Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ОДИН ПРЕДНОВОГОДНИЙ ДЕНЬ


Снег и холод нарушили свою привычку появляться зимой уже давно, но именно сейчас морось, тепло сырое раздражали сильнейшим образом. Конец декабря издевался и корчил рожи. Словно кричал - не догонишь, не догонишь. Нам, людям. Или в небо. Или зиме с её подмоченной репутацией.

Мчалась я в единственной зимней юбке с запахом, скреплённом булавкой хлипкой. Чтобы эта, до сапог, красота не разлеталась при сильном ветре и стремительной ходьбе, а иначе я и не ходила никогда. Когда под шестьдесят, оголённые женские ноги давно не волнуют, а могут вызывать лишь недоумение и перешёптывание. Даже если чувствуешь себя на двадцать. Куртка зелёная без капюшона не сильно спасала от мелкого дождя, не прекращающегося, намочившего короткий и пышный волос. Рюкзак привычно чуть съезжал с плеча и то и дело приходилось его поправлять.

С работы меня отпустили без особого желания. По крайней мере, кое-кто точно не хотел лишаться комфортных условий. Отсутствие на смене хоть одного человека всегда вызывало напряг остальных. Понятное дело, хоть до этого я перемыла все полы рентген отделения и навела порядок на кухне, но пациенты уверенно и неизбежно тянулись по одному, приходилось постоянно заправлять и проявлять плёнки, подписывать готовые снимки. Уже и хирургия привезла несколько послеоперационных больных на каталках. И онкология отметилась. А тут ещё почти строем пошли записанные на маммографию. Что никак не придавало оптимизма при не заканчивающемся потоке стандарта - лёгкие, пазухи носа, тазобедренные суставы, стопы. Да внезапно случился форс-мажор. Лаборанта вызывали на операцию. Вот, просто кузькина мать. Уже отпустили, но как идти-то.

А у меня сын с температурой под сорок, гнойной ангиной и миндалинами, которые я утром пыталась очистить. Да, не промыть, а именно очистить, так как после того, что я увидела в горле, приоткрыв еле рот, просунув чайную ложку и придавив язык, благо сын у нас стойкий оловянный солдатик, повергло меня в шок. Пожалуй, такого за все годы ещё не было. Миндалины напоминали раздувшийся нарост индюка. Почему индюк, даже не знаю. Мне показалось, что они опухли и висят, перекрывая ему дыхание и глотание одновременно. К врачам мы не сильно ходим. А тут, решилась к лору его повести. Катастрофа.

Врач принимал с двух часов дня. Рискнула без записи. До этого был выходной и записаться, наверное, нельзя было. Столько лет работаю, но нашими же услугами практически не пользуюсь. А тут - думала привезёт муж, но после ночной смены, он уже свалился и провалился точно в другую реальность. Температуру у сына сбила за двое суток, но он так слаб, качает, когда с дивана встаёт. Ещё и рот открыть не может практически. Есть отказывается, с трудом пьёт чай. Надо идти к врачу, что-то засомневалась в своих лекарских способностях. Благо до работы минут тридцать пять идти в моём темпе. Денег нет. Идём пешком. Вместе. Ещё артачиться будет - не хочу, останусь дома, зачем. Понятное дело - взрослый, но подстраховать бы. Последнее время походы обязательные нас крепко замучили. По врачам. Военкомат накладывал лапу на возможных призывников. Всех посчитали и отцифровали. Нет, не ослышались. Именно отцифровали. Оцифровали - это когда по-человечески. А отцифровали - это конкретно. Ну, вы меня поняли.

И вот, бросив всё, бегу домой по знакомому маршруту. Бульвар громадный, шоссе шурхает машинами, кипит ожесточённо разбрасывая грязь. Нахохлившись и вытирая капельки дождя со лба, вскидывая рюкзак на плечо, пробиваю серость, огибаю прохожих на остановке зигзагообразно, и вдруг, чуть притормаживаю.

Передо мной идёт мужчина лет пятидесяти. Может моложе. Плащевик-пальто коричневый, спина чуть согнута, джинсы чёрные. Зонт широкий, нависает над головой с короткой стрижкой. Седой волос уверенно разбавляет остатки чёрного. В руке - портфель нагруженный. И босые ноги. Кожа чуть пожелтевшая, пятки уверенно распихивают лужи и въедаются в чёрный тротуар. За свою жизнь уже ничему не удивляюсь, но этот вид абсолютно спокойно шагающего в декабре под дождём с зонтом, но босиком, человека меня поражает.

Выяснять, что это было нет ни сил, ни желания. У меня своих дел по горло. Пролетаю мимо даже не оборачиваясь. Лица, конечно не вижу. Мужик, с наступающим Новым Годом.

Дома уже готов сынуля. Одевается и идём. Врач на собрании. Час. Ещё час, в лучшем случае. Мы сидим в лаборатории, где обычно я проявляю плёнки и заряжаю кассеты. А мой любимый коллектив готовится праздновать. Картофель ещё перед уходом приготовила. Бутылочку вина от себя прикупила, да ещё оладушков из дома притарабанила. Кто что принёс. И всё своё, у моих дам есть дачи, где они выкладываются по полной. А врачу и рентгенологу самым старшим уже за семьдесят. Старая добрая школа. Опыт, который ни за какие деньги не купишь. И вытягивают они и детей, и внуков, и всех пациентов. У нас политические разногласия, глобальные. Но только за эту сумасшедшую работоспособность, выживаемость, да и нормальное человеческое отношение ко мне, просто не муссирую их провокационное о войне, майдане и прочем, и прочем. Тем более, они уже раза три минимум изменили взгляды - те, кому поклонялись скинуты с пьедесталов, многие обсуждаемые вещи произносятся шёпотом. Может, чтобы потом не стыдно было свергать и эти памятники. У меня на глазах люди меняют мнения как перчатки, срочно убирают фото и высказывания о поддержке майдана, атошников, проклятий в сторону не тех. Люди хотят жить спокойно и без кидания камней. Даже самые ярые камнебросы начинают замолкать. Только в официозе это всё провоцируется. Баллы на страхе и крови зарабатываются. И ярость внезапно водоворотом вспыхивает и бурлит у обычных людей, как приступ - поненавидели, попроклинали и вновь занялись житейскими делами. Все хотят уехать. Понятное дело в Европу. Вот и у моих сотрудников, внуки уже пристроены в Америке, Германии, Швейцарии, Польше. Остальные и отправили бы детей, но нет денег. Сыновья по подложным адресам. Мы прячемся. Мы привыкаем молчать. Стараемся не говорить на больные темы. И вместе пьём кофе, отмечаем праздники. У нас проявился забытый тост о мире.

Завариваю чай. Доктор звонит лору. Но его нет ещё. Слышу, как она несколько раз повторяет, чтобы перезвонили, как он появится. Мне медсестра сказала самой бегать и интересоваться пришёл врач или нет. Лаборант возмущается - как мы, так всех принимаем, и родственников, и не родственников. Все идут в рентген. А как нам что-то надо - не допросишься. Стараюсь молчать. Сын, усердно дует на чай в стакане. Стакан в подстаканнике, словно в поезде. Мы все куда-то едем. Только станция прибытия не известна.

Наконец, лор принимает. В ужасе. Мелькают фразы про абсцесс. Медсестра записывает старый рецепт от ангины - сок лимона, свеклы, мёд на стакан воды. Антибиотики, промывания. Сдать анализ крови развёрнутый. Как же у меня вылетел из головы этот чудесный способ лечения горла ангинного. Прикидываю, сколько у меня денег.

В отделении перерыв технический и все скопились на кухне, она же бариевая. Меня зазывают, но я бегу, вновь бегу, некогда отмечаться, когда сын еле на ногах стоит.

Город готовится к празднику. Кто-то несёт сосенку и полный пакет петард. Их запретили, но в этом году уже отменили запрет. Хотя, кто у нас когда-то выполнял инструкции. В позапрошлые годы всё равно запускали петарды, и они рассыпались яркими огнями по небу. Вот только на взрывы эти у многих реакция проявилась не праздничная. Я сама замираю, определяя, какая именно это стрельба. Всё может быть.

Уже дома, натирая свеклу, добывая сок для промывания, вспоминаю, что меня поразило в том босоногом мужчине. Даже не он. Это словно дежавю. Когда взрывались бомбы в наших городах, часто повторялось слово Славянск, а покрышки периодически дымили ещё, точно тем маршрутом бежала домой с работы. Лето сошло с ума вместе с людьми. Голуби падали замертво на дорогу. Это был странный голубепад. И точно так, только немного дальше, почти у перехода, на бульваре я увидела женщину, высокую седую старуху с прямой спиной и босыми ногами. В чёрной юбке до земли, сером пиджаке мужском замызганном. Догоняя её, обратила внимание на крупные и длинные ступни, выступающие узловатые косточки больших пальцев ног. Она шла ни на кого не обращая внимание, застывшая и оцепеневшая. Словно Мария, потерявшая распятого сына.

Тогда я тоже прошла мимо. С декабря 2013 во мне сконцентрировался ужас и животный страх. Предопределённость. Ненависти от происходящих вокруг событий нет. И я не знаю, почему встречаю этих людей. Знаю, что это знаки.

Божья Матерь ходит босая среди нас.




© Ирина Жураковская, 2020-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2020-2024.
Орфография и пунктуация авторские.




Словесность