полноты и теплоты. Центральным предметом изображения становится не столько само переживание, сколько память о нём, - "Самый жестокий романс". Автор представляет жизнь человека как путь, вдохновляемый не конечной целью, а радостью самого пути, счастьем познания, упоённым творчеством, трезвым и стоическим умением любить жизнь в том, что она даёт.

Душа в окошке - как... небрежность: В чужую жизнь снежком попасть и... Всепобеждающая нежность. Всё пожирающие страсти!

Масштаб поэта, особенность его склада ещё и в том, что он со своими, казалось бы, личными заботами и проявлениями случается там, где завязываются проблемы сходные и более общие. Собирая себя, он вовлекает в это дело других. Поэт прозревает в любом ином парадигмой судьбы поэта. Таковое, закреплённое в слове, отношение даёт читателю возможность увидеть в нём себя.

Пафос противопоставления ПОЭТ - ЧИТАТЕЛЬ, с которого и зачинается настоящее эссе, созидательный, так как за ним - уверенность в новой цельности, которая в теоретически обозримом будущем упразднит пагубное противостояние и объединит их в творческом акте. Именно "толпу" подобных читателей я и желаю автору. ИБО ДОСТОИН!

© Юрий Перфильев, 2012-2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2025.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Андрей Бычков. Человек знака [Как обычно некто не знал, что ему делать, забывал, что сделать хотел, вроде бы решал и снова застывал в своей нерешительности. Вдруг обнаруживал себя...] Владимир Буев. Обнять не обнятое [Репортаж с первого из вечеров, посвящённых 11-летию арт-проекта "Бегемот Внутри".] Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" [Все линии вдруг стянутся к одной, / соединятся в непредвзятой точке. / И жизнь, и смерть стоят на проходной – / я предъявляю пропуск на листочке...] Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях [Февральским снегом падают века, / На антресоли в банках бродят вишни, / Останутся ржаветь в черновиках / Простые незатейливые вирши...] Лана Яснова. Из прошлого в настоящее [Владельцам небогатого улова, / нам так привычна рыбья немота / и вера, что сумеет правда слова / сравниться с правдой чистого листа...] Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте [Наверное, это моменты, когда я бываю необъяснимо счастлив, разлетаются вот такими шарами, и в них заводятся отдельные какие-то маленькие миры...] Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" [Обнаженка притягивает. Однако современные люди со своим культом одежды, с вечной погоней за модой закрывают свою суть – свои тела...] Дмитрий Аникин. Царь Эдип [Беда большая. Мор великий в Фивах. / Ходил слепец пророк узнать, за что / такое нам. И в храме объяснили: / есть, дескать, нераскрытое убийство...] Илья Будницкий. После оттепели [Всё это – свет, но ты живёшь в тени, / Проходит жизнь в неслышном промежутке, / Со всех сторон огни, огни, огни – / И многие пугающи и жутки...] Александр Заев. Акварели [Жизнь безоблачна и блаженна, / когда дождь омывает крышу, / тихо в окна стучит и в стены, / и я только вот это слышу...] Читайте также: Владимир Буев. Пять рассказов о судьбах крымских татар в обрамлении прелюдий и ноктюрнов | Зина Виноградова. Одна сплошная исповедь | Екатерина Вольховская. Чёрный пёс и другие | Валерий Горюнов. Пиратская летопись о времени и себе (О книге Матвея Цапко "Экранка") | Елизавета Григ. Сима | Яков Каунатор. Кто же ты есть, как тебя звать... (Булат Окуджава) | Андрей Коровин. Из книги "Любить дракона" (2013) Часть II | Татьяна Куземцева. И надеяться, и любить... | Никита Николаенко. Взгляд обывателя | Алексей Смирнов. Где стол был яств: и Доктор Энгельгардт | Александр Хан. Созерцание и размышление (о стихах Александра Разина и Дарии Солдо) | Владимир Алейников. Поэты и антимиры | Анжелика Буп. Против обывалой низости и серьёзности тупой | Галина Бурденко. Рассказы | Сергей Востриков. Блики и полоски