ОпятаКнига первая
Глава четвертая
Я ПАМЯТНИК СЕБЕ ВОЗДВИГ
28. Агрессия
- А чем мы сегодня займемся? - с любопытством спросил Гастрыч у младшего Амбигууса-настоящего. Они давно уже как будто поменялись ролями Карлсона и Малыша. Иногда бывало, что Малыш принимал Карлсона за обыкновенный глюк. И все, кто остался, вообще привязались друг к дружке, сроднились.
Нарколог-истинный, к примеру, вернувшись домой пораньше, заставал двух Анют в постели. Они лежали и сравнивали достоинства его и Гастрыча номер четыре. Сравнение выходило не в пользу истинной, осиянной небесами, любви Артура и Анюты, но Артур вдруг явственно ощущал, что ему такая разница до лампочки. "Привет, куртизанки!" - приветствовал он их с порога. Те от неожиданности и на всякий случай прятались под одеяло с головой неизвестного нумера Гастрыча, которая высовывалась и храпела, свешиваясь с подушки.
Под влиянием коллективного дела примерно в такой же манере изменялся окулист, уже не такой капризный, вредный и мелочный.
Противоречия разрешались легко и безболезненно.
- Сегодня мы пойдем к тебе, - объявил Амбигуус-младший. - Нам понадобится твой бомжара.
Якобы они уже отправили дублеров следить за несчастной женщиной, чей недоверчивый муж дал им три дня на разоблачение адюльтера.
- Не будет адюльтера - мы ему сделаем, - простодушно рассуждал Гастрыч. - Займемся сами. Дескать, готова улечься с первым встречным. А мы и будем первыми встречными. Главное - понять: чего хочет клиент? Он хочет развестись, потому что она желает развестись первая. И наложить лапу на его денежки да квартиру. Я сразу догадался... по глазенкам. Извлек из них кое-что, не хуже нашего спеца.
Гастрычу было приятно пригласить к себе человека, пусть даже не слишком приятного, вроде юного Амбигууса.
- Что должен делать человек прежде всего? - спрашивал как бы себя Гастрыч на пороге квартиры. - Карл Маркс утверждает, будто открыл простой закон: есть, пить и одеваться. Но можно же и не раздеваться!
В том, что Гастрыч любил засыпать в одежде, где застигнет его судьба, он видел творческое развитие погибающей теории. Его зерно, отрицание отрицания.
Дома у Гастрыча, хоть и бывало пусто, но случалось и густо, и было на что взглянуть.
Во-первых, гигантская мясорубка. Пресс. Вакуумный отсос-насос, все-таки раздобытый на кафедре организации здравоохранения при одном институте. Стол со стальным покрытием; стальная ванная комната, где душ и шланг смывают все следы. Грубые плотницкие инструменты и деликатные - хирургические. А в прочем - запустение и гнилостное брожение: чан с брагой, топчан без постельных принадлежностей, парочка табуреток, шкаф, письменный стол - в свое время, зеленого сукна. Полочки с уголками, которым так завидовал Артур Амбигуус-старший - странный он все же бывает, мой батя, подумал Артур. Совершенно неподходящий нам стиль. Настоящая лампочка Ильича, зажженная в полости простерилизованного тела, но никак не квартира для уютного и налаженного быта. К кухонной батарее был прикован наручниками знаменитый местный бомж, по прозвищу Биосила.
С ним получилось так: семья Амбигуусов, сильно, как на дрожжах, распухавшая - пусть временно - требовала еды и денег; двойников, а заодно и окрестных бродяг отловили, застращали и подключили к сдаче бутылок, баночной тары, цветного лома и макулатуры - короче говоря, всего, к чему они привыкли, но весь доход изымался и поступал в Семью, которая уже писалась в уме с заглавной буквы.
Бомжи возмутились и обратились уже к собственной, помоечной мафии, которая была не чета грибному Доле, но и с этими недоумками Гастрычи справились без большого труда. Главам помоек объявили, что все их точки, как и лесополоса, отныне переходят в нигде не оформленное, но частное владение. Вышло убедительно.
Гастрычи выходили из-за мусорных баков по одному, вновь уподобляясь племянникам дядьки-Черномора и бравым сынам батьки-Мухомора. Декокту хватило как раз на тридцать трех богатырей. Хор наливался и катился, как молодильное яблочко по волшебному блюдечку:
- Единица - вздор! Единица - ноль!
Голос единицы - тоньше писка!
Кто его услышит? Только жена!
Да и то, если не на базаре, а близко!
|
Батька грибной поманил Биосилу пальцем. И врезал по ушам с такой душевностью, что разом сбил и спесь, и авторитет, и остатки сознания. И пыль стряхнул, как это делают шпагами храбрые вакуумные атосы-портосы.
На вырученные деньги семейство кормилось; пристегнутый к батарее наручниками Биосила подробно поведал обо всех точках сбора и сбыта.
Он и сейчас был пристегнут так, чтобы ни до чего не дотянуться - в особенности, до чана с брагой. И представлял собой неприглядное существо, одетое в одежду самого общего наименования и пользования, плюс вязаную шапочку. Биосила исхудал своим землисто-бугристым лицом на гастрычевых харчах, зачастую достававшихся ему из вещей, недоеденных попугаем Амбигуусов. У него был обычай при малейшей опасности сворачиваться ежом-клубочком, защищая лицо и живот; и все, кто ходил под ним или под него, спьяну, делали то же самое. Авторитет! Тогда удары не причиняли вреда их внутренним лицам и внешним органам. Зато лицам внешним и органам внутренним ничто уже не могло повредить.
- Помойки да леса уже наши, - радовался Гастрыч. - Погоди, парень, твой папаша еще в депутаты выдвинется. Хотя бы в муниципальные. Укрепится во власти... хорошо!
- Зачем же тебе бомжара? - поинтересовался сосед, отпирая - или же, по-привычке, отмыкая - собственную дверь.
Перед этим зашли к Амбигуусам и захватили здоровый бидон с отваром.
Студент внушительно протер очки, надел, интригующим взором заинтриговал Гастрыча.
- Как ты, сосед, раздваиваешься? - спросил он. - Без проблем?
- Да будто бы из баньки выходишь.
- Вот, - наставительно поднял палец Амбигуус-младший. - А почему?
- А почему, в самом деле? - задумался Гастрыч, входя в прихожую и слыша журчащий мат Биосилы.
- Потому что тебе ничего не мешает, - объяснил малец. - Одежка не стесняет; она даже подключается к процессу. Удваиваются отдельные аксессуары... Ну, а что произойдет, если удвоению помешать? Воспрепятствовать? Как в корпусе атомной бомбы? Спеленать, связать, заковать, закутать, как египетского фараона?
- Ага! - воскликнул Гастрыч.- Вот в чем штуковина! Для науки мы это немедленно выясним. А то сидит, переводит продукты без прибыли птичьему корму...
Они вступили в кухню и застыли, широко расставив ноги и скрестив на груди руки. Биосила, в свою очередь, широко раскинул ноги в луже собственного сочинения, а руки его от нехватки сил не участвовали в произвольных движениях.
- Сейчас откармливать тебя будем, - улыбнулся Гастрыч и почесал себе под тельником брюхо.
Глава помоек слегка оживился; веки дрогнули, приоткрылся рот.
- У меня есть здоровенная воронка, - похвастался Гастрыч. - И зонд, предлиннющая кишка.
- Мы постепенно закачаем, - задумчиво молвил Амбигуус. - Неплохо бы заснять на видео...
- А мы заснимем! - Гастрыч, показывая, что у него налажено все, как у людей, побежал куда-то за видеокамерой, которую, как утверждал, он то ли нашел, то ли купил за бесценок с рук в уплату за отказ дать закурить. И всегда брал с собой. Он обожал утреннюю передачу "Сам себе режиссер", да все никак не решался послать отснятое.
Биосила очнулся от грез и пристально следил за приуготовлениями. Гастрыч приволок скотч, используемый для упаковки почтовых отправлений, бинты, резиновые жгуты, тесную зимнюю шапку, кирзовые сапоги, пару валенок и колодки.
- Зачем это все? - хрипло спросил Биосила.
- Для чистоты научного опыта, - отозвался Гастрыч и пригрозил поверженному врагу мясницким ножом. - Заодно прибарахлишься - зима на носу. - Порылся кое-где, нашарил грязную воронку колоссального диаметра; выволок перевязанный проволочкой шланг. При помощи этого инструмента он обычно бодяжил тот или иной напиток. "Вот про воронку, - любил вспоминать молодость Гастрыч. - Она ведь для утюга. Для времен утюга. Ты помнишь, как на живот ставили утюги? Не помнишь, еще не дорос... Так вот: моему утюгу завидовали все российские тюремные музеи. Огромный!!! Каток. А воронка, известное дело, положена утюгу соответственная. Ее тогда не конфисковали - решили, что безобидная...или просто не поняли, для чего она."
- Очень питательный бульон, - рассказывал он по ходу дела, словно лектор с малиновыми корочками. Аудитория собралась небольшая, но внимала ему всеми порами организма. - Одна беда - на вкус не ахти. Самостоятельно не откормишься. Поэтому нам придется тебя немножечко обездвижить и покормить с ложечки, как мама в детстве... помнишь маму? нет? ну, еще бы.
- Клизма, что ли? - Биосила вспотел покойницким потом.
- Ну и мамочка, - сокрушенно покачал головой Гастрыч. - Такую и позабыть не стыдно. Но ты, - добавил он строго, - не забывай мать. Всегда помни о матери. Мать - это для вора святое.
Такие представления он вынес из-за забора, надстроенного колючей проволокой. Амбигуус немного смутился. Он не считал себя вором, а в мамах с некоторых пор начал путаться.
- Сейчас мы посмотрим, что будет, - приговаривал Гастрыч.
Они старательно спеленали Биосилу, протолкнули ему в дальний конец пищевода длинное горло воронки.
- Ты держишь, я титрую-дозирую, - скомандовал младший Артур Амбигуус.
Держатель помоек забился, предчувствуя близкий конец.
Артур принял в руки тяжелую банку и, активно следя своим острым третьим "глазком", начал переливать содержимое в начальника хлама - владельца фабрик, заводов и пароходов. Дело шло к осени, но Гастрыч беззаботно напевал: "Весна какая выдалась, какие дни наста-а-али!.. Конечно, ты обиделась; конечно, мы расстааааались..."
29. Билланжи
Вечером, отведя под дублеров детскую лабораторию, сотрудники Агентства Универсальных Услуг собрались за чаем.
В традицию у них вместо "Аминь" вошло троекратное громовое "АУУ!!!".
Все чаще, с топотом и биением кулаками, громыхал гимн:
- Единица - вздор! Единица - ноль!
Голос единицы - тоньше писка!
Кто его услышит? Только жена!
Да и то, если не на базаре, а близко!
|
Иногда "базар" заменяли на "сортир" или "оранжерею". После чего приступали к трапезе - когда к обычной, а когда и копировальной.
- Итак, - объявил Артур Амбигуус-старший, - подведем некоторые итоги. У нас в активе три акции; две из них успешно выполнены - одна, к сожалению, без нашего ведома. Помимо этого реализован важный эксперимент практического характера; взяты под контроль леса, свалки и частично - правоохранительные органы в количестве одной вялой штуки. Расширены пахотные угодья, в аренду взято много точек общественного прохоже-отхожего пользования. Третье же поручение представляет собой известную трудность, сопряженную со смертельной опасностью, - глава семьи кивнул на фотографию Билланжи, возлежавшую в самом центре стола на блюде, словно специально созданном для отрубленных голов - для дам, наподобие Саломеи. Недоставало танцев. Правда, сам Билланжи мало чем походил на Иоанна Крестителя. Хотя и сказал бы, успей он только, что следом за ним идет еще один, сильнейший.
- Этот нехороший человек был начальником безопасности при моей крыше, Давно, - озлобленно хрюкнул Гастрыч. Это оставило неприятное впечатление. Все сразу припомнили ему подобострастие, выказанное, когда Эл-Эм подавал заявку. - И Куккабуррас лишил меня этой крыши, за что ему рано или поздно придется ответить перед законом природы. Сперва я хотел отказать Куккабуррасу. На кого тянешь, хотел я ему возразить. Но в самую последнюю минуту передумал... Мы построим общую крышу для общего дома... К тому же мы нашли управу и на него... не далее, как сегодня. И не только на него.
Тут все участники чаепития возбудились и попросили рассказывать побыстрее, да повнятнее. Гастрыч передал слово молодому Артуру.
- Тут и рассказывать нечего, - скромно сказал Артур Амбигуус-младший. - Как отпочковываются двойники? Наружу, вовне, если внешние препятствия минимальны - вроде простой одежды. Зато, стоит нам добавить в раствор реагент, нейтрализующий безразличие к лишнему, неживому... поплотнее упаковать подопытного субъекта, то последний почкуется внутрь себя, со всеми причиндалами. Ему мешает одежда. Причем многократно, пока последний, самый внутренний двойник еще может выпить из врученного кубка, тоже сжимающегося. Получается своеобразная матрешка, спора-фараон. Очень плотный, как башня из черного дерева, и - как живой. Возможно, что самый глубинный еще и жив, и надо проткнуть фигуру шампуром или пробить из дробовика, но его не берет никакое оружие. Похоже, он дубеет от внутреннего переполнения собой настолько, что даже не разлагается. Прессуется абсолютно все, вплоть до микробов и вирусов. У них сплющиваются клеточные мембраны, как у носителя... во всяком случае, если говорить о микроорганизмах. Лично я не очень верю, что он жив. На всякий случай, мы положили его в морозильник, у Гастрыча есть...
До Анюты, наконец, дошло:
- Кого?
- Да того, - махнул рукой сын. - Главного над помойками. Неформального главного, конечно. Формальному еще нужно звонить, да стоит ли?
- Батюшки! - всплеснула руками Анюта. - Живую душу, да в камень!
- А в сортире у тебя что - кошачий наполнитель? - ядовито спросил Извлекунов. - Кто у тебя там поспевает, в цветнике, рассаднике заразы? Не души ли там усопшие мучаются? Есть такая теория, что и грибы не без души...
- Это все, Анюта, теперь мертвые души, - успокоил ее, как мог, Гастрыч. - Они не живые. Что им до камня?
- Грибовничать будем? - деловито поттер-в-ладоши младший Амбигуус.
- Погоди, - строго остановил его Амбигуус-старший. - Мы еще не закончили. Нам пока неизвестно, как киллер-дубликат выполнил свое первое задание. К сожалению, у нас пока нет устройства для микроскопического, пошагового слежения...
- Закажем Куккабуррасу, - удивился Извлекунов. - Его же проблема. Вот и скажем, что надо...
- И действительно надо...- поддакнул ему Гастрыч.
Тут раздался звонок, и явился Аверьян Севастьяныч. Участковый смотрелся помятым, подавленным и просто печальным.
- Стаканчик, Севастьяныч, - встрепенулась Анюта Амбигуус.
Реакция была неожиданной:
- Нет, благодарю, я уже успел, - тот через силу улыбнулся, и запаха от него не исходило. - Ну, как тут у вас дела...
Он замер на полуслове, узрев фотографию Билланжи на блюде.
Гастрыч, наученный тюрьмой, остро вгляделся в участкового. "Нас обскакали, подумал он. - Ну и ладушки, мы пока обсуждаем всякие мелочи".
Однако он подал знак остальным: держать носы по ветру, пасти - на замках, а уши - по звериному, на макушках, а не прижатыми к щекам-вискам. Хотя бы оттопыренными. По крайней мере, приникшими к земле.
"Отклячьте уши", - показал он.
- Заказ, - доложил Гастрыч, вставая и подчеркивая единственность заказа, - был выполнен превосходно. Нам удалось немедленно доказать клиенту, что его жена изменяет ему с первым попавшимся встречным. Этим встречным была, разумется, моя копия. И мне приятно, что копия не утратила присущих мне навыков. Визг и стоны неслись из окна на всю улицу, я велел клону открыть окно...
Зазвонил телефон, Гастрыч снял трубку.
- Куккабуррас, - ответили с другого конца.
- Ваша проблема как раз решается, - вежливо, но твердо молвил Гастрыч, чтобы милиционер не догадался, с кем он разговаривает.
Собеседник помолчал.
- Вас слушают? - спросил он после долгого размышления.
- Да! - радостно выдохнул Гастрыч.
- Вы нуждаетесь в дополнительных устройствах во избежание неожиданных проблем подобного рода?
- Совершенно верно, - согласился тот.
- Хорошо, я подумаю. А вы постарайтесь эффективно решить вопрос. Я перезвоню через десять минут.
Гастрыч все понял и подмигнул Анюте на хитрый манер: между ними давно и как-то сама собой сложилась сложная система зашифрованного общения, причем этот навык полностью восстанавливался во всех Анютах.
Анюта провела Севастьяныча к столу, налила чаю, исподтишка добавив туда нечто лишнее, предназначенное для создания долговременных копий.
Сосед кивнул.
- Хорошо, - продолжил он. - Так вот: мы позвонили клиенту и дали послушать крики. В принципе, сделанное уже устраивало его, но мы люди добросовестные, и второй дублер сумел подобраться к окну и сделать снимки...
Гастрыч высыпал снимки, совершенно затмив ими прекрасного Билланжи. Казалось, что того одолели любители группового секса, и этим решили проблему - правда, символически. Анюта покраснела и отвернулась.
Аверьян Севастьяныч раздвоился.
Гастрыч помнил, который был настоящим, и ударил его кистенем по затылку. Тот упал, и окулист поволок его к плантации.
- Нет-нет, к дверям, - раздраженно возразил Гастрыч. - Мне же придется тащить его на переработку.
Анюта заплакала.
- Иди и заменись на дубля, - приказал старший Амбигууус.
Та послушно удалилась в лабораторию, откуда сразу же вышла вторая, точно такая же. Она села за стол и положила себе, улыбаясь, рыбу и винегрет.
- Много жрут, - пробормотал нарколог.
- Какие-никакие, а люди, - развел руками сын.
Телефон зазвонил снова.
- Куккабуррас, - изрек он, как будто говорил о себе или о самом явлении звонка. - Наблюдатель еще у вас?
- У нас, но уже в ином качестве, - сказал Гастрыч. - Наблюдает и верен нам до гроба.
- Вероломный, - пошутил Эл-Эм. - Итак? Что вы предприняли?
Гастрыч передал трубку младшему Артуру Амбигуусу.
- Пока мы начали с некоторых реакций новейшего образца.
Чувствовалось, что Куккабуррас предпочел бы незамедлительную стрельбу со взрывами.
- Зачем они? - спросил он сдержанно.
- Мы скуем вашего Билланжи. Обождите секунду, - и он обратился к милицейскому дублю, послушно выставившего свое деревенское лицо. Вылитый Анискин в исполнении продублированного Жарова. - Скажите, пожалуйста, ваш начальник Билланжи, - Артур вытянул фотографию из-под кипы постельных и коверных снимков, - не предлагал своим сослуживцам... ну, скажем, похитить меня?
- Такие разговоры шли, я понимал их, - кивнул скопированный, догадываясь, очевидно, что с ним самим не все в порядке.
- Ну и все нормалек тогда, - Артур-младший вернулся к томившемуся в ожидании Куккабуррасу. - Они, как и следовало ожидать, намереваются меня похитить и выпытать рецепт декокта. Потом устроить вам райскую жизнь. Я жду этого похищения с нетерпением...
Тем временем Амбигуус-нарколог выпытывал у довольного Гастрыча:
- Признайся, ты ведь не дубля послал к этой бабе?
- Ясное дело, - осклабился тот. - Дурак я, что ли? Еще запорет все дело. Первое. Плохая примета.
- А ты не запорешь?
- Я еще как запорол. Весь район слушал.
- Мы потеряли клиента, - вздохнул нарколог.
- Нет, приобрели. Клиент думает последить за женой. Та честна и безупречна. Гастрыч посылает к ней обворожительного дубля. За что он больше заплатит исполнителю - за истину или за ложь? За хорошо выполненную работу. И это будет для нас наилучшей рекламой.
На самом деле все обстояло несколько иным образом, но торопиться некуда, и все будет рассказано в положенное время.
30. АУУ отдается эхом
Билланжи, оставшись за главного и по наказу семьи покойного Давно, затеял сходку, или, как принято выражаться в известных, но большей частью неизвестных, кругах, толковище. Разница есть, но вникать в нее нет времени и смысла. Такое решение он принял после того, как Аверьян Севастьяныч явился к нему с докладом. АУУ восстановило против себя все городские криминальные структуры, захватывая под контроль целые отрасли и плодя киллеров - последних, правда, чаще лишь угрожали наплодить. Складывалось впечатление о прибытии в город Ревизора с наисекретнейшим предписанием, который не стал задерживаться в гнусных гостиницах ради инспекции тараканов и клопов, а сразу же принялся устанавливать собственные порядки.
На сей раз Агентство Универсальных Услуг, что говорится, лопухнулось, а также лажанулось. Оно прислало копию, которая в своих повадках весьма и весьма отличалась от того деморализованного, но после обласканного, Крота, засланного Билланжи. Копия с мученическим терпением перенесла обычный, не страшнее прошлого, допрос. Рассказала о каких-то нелепых событиях, вообще несла чушь, так что начальнику охраны сразу стало понятно: Крота больше нет, участкового замочили и прислали своего, с аналогичной - шпионской - миссией.
Чтобы убедиться в этом, Билланжи лично выстрелил милиционеру в ухо.
Тот упал и исчез довольно быстро, Билланжи даже не успел допить мартини. Тогда-то он и решил, что есть резон пригласить коллег, недавно принявших участие в похоронах Давно.
"На девять дней, - сказал себе Билланжи. - То есть, на девятый".
Он чтил традиции государства, в котором орудовал, но иногда путался в тонкостях словоупотребления.
Между тем, помимо глобальных уголовных, к его намерению имелись и мелкие бытовые основания, о которых Председатель Временного Правительства империи Давно, как стал именовать себя Билланжи, не имел внятного представления, хотя кое-чего и наслушался еще от живого Севастьяныча, успевшего провести самостоятельное расследование.
* * *
...Двойники, понаделанные с основного костяка, вконец распоясались. Они жрали все больше, устраивали адюльтеры неизвестно, с кем - то ли с подлинниками, то ли с себе подобными. Анюты уже не стеснялись жаловаться на импотенцию Артура Амбигууса-старшего прямо за чаепитием, и тому приходилось отнекиваться: вы, дескать, девчонки, нарвались на дубликат, а я был на работе, где проявил себя хоть куда. К таким заявлениям относились с естественными подозрениями.
Но вот Амбигууса-старшего уволили-таки с работы, потому что туда заявился его двойник, вусмерть напоенный подлинным Гастрычем, и подал пациентам плохой пример быта.
Многие двойники попадали в милицию за мелкое хулиганство, наподобие ресторанного; если они не успевали исчезнуть, то выручать их приходилось действующей модели Аверьяна Севастьяныча. При попытках дать более серьезным прегрешениям следственный ход выставлялись неопровержимые алиби, о которые разбивались кипы свидетельских показаний. Судить было некого.
Хамили и отказывались платить в общественном транспорте, предъявляя взамен тающих документов проездные аргументы и факты, разваливающиеся на глазах.
Двойники Гастрыча вламывались в квартиры и египетскими казнями грозили каждому, кто посмеет составить бумагу о трупной вони, заполонившей весь дом.
Агентство уже не нуждалось в посторонних жертвах; копии, еще не успевшие раствориться, превращались в прекрасные удобрения. "По закону сродства", - объяснял Гастрыч, сам себя не до конца понимая. Он слышал однажды, как это сказал Артур Амбигуус-младший; эти слова почему-то запомнились, запали в душу и периодически повторялись.
Денег, в связи с расширением производства, постоянно не хватало, а студент так и не удосужился придумать способ понадежнее их подделывать.
Оправдываясь, расстрига-студент бормотал: "Они же самое живое, деньги-то".
Многие двойники, помимо прочего, страдали легким недомыслием и выдумывали себе идиотские развлечения. Они занимались изуверством: имея доступ к декокту, пили его сами, но ухитрялись остановиться в развитии на онтогенетических стадиях рыб и рептилий, рождаясь ими, да выпускаясь в речку и лесополосу. Любому известно, что человеческий зародыш проходит через стадии предшествующих видов: червяка, крокодила, порося. Амбигуус-младший в конце концов отрегулировал процесс синтеза, умело дозировал напиток желаемым образом, а самоуправство запретил и вообще закрыл двойникам доступ к отвару.
Усиливался разврат. Возникли Полканы, то есть полукланы клонов, как называли их квартирные посвященные: снова недоработки биохимии, в результате которых образовывались только нижние или только верхние половины существа, в зависимости от фиксации прародителя на оральной или анальной стадии по Фрейду. Вполне живые и отчего-то заносчивые, эти создания устраивали между собой петушиные бои за мировое господство. Анюты бешено аплодировали гладиаторам, а после на Арену выходил главный противник, чаще всего - истинный Гастрыч, который и превращал их в сырье.
Иногда возникали ссоры; скопированные Анюты называли урожденного Артура Амбигууса Халтуром Неподвигусом, но чаще всего выяснялось, что Анюта Амбигуус как раз настоящая, тогда как ее партнеры - неудачные копии.
Ревели песню, скандировали ее:
- Единица - вздор! Единица - ноль!
Голос единицы - тоньше писка!..
|
Пашни с оранжереями и теплицами множились, урожай созревал исправно: мелкий Артур приказал сеять не только специфические, сортирные поганки, но и те, что уже отмирали в лесу по причине наступающих холодов.
Все это требовало охраны, расходов, транспорта, тогда как Куккабуррас проявлял все большее недовольство, ибо главная мишень-заказ, Билланжи, не только оставался живым, но и прикончил шпиона. Эл-Эм опасался, что у копии успели выведать важные секреты, однако удалось заверить его всем скопом в невозможности такого поворота событий.
Но вот прозвонил очередной звонок: пришел клиент.
Довольно вальяжный, как с ходу отметил Гастрыч, мужчина; одетый с иголочки и с иголочками в глазах. Он ничего не стал говорить, а просто выставил кейс с половиной гонорара, швырнул фотографию, деревянным голосом охарактеризовал заказ - не снимая ни перчаток, ни шляпы.
- Хорошо, - удивился Гастрыч и выполнил просьбу тем же вечером.
Утром ему доставили новый кейс, где лежала вторая половина гонорара, да еще какой-то подарок: что-то тикающее - наверное, будильник. Гастрыч, когда служил, успел поработать сапером и разминировал чемодан, а клиенту послал записку с уведомлением, что он будет следующим в очереди.
Приехал мерседес; принесли цветы, фрукты, женщин, напитки.
Вальяжный мужчина сосал ботинки Гастрыча и клялся впредь никогда не делать подобных гадостей.
- Делайте, - Гастрыч, напротив, нисколько не возражал. - Я и не думал, что это так приятно: ботинки.
Следующий заказ умножил состояние Амбигуусов, прибавив к нему сто тысяч долларов. Гастрыч пересчитывал лично, слюнявя пальцы, покуда Анюта потчевала гостя чаем - до поры, если все будет в порядке, не грибным. Ибо на примере несчастного участкового было видно, что младший Артур Амбигуус постепенно совершенствовался и научился готовить микроскопические, но концентрированные дозы, которые можно было подмешивать в напитки, если пьющий не желал пить отвар в естестве декокта, в натуре. Лепить из них леденцы, петушков на палочке и прочие конфекты.
Власти задержали заказчика и заковали в кандалы, но очень скоро выпустили на волю, ибо через трое суток подтвердилось его непробиваемое алиби. Его видели многие люди, человек триста, на приеме в каком-то африканском посольстве, где он сыпал шутками и песком, флиртовал, выкидывал коленца и всячески запоминался окружающим, в том числе и особенно - самому послу, на почве и на предмет неизжитого каннибализма.
В стеклотаре, макулатуре и ломе цветных металлов уже не было надобности, но Гастрыч по-прежнему держал эти виды промысла под неусыпным контролем, собирал дань, посылал двойников на разборки и стрелки - все это, конечно, по договоренности с шефом, бывшим наркологом, совершенно осатаневшим из-за своего увольнения по статье.
- Ладно, - приговаривал он, - мы еще поглядим, кто просиживает чужие штаны не в своих санях, слегка лоснящихся...
Он намекал на свое руководство, которое грибовары вскорости заменили в полном составе, посадив туда людей прочных, но все же недолговечных; с определенного момента их никогда не бывало на месте, и этому не слишком удивлялись, зная такие повадки за начальством вообще.
Но все же в итоге встревожились, связались с милицией.
Стало ясно, что в городе происходит некая чертовщина, и завели абстрактное дело. А наркологическая служба надолго осталась оголенной и обезглавленной, что немало вредило государству и его семейным ячейкам.
Что касается Куккабурраса, то этот становился все настойчивее.
Он позвонил и назначил прогулку: выезд на полигоны и мелкие местности, общий контроль, обсуждение дальнейших планов. Всем, однако, было понятно, что за этим кроется его невыполненный заказ: Билланжи оставался неуязвим и недосягаем; в то же время Билланжи копал под Эл-Эм’а, и у того уже появились мелкие неприятности.
Когда с утречка пораньше кортеж приготовился двинуться в путь, Билланжи был рядом. Он прятался в кустах, смотрел в бинокль, передавал его дублеру в погонах, чтобы хоть чем-то занять, и коротко спрашивал, кто есть кто. Копию Севастьяныча Билланжи приковал к себе наручниками.
Копия выдала всех, включая Анюту, стоявшую на пороге и махавшую лимузинам платочком.
- Хороша, - облизнулся Билланжи и отстегнул информатора. Свернул Севастьянычу шею, выбрался из кустов и направился за Анютой в подъезд. Ему хотелось побыть настоящим мужчиной прежде, чем встречаться с городскими авторитетами. Узнай он (узнал), что преследует копию, иметь дело с которой было как-то не по-мужски, его бы вырвало. Настоящая Анюта уехала с остальными. А ему досталось нечто вроде резиновой куклы из секс-шопа, но то был секрет. И потому его все-таки вырвало, только впоследствии. Он успел добежать до сортира и внес пусть и вражескую, но лепту, в общую пакость.
Тем временем в кустарнике растворялся Севастьяныч. Никто так никогда и не узнал, о чем и кому именно сей паникер от природы успел настучать, будучи агентом общего пользования, решительно всем: и криминальным, и правоохранительным структурам высокого уровня, на котором его постукивание, то бишь информацию, представляющую оперативный интерес, расслышали, конечно, не сразу. А различив комариный писк, для начала проверили психиатрическую картотеку. Пси-файлы, как говорится. Псы. После проверки поводили носами, предчувствуя угрозу для государственной и международной безопасности.
31. Выездная инспекция
...Бессознательно подражая губернатору, Куккабуррас нацепил строительную каску и всем своим спутникам посоветовал сделать то же, не забывая о бронежилетах, налокотниках и наколенниках. Он сожалел, что не позаботился о специальной обуви с выкидными лезвиями и хоккейных вратарских масках.
- Я задохнусь, - стонала Анюта, упаковываясь в жилет. - Это ужасно.
- Подо мной же не задохлась, - во всеуслышанье возразил Гастрыч, и семейство Амбигуусов благоразумно смолчало.
Если намечается серьезное дело, то что же - делить из-за этого жен? Стреляться? Засорять Черную Речку?
Эта реакция родственников понравилась Куккабуррасу.
"Может, и выйдет из ребят толк", - подумал он отечески. Но тут же разбойник вспомнил о Билланжи, угрозах, обещанном толковище и вновь помрачнел.
Первый сортир, арендованный у Эл-Эм’а, находился на самой городской окраине, где в нем не было большой нужды. Она там, конечно, справлялась, но редко и вяло. Урожай был жиденький. Сортир переделали под парник, рядом высились куккабуррасовы часовые. Нижние половины лиц у них были замотаны платками, шарфами, косынками и портяночной тканью редкого пользования.
Артур-Амбигуус-младший, надвинув шапочку по самые брови, угрюмо копнул землю. Куккабуррас понял и вынул телефон:
- Отныне все отходы производства вывозить на первую базу. Охрану усилить. Удобрения не хватает. Добавить вышек, сторожевых собак. Поумерьтесь в шашлыках.
- Славно, босс, - воодушевился студент и едва не похлопал авторитета по плечу, но вовремя одумался.
- На базу два, - бросил Эл-Эм шоферу, закуриваясь.
В итоге объехали довольно много арендных участков; кое-где дела шли неважнецки, зато возле некоторых отхожих мест, особенно при виде родных лесных грибочков, Артур Амбигуус-младший падал на колени, благоговейно вдыхал почвенный аромат и порывался целовать землю, но истинная Анюта, как заботливая мать, удерживала его, побаиваясь кишечного расстройства. Там были настоящие, ему приятные оранжереи, и он делал все для замены в них первого "е" на "и", чтобы они разжирели...
Извлекунов, кутаясь в шарф, спросил:
- А что местные жители? Как отзываются, о чем судачат?
- Что мне до них? - презрительно передернулся Эл-Эм. - Мусор...
Он стал закипать:
- Мне что же - затеять опрос обществености? Собрать ветеранов-подтиранов?
- Не стоит, - успокоил его старший Амбигуус. - Не будем поднимать лишнего шума. А то еще решат, что здесь захоронили радиоактивные гробы.
Инспекция продолжилась.
Под слезливым и тяжким небом Куккабуррас то распекал одного прораба, то поощрял другого.
- По-моему, производство растет, - полувопросительно заметили Амбигуусы.
- Растет, - недовольно признал Эл-Эм, скрючиваясь до невероятной конфигурации. - А толку?
- Но как же? Ваши конкуренты мертвы; у вас и ваших помощников - железные алиби. Уголовные дела разваливаются на глазах, - эти сведения Извлекунов получил от очередного Аверьяна Севастьяныча. - Подражая неприятелям.
- Билланжи! - рявкнул Куккабуррас, зная, что гонитель и преследователь не простит ему ни Давно, ни отобранных у того мест общего пользования. - Когда не станет Билланжи... тогда... тогда вы займете законное, высокое место в нашей иерархии.
- Мне вашу иерархию впору смолоть, - проворчал Гастрыч. - Во-от такой гриб вырастет! - он показал будущий гриб руками, как делают рыбаки, похваляясь пойманной рыбой или играя в каравай-каравай, кого хочешь убирай.
- Вы получите миллион, - прохрипел авторитет.
- Мы уже набрали миллион, - сказал старший Артур. - Думаем - не переехать ли?
- А наша первая оранжерея? - всполошился Гастрыч. - Это же памятник! Мемориал! Эталон! Точка отсчета!.. А моя производственная лаборатория? Под самым боком?
- Да мы шутим! - со всем бесстыдством Анюта обняла Гастрыча за красную шею.
- Чего же вам надо?
- Мы толком еще не решили, - отозвался бывший нарколог. - Надо почаевничать и погрибовничать. Решение, вероятно, родится само собой.
- Надеюсь, не даун, - пробормотал Куккабуррас. Он чувствовал, что фраера матереют и все крепче прибирают его к рукам, но выхода не находил. Да только Артур Амбигуус-старший услышал эти слова.
- Мы ведем свою фамилию от названия древнего мозгового ядра. Оно переводится как двойное... Это древний и славный род, не чета вашему, - он стал наступать на Куккабурраса, и тот испуганно - под строгим взглядом Гастрыча - съежился. - Мы не производим даунов...
- Производите, - послышалось сзади.
32. О производстве даунов
- Стоять и не дергаться, - услышала Анюта, как раз собираясь вставить ключ в замочную скважину. Будучи копией, она не увидела в этом распоряжении ничего страшного. Она частенько слыхала такое от любвеобильного Гастрыча. Аналогии между ключом и замочными скважинами тоже ей были превосходно известны.
- Входи в квартиру, - велел тот же голос.
- А я что делаю? - удивилась Анюта Вторая.
Билланжи втолкнул ее в прихожую.
- Кто есть в доме? - спросил он резко.
Анюта завороженно взирала на него. "Какой красавец мужчина", - думала она своим медленно растворяющимся мозгом.
- Ты оглохла? Я повторяю: в доме есть кто-нибудь?
- Только мы. Все уехали с этим, кривым.
- Куда?
- Не знаю. Думаю, сортиры осматривать.
- Покажи мне свой.
Продублированная Анюта повиновалась. Билланжи зажал нос платком и долго созерцал огород.
"Да, прозевали", - упрекнул он себя.
- Иди в спальню, - сказал он мнимой хозяйке. - Становись, как привыкла.
- Я по-всякому привыкла, - игриво призналась Анюта.
- Это хорошо, пригодится. А я не по-всякому. Можешь не раздеваться. Просто становись на карачки.
- "Даже платье не помялось", - радостно пропела странная хозяйка.
"У нее, видать, не все дома, - решил Билланжи, расстегиваясь. - Вот и не взяли с собой, оставили дома. Пользуют убогую хором. А вдруг..."
Он представил себе соитие Куккабурраса и Анюты, от чего едва не застегнулся назад.
"Нет, - вспомнил он. - Этого давно приучили к петухам. Кстати, Давно и приучил. Неблагодарная сука!"
Он ошибался, как показало дальнейшее.
Билланжи взялся за дело, стоившее ему недюжинных сил, ибо дублеры, согласно классике, практически ненасытны.
- Мастерица, - похвалил хозяйку начальник охраны и увидел, как та бледнеет на глазах, теряя сексуальные формы и очертания. Здесь-то позыв на рвоту и бросил его к оранжерее для оросительного мероприятия. До него наконец дошло.
Потом он принялся крушить квартиру, не оставляя в живых ничего. Картины, посуда, мебель, заживо съеденные домашние животные и растения, техника - ничто не укрылось от карающей десницы Билланжи, закованной в специальную многофункциональную перчатку.
Билланжи задержался лишь в детской лаборатории. Он внимательно пролистал записи Амбигууса-младшего, но ничего в них не понял: это были давно заброшенные студенческие лекции по обществоведению. Других же записей не было видно, так как Артур, напомним, предпочитал запоминать и прикидывать на третий глазок, не у каждого приоткрытый. Но Билланжи не побрезговал и теми крохами, которые нашел.
Начальник безопасности Давно расколотил сосуды и приборы, так и не сумев в них разобраться; все стеклось в огромную вонючую лужу, полную битого стекла.
"Надо было прихватить для анализа", - обругал себя громила. Но слизывать и даже попросту собрать с пола в баночку он не осмелился. Потом он оправдывался перед собой стерильностью опыта. Мало ли, что за баночка.
Оранжерею он трогать не стал. Это место, вполне возможно, еще пригодится.
Пошарил по ящикам, наткнулся на любовную переписку Анюты с Анютой, а потому вторично побежал в оранжерею, быстрее лани. Перед красивыми, но помутившимися глазами маячил образ исчезающей, так и не удовлетворенной, домохозяйки.
"Семя сохранил", - подумал Билланжи, трепеща при одной только мысли о мирах и сферах, где могли очутиться его благородные сперматозоиды. Куда вкатился его Троянский конь, набитый всадниками с благородными южнополушарными жалами.
Он опустился на колени, чтобы внимательно исследовать пол. Так и есть: мельчайшие брызги крови, бурые пятнышки. Здесь режут и рубят в капусту. Это не просто Куккабуррас, здесь дело серьезнее.
Биланжи удовлетворенно засопел: он-то боялся, что сгустил краски и давеча наговорил лишнего, посеял ненужную панику. Ничего подобного - как бы не вышло, что он приуменьшил масштабы происходящего.
...Экстренное собрание криминальной общины, состоявшееся накануне, прошло достаточно мирно - во всяком случае, не так, как мнилось Билланжи в его озабоченных фантазиях.. Пьяная пальба в ночное небо по завершении, рвота, распутство на международный лад - и все это, в совокупности, прямо в бассейне с на все согласными рыбками гуппи, выписанными из надежного, хлорированного аквариума.
Начиналось, однако, не без тревожного напряжения.
Пришел Доля. Не пришел Биосила.
Явился знаменитый авторитет по кличке Зазор: поджарый вор, известный волшебным умением проникать в любые щели. Прибыли Магога и Гога, заправлявшие половиной городских казино. Обозначился даже сам серый и неприметный Кардинал, называемый так именно за серость и скрытность: он был поставщиком наемных убийц, и его бизнес пострадал больше прочих. По его приказу, в Агентство Универсальных Услуг метнули три мины и выстрелили по нему из гранатомета, но это не принесло ничего, кроме немедленного косметического ремонта. На улицу сразу гуськом выбежали одинаковые, как близнецы-братья, здоровяки в тельняшках, догнали всех стрелков и передушили на месте - так рассказывал специальный очевидец, посаженный на березу. Что стало со стрелявшими после, осталось тайной: их уволокли в дом, и больше они оттуда не выходили.
Приехал Богородец, покровитель лохотронщиков, интеллигентный господин с гривой лошадиных волос, собранных в пучок. Прикатило много бритых и кожаных: их дела шли неважно, их группировки - судя по всему, благодаря неоднократным заявкам Куккабурраса - обезглавливались, а рядовые члены расползались кто куда; в основном, к нему же в отряды. Поголовно жаловались на оборзевших грибников: "Все гребут под себя, как грибы. Лишнее вякнешь - и нет человека".
Прилетели даже столичные наркодилеры в ранге баронов: весть о волшебном снадобье дошла и до них. Объяснялось это простой предысторией: вагонное ворье, поживившееся чемоданом Кушаньевых, не нашло в нем ничего, заслуживающего внимания, за исключением дневника.
Дневник уселись читать на поляне, по иронии судьбы - грибной и земляничной одновременно. Земляники уж не было, зато грибы попадались.
- Во нахавались-то колес, такое писать, - поразился первый.
Второй отнесся к делу серьезнее.
- Складно пишет, - заметил он. - Под колесами так не получится. Что, если правда?
- Ну, тогда покажем братве, - не стал спорить первый.
И они сделали это крайне вовремя, ибо киллеры уже начали ныть, что остаются без работы, и угрожали тренироваться на своих работодателях - просто так, бесплатно, чтобы не утратить навыки.
- Их контора пойдет под нас, - заявили наркобароны с порога и помахали чемоданами, битком набитые купюрами. - Начальство называет это дело перспективным начинанием. А когда оно в состоянии так выразиться, то игра и впрямь стоит свеч.
- Под вас или не под вас - это еще вопрос, - Билланжи лично обнес дорогих гостей напитками, включил патефон, имитируя дачную атмосферу далеких тридцатых годов двадцатого века.
- Да, - пискнул Доля, отчаянно тосковавший по своей лесополосе. Помимо грибов, имелся у Доли другой резон, нагонявший тоску на многих: он промышлял шантажом, фотографируя многочисленных маньяков, которые в той самой лесополосе переставали быть человекообразными существами, расправлялись со своими бессловесными жертвами. Некоторые фотографии попадали на страницы роскошных изданий финской полиграфической выделки, которые рассматривали да почитывали заголовки такие же маньяки. На Долю цыкнули, он занимал очень низкую ступень в иерархии олигархов.
- Я бы вам не советовал так вот, с наскока, форсировать события и выставлять собственные условия, - вмешался Кардинал, и его мнение сильно подействовало на залетных аристократов, ибо так или иначе дело с ним приходилось иметь чуть ли не каждому. Он занимался общим урководством. Безработные киллеры вселяли тревогу. - Если я правильно - после столь щедрого, изысканного ужина, которым угостил нас хозяин, - он отвесил поклон Билланжи, согнувшемуся в ответ до вострых кончиков туфель, - если я правильно понял, интересующая нас компания поставляет неквалифицированных ликвидаторов, чье единственное преимущество - в способности бесследно исчезать с места происшествия.
- Не бесследно, - посмел напомнить Билланжи, показывая сотрапезникам пистолет в полиэтиленовом пакетике. - Пальцы Куккабурраса - настоящие.
- Это не имеет значения, - скривился Кардинал. - С Куккабуррасом все понятно. Он потерял чувство меры, и должен получить по заслугам. Не о нем речь. Все дело в том, что мы, - это слово оратор выделил и подчеркнул особо, - способны создать целую армию исполнительных и высококвалифицированных киллеров, обеспечив прототипам неопровержимое алиби. И эти копии сумеют оказаться в любой точке земного шара, как только в том возникнет необходимость, а таковая, поверьте, всегда существует. Что до Эл-Эм’а, то в его пустую голову не приходит ничего лучшего, нежели просто подминать под себя рестораны и рюмочные, - изысканно и брезгливо сказал Кардинал. - Поэтому ваши не пляшут, - он вперил в наркобаронов заточенный взгляд. - Бросьте светить перед нами своим гнилым баблом. Тем более что кайфа, судя по рассказам, от этого раздвоения никакого. Именно эти слова вы и передадите своим крестным папашам, которым пора поумериться в своих притязаниях. Это касается и афганской, и чеченской, и прочих сторон.
- Но... - москвич подавился неизреченным протестом.
- Дублирование остается под нашим контролем, - продолжал Кардинал, и казалось, будто он разрастается, багровеет, и превращается из Ришелье в алчного Мазарини, не оставляя грозных замашек первого. - Вам, Билланжи, я поручаю продумать список специальных производственных групп. В конце концов, мы можем бодяжить, - здесь, в этом вопросе, даже крупные и влиятельные фигуры оставались на примитивном уровне Гастрыча. - Делать полуживые игрушки для малых детей. Лохи таких уже и сами понаделали, говорят... Какая-то мерзость... бегающие половинки, улепетывающие от совокупления.... Разве приличному вору придет в голову подобная мысль? - Здесь Кардинал в очередной раз прочертил непреодолимую границу между правильным миром законников и мировым беззаконием. - Гнать их через Китай, который, конечно, подзаработает и потеснит нас еще сильнее, но с этой реальностью придется мириться. Группа рэкетиров. Группа лохотрона. Группа калек и нищих. Да мало ли групп! - вспылил Кардинал, и Билланжи приосанился, и взор его стал взором уже даже не орла, а некой птицы, неизвестной в орнитологии и выше самой науки орнитологии. Складывалось удачно: Кардинал назначал его своей пусть не правой, но все же активно работающей рукой.
- Студента запереть в подвал, - приказал Кардинал. - Заставить заговорить любыми средствами. Из чего делается отвар, какие бывают добавки, сколько и для чего требуется - и так далее. Вы поняли меня. С полевыми и половыми испытаниями.
Билланжи поцеловал его в перстень.
Сидевшие за столом переглянулись.
33. Захват
- Производите, - повторил Билланжи, делая ударение на "во". Он стоял с широко расставленными ногами, держа руки в карманах плаща. За Билланжи виднелся кортеж из автомобилей, числом превышавший сопровождение Куккабурраса. Многие вышли из машин, держа наготове автоматическое оружие.
- Показать вам дебила? - осведомился Билланжи, вынимая зеркальце.
- Покажите, - с пионерским задором ответил окулист. Но мигом стал преждевременного пепельного цвета, как будто ему показали не горн, а другой продолговатый предмет, при случае оказывающийся во рту.
- Да вот, к дурному примеру, этого взяли, да произвели, - слуга и друг застреленного Давно выставил палец, и его указующий перст остановился на младшем Артуре Амбигуусе.
Вокруг, повинуясь персту, также приостановилось и притихло еще недавно гудевшее производство. Гастарбайтеры начали медленно расползаться по укромным углам. Десяток автомобилей с выставленными обрезанными и необрезанными стволами, убедили беспаспортных работяг в реальном положении дел: они могут не вернуться домой, к своим семьям, в Таджикистан, к мирному хлопководству, макоробству и рабству.
- Меня? - изумился младший Артур, тыча в себя пальцем. - Да я кандидат в Силиконовую Долину...
- Ты кандидат в долину смерти, - мертвящим тоном Билланжи развеял его надежды. - Там ужас. Иди ко второй машине спереди и садись, - для острастки он вынул оружие.
- Где ужас? - уже затравленно спросил Артур и задрожал. - В машине?
- В долине, - Билланжи нахмурился. - Но и в машине тоже.
- Сын!! - воскликнули Амбигуусы, ступая вперед столь дружно, словно не было между ними обид: двоящихся - порой, в глазах - Анют и Гастрычей.
- Молчите, - прошипел Гастрыч, узнавая некоторых людей Давно, которых знавал по случайным встречам и угощению, что подносилось ему, низкому, наспех, в лакейской.
- Да пожалуйста, - пожал плечами студент. - Может, скорее в Калифорнию попаду.
- Это зависит от того, что ты называешь Калоформией, - глупо съязвил Билланжи, сопровождая младшего Амбигууса к автомобилю. Его непомерному ехидству мешали не меньшие надменность и высокомерие. Нет, он не был примерным учеником своего народа. Он пустился в эклектику, то есть хватал и откусывал где попало, и это вскоре сыграло свою роковую роль.
Стволы втянулись в салоны; то же самое произошло с не столь многочисленными стволами Куккабурраса.
Билланжи остановился.
- Эй, ты! - крикнул он Куккабуррасу. - Тебе крышка, ты это понял? Ты можешь построить миллион сортиров, но в одном будет канализационная крышка, и ею тебя накроют. Я собственноручно выбью на ней даты жизни и смерти.
Куккабуррас, не выходя из машины, где спрятался, молча внимал.
- Скорее всего, - продолжал глумиться Билланжи, - это будет биотуалет со специальным сильнодействующим растворителем. Братва рассудила, что так будет лучше.
Младшего Артура Амбигууса втолкнули в салон.
- Если хоть волос!.. - закричал бывший нарколог. - Если хоть ноготь... хоть палец... хоть голова.... Кровиночка, кровушка... Вам всем отвечать, и все ответите!
Поверх него просвистела пуля, аккуратно срезав выбившуюся только что поседевшую прядь волос.
- Мы позвоним тебе, - это Билланжи крикнул на прощание, кровожадно усаживаясь рядом с кровиночкой и кровинушкой на заднем сиденье. - К полуночи ждите гостей!
Внутри, с другого бока, устроился Кардинал. Он протянул молодому человеку руку.
- Я не собираюсь с вами здороваться, - отрезал тот сгоряча. - Пусть никакого здоровья у вас не будет.
- Руку, - повелительно приказал Кардинал.
Амбигуус-младший подумал и нехотя подчинился.
Руку приняли в тесные клеши, защелкнули наручник, и потребовали вторую.
- Молодой человек, - Кардинал заглянул Амбигуусу в глаза, - вы получите все - даже чин лейтенанта королевских мушкетеров, если будете исполнительны, расторопны и оставите голубые юношеские мечты о скором выходе на волю. Они у вас и вправду, часом, не голубые? Мы все организуем...
Он перегнулся через Артура и разрешил Билланжи подать команду:
- Можно ехать.
Тот пристально рассматривал стройплощадку, заполненную врагами.
- Сейчас бы всех и накрыть... - просипел он с ненавистью, неслыханной в подлунном мире, разве лишь в самых укромных его уголках.
- Ты глуп, - ответил ему Кардинал, откидываясь на подушки. - Лучше по одному.
Билланжи не ответил. Мысленно он уже возводил себе памятник.
Продолжение: Глава 5. В ПИСЬМО К ДРУГУ ТРЯПИЧКИНУ
Оглавление
© Алексей Смирнов, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
