ДЖОНАТАН СВИФТ. ПИСЬМО ОТЦУ
Отец,
- многие сегодня называют себя твоими детьми, иначе говоря - моими братьями, но они не похожи на моих братьев и твоих детей, потому что над их переносьем помещена пара выпуклых водянистых глаз, в то время как я унаследовал от тебя налитое кровью око в середине лобной кости, что (а также ненасыщаемая плотоядность) непреложно доказывает наше кровное родство. Но, поверь, самые непреложные эти (как бубоны при чуме) признаки моего сыновства и твоего отцовства служат им доказательством прямо обратного - потому что сами они носят прорастающие от висков рога, завитками опирающиеся им о плечи - и настаивают на твоей рогатости, называя меня отвратительной игрой природы, порождением проклятья и раскаленных африканских пустынь. Я догадываюсь, кто они такие и, догадываясь, именно потому пишу тебе, хотя вряд ли ты прочтешь мое письмо, неграмотный и погруженный во тьму. И даже твои поводыри не смогут прочесть тебе его - потому что вряд ли ты жив. А если ты мертв, то, кроме меня, некому рассказать о тебе и обо мне правду.
Отец, хотя я настаиваю на нашем родстве, родственные чувства не были тебе свойственны. Как я знаю (неважно, откуда знаю), опьяненный муками и кровью родов, как гиена, ты пожирал плод чрева своей жены, иногда даже не дожидаясь его рождения, а выгрызая его из женщины вместе с утробой. Таким образом, жизнью я обязан, очевидно, тому, что рождался ногами вперед, а вкус моих ног тебе не понравился, так что, как выбрасывают объедки, ты выбросил меня в мир, не заботясь о моей судьбе, зато озаботившись о дальнейшем насыщении своей утробы.
Меня вырастили цыгане, меня показывали в зверинце с обезьянами, меня показывали за деньги, меня показывали на ярмарках. Юношей, сломав хрустнувший запор клетки, я надел на голову мешок, повязал на шею колокольчик и пополз по дороге вслед за прокаженными, присоединившись к ним. А так как тело мое не разлагалось заживо, к зрелости, самый долгоживущий, самый умудренный этими скитаниями среди них, я сделался их поводырем.
Нет нужды рассказывать, как мы заночевали в пещере, как ты умертвил моих товарищей, как перемешал в корыте окровавленное мясо и молоко, как в тебе пробудилось темное отцовское чувство и, улыбаясь и поманивая тяжелой рукой, ты пригласил меня к трапезе. Нет нужды рассказывать, как я ослепил тебя, выколов твой глаз острым обломком кости. Как бежал, подобно Одиссею, о котором ты и слыхом не слыхивал, а бараны смотрели на меня почти по человечески и вполне осмысленно блеяли в ответ на твои слова: "Когда бы вы могли говорить, друзья мои..."
Я думаю, ты сделал своих баранов своими поводырями, полюбил их, научил их говорить, дал им подобие человеческого облика. Обучившись, наравне с блеянием, мычанию, рычанию, ржанью, лаю, вою, кукареканью и иным согласным и гласным звукам, они смогли рассказать тебе подробности моего побега. Я думаю, поначалу они были благодарны тебе. Но ты спал с их теряющими шерсть женщинами. Ты пожирал свой ставший мыслящим скот.
И они убили тебя - то-то, шатконогие, тяжелорогие, благовествуют они о человеке со светящимися рогами, который говорил в пещере с Богом, никогда не выходящим на свет, рожал рогатеньких и вернулся к ним с заповедью никогда не есть убоины: ни барана, ни козла с козой, ни овцы - ни живой, ни сырой, ни вареной и ни жареной.
Забодали они тебя, затоптали - говорящие поводыри слепца, - утопили тебя в море? - Я не могу любить твоих убийц, как не могу есть убившее тебя мясо.
Иногда ты снишься мне. Язва твоего выжженного ока погружается в океан, в единственную на земле глубину, достаточно глубокую, чтобы сделаться тебе могилой.
© Ростислав Клубков, 2006-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
