В этом уютном чистеньком музее собрано все, что живет и растет на скупой северной
земле. Чучела небольших животных и птиц, сухие листья и стебли, ягоды и цветы...тут же
рядом карты и фотографии местности. Здесь все мертвое, потому что это музей, а не
зоопарк или ботанический сад. Только на лестнице в стену вмурованы стеклянные сосуды.
В них живые разноцветные рыбы. Рыбы везде дома, была бы только вода. Они
подплывают к прозрачной стенке и, выпучив глаза, рассматривают меня. А я прохожу
мимо них - и тут же забываю.
Но что это?... За толстым стеклом, в цинковой ванночке, в мутноватой луже лежит
маленький, но серьезный, даже суровый крокодильчик, сантиметров тридцать длиной. Он
настоящий: вспухает и опадает кожа под нижней челюстью - он дышит, значит живет. Как
он оказался здесь, в музее мертвых экспонатов, не считая бездумных рыб, один - в грязной
посудине, замурованный в стену, выставленный на обозрение всем проходящим?... Разве он
может здесь жить? Наверное, люди ждут, когда он умрет, чтобы сделать из него удобное
для хранения чучело, и тогда, успокоенный и нестрашный - никогда не вырастет - он займет свое место на витрине, как чужеземный гость, рядом с другими мертвыми... Даже такой
маленький - он страшен, его не возьмешь на руки, как ящерицу... он смотрит круглым
белесым глазом - и молчит, цепкими лапками ухватился за край ванны, наполовину в
воде... Он спокоен и безопасен?... Как вы ошибаетесь...
Настанет день... С жалобным звоном лопнет стекло и из квадратного окна в стене, ломая
штукатурку и выворачивая кирпичи, вылезет огромная зубастая пасть, а за ней и все
десятиметровое тело, покрытое грозными роговыми пластинами, в желтой ржавчине и
слизи. Разевая пасть, с ревом он ринется вниз по лестнице, ломая хвостом перила и сметая
с пути посетителей...
Чем это кончится - трудно сказать. Может, он доберется до реки и плюхнется в спокойную
прохладную воду... а может одолеют его набежавшие со всех сторон двуногие твари...
Может быть и так... но настанет день...
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
