Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




КАНАЛИЗАЦИЯ


Следователь тяжело опустился в кресло, развязал и небрежно сунул галстук в карман пиджака. Прикурил дрожащими руками сигарету и закрыл глаза, пытаясь изгнать видения допросов, грязных камер и ежедневной бюрократической волокиты, но ничего не получилось. У сигареты вдруг появился мерзкий привкус и дым, наполнявший комнату, перенес ее обитателя в атмосферу задворок городской жизни. Он тратил всю жизнь на поимку преступников и взбесившихся психов, но их не становилось меньше. Более того, иногда он чувствовал себя одним из них. Бесила бессмысленность работы и в такие моменты в голове начинала работать электрическая пила, с визгом вгрызаясь в зыбкое равновесие собственной психики.

Он вспомнил, как однажды чистил засорившийся водосток в умывальнике. Для этого пришлось разобрать г-образное колено снизу. Когда же он увидел, что послужило причиной поломки, желудок свело спазмом и весь ужин выплеснулся наружу: большой комок спутанных склизких волос вывалился из разобранной трубы ему прямо в руки. С тех пор следователь часто сравнивал человеческое сознание с канализацией: когда мусора становится слишком много, оно засоряется.

Люди из века в век прячут все темное внутри себя, при этом затрачивая огромные усилия на соблюдение внешней приличности. Эти скрытые мысли, тайные нереализованные желания, застоявшиеся эмоции оседают в сознании как накипь в трубах. Иногда они копятся всю жизнь. Но чаще, достигая своей критической массы, они воплощаются в каком-нибудь необъяснимом, совершенно безумном деянии. Наступает их время, они управляют человеком, живут его жизнь.

Человек в камере, закрыв глаза, сидел на нарах. За несколько часов он не изменил положения, лишь иногда легкая улыбка касалась его губ и тогда становились заметны движения глазных яблок за прикрытыми веками. Он видел полутемную комнату, синеватый дым, кольцами вьющийся у настольной лампы, видел старую тетрадь на краю стола с единственным словом на обложке: Дневник. Человек в камере улыбнулся, не раскрывая глаз.

Дым резал глаза и следователь часто заморгал, смахивая слезы. Потянулся за тетрадью, пролистал прочитанные страницы и, найдя нужное место, уткнулся в посветлевшие от времени строки. Через несколько минут напряженное выражение его лица сменилось умиротворенностью, разгладилась глубокая морщина, прорезавшая лоб. За дверью послышались шаркающие шаги: старый уборщик работал ночью, когда никто не мешал ему, снуя по коридору взад и вперед. Мельком взглянув на дверь в кабинет следователя, из-под которой пробивался приглушенный свет, он продолжил работу.

Никогда еще он не был так спокоен и расслаблен. Как будто кто-то промыл мозги проточной водой, смывая застарелые проблемы в канализацию. Грязными хлопьями отслаивались тяжелые воспоминания, не дававшие покоя многие годы, проваливаясь в сток, чтобы никогда больше не возвращаться к своему хозяину. Следователь глубоко вздохнул, на миг оторвавшись от чтения, и взглянул в окно. Наступал новый день.

Спустя час в кабинете уже никого не было. Старая тетрадь, прошитая металлической пружинкой, пылилась, небрежно брошенная на полку к другим, давно забытым документам.

Кап, кап… Никелированный смеситель истекал водой в дальнем углу туалета. Жидкость просачивалась на волю сквозь решетчатое отверстие слива.

Уборщик, никогда не страдавший избытком воображения, дико закричал, обнаружив в раковине спутанный клубок мокрых волос, медленно ползущий вверх по эмалированной поверхности. Оставленный им слизистый след переливался на свету, как мыльный пузырь. Еще один след уводил из унитаза вверх по стене. Несчастный вскинул взгляд, но крикнуть во второй раз не успел: большой, размером с голову взрослого человека волосяной шар отклеился от потолка и с чавканьем свалился на перекошенное от ужаса лицо.

Человек в камере открыл глаза: яркие солнечные лучи косо падали из окна, освещая противоположную стену. То, что должно было случиться и чего он ждал всю ночь, уже произошло. Можно было расслабиться, отдохнуть. Человек повернулся лицом к стене и уснул, натянув одеяло на голову. Он улыбался во сне.

Кап, кап… Раковина наполнилась доверху и вода переливалась через край.




© Сергей Ильницкий, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 1999-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность