Постигая азы
Векового молчанья,
Слушай времени счёт ну хотя бы вполуха.
Если вырван язык
У поэта - печально.
Хуже, если вокруг все лишаются слуха,
Между злом и добром
Размывают границы
И возводят шутов под небесные своды.
Зря старинным пером
Ты мараешь страницы:
Снова средневековье - ни книг, ни свободы...
Только ты никаких
Гастролёров не слушай,
Похвалу и хулу пропускай без оглядки.
Если жжётся твой стих,
Если рвёт чью-то душу
Твоя песня, - то значит, ты в полном порядке.
Пой для Бога, вари ты
Шаманское зелье
И живи голышом, раз родился в исподнем.
Суеты фавориты
Уходят под землю,
Только вечности слуги на небо восходят.
В стране, где пахнет краденым рыжьём
И машут кулаками после драки,
Где пять мужчин, танцующих сиртаки,
И одинокий человек с ружьём
Скульптурной группой около ДК
Застыли в гипсе, крашенном под бронзу,
Стихи внезапно вытесняют прозу.
Вот парадокс родного языка!
Парадоксальна станция Семхоз.
Выходишь из московской электрички
И сразу слышишь пение синички
Отважное - в отчаянный мороз.
Дорогою на Сергиев Посад
Бредут неспешно в Лавру богомольцы.
И тройка золотые колокольцы
На полтысячелетия назад
Со звоном рассыпает. На пруду
У полыньи - три зябнущие утки.
Оглянешься всего на полминутки
И не поймёшь - в каком теперь году.
И в храм зайдёшь. Какая это блажь?
Блажен, кто изгнан горькой правды ради.
Подумаешь о прожитом некстати
И трижды прочитаешь "Отче наш".
А, выйдя, вновь увидишь вдалеке
Постройки современные, а справа -
Культурный центр с названием "Дубрава"
И Галича с гитарою в руке,
Идущего по лёгкому снежку
Туда, где в прошлом будущее снится.
Пой веселей, отважная синица,
Пока на небе звёзды не зажгут.
Слишком остро, конечно же, всё это слишком остро -
Белизна снеговых широт, синева высот.
Мы с тобой полетим на какой-нибудь дальний остров,
Где нет сотовой связи, где вязью пчелиных сот
Разукрашено солнце смешнючее, в конопушках,
Где подёрнута влагой старинных дубов кора,
Где из форта над гаванью в полдень стреляет пушка,
А к полуночи входит в гавань большой корабль.
Это лето, конечно же, всё это наше лето.
Это мы предъявляем разлукам закрытый счёт.
Слишком много зелёных листьев, тепла и света
Никогда не бывает. Всё время - ещё, ещё!
Ночь в окошках небесных уже зажигает свечи.
Ни о чём не жалеть - это всё для себя решить.
Слишком просто шагнуть синеве и ветрам навстречу
И остаться на краешке мира, и просто жить.
Поэты Победы, не все до Победы дошли вы,
В стихи переплавив суровую прозу войны:
Окопное братство, октябрь подмосковный дождливый,
Снега Сталинграда, ветра черноморской весны.
Романтики мало... Ремни натирают ключицы,
В нагрудном кармане - блокнот и простой карандаш.
Уходят в атаку Гудзенко, Сурков и Кульчицкий,
Твардовский и Симонов свой покидают блиндаж.
Блокадная вьюга врывается в двери парадных,
Лучи пробивают ревущее небо насквозь.
Но жив Ленинград, несмотря на потери и раны.
Ни ноты отчаянья в голосе Ольги Берггольц.
На фронт медсестрой добровольно и после раненья
Поэт Юля Друнина рвётся, - война есть война.
Неведомо ей, что наступит в стране безвременье
Полвека спустя, - и уйдёт добровольно она.
Самойлов и Слуцкий, Старшинов и Межиров будут
В стихах возвращаться туда, где их бой не затих,
Где гирями глина порой нарастала по пуду
На сорок растоптанных, кирзовых, не щегольских.
Мерцает экран. Чёрно-белая кинокартина
Цвета обретает со временем - вот парадокс.
Поэт Павел Коган погиб, но его бригантина
И в новом столетии так же плывёт между звёзд.
Поэты Победы, романтики мало и ныне.
Война где-то рядом: протянешь ладонь - обожжёт.
И держится связь наших песен с годами иными,
Пока твой товарищ строку для тебя бережёт.
Мы дети детей Победы,
Родившихся в сорок пятом
В стране, что стояла гордо
На твёрдых своих ногах.
Военной поры приметы,
Привычные тем ребятам,
Ложатся на гриф аккордом
И в наших звучат стихах.
В косую линейку пропись,
В засохших чернилах вставка
И карточки отменённой
Квадратик, что хлебом стал,
И стреляной гильзы окись
Под вспоротым брюхом танка,
И запах травы зелёной,
Пробившейся сквозь металл.
Мы дети военных фильмов
И книг о пиратских кладах.
В индейской раскраске лица
Ватаги на пустыре,
С наборною ручкой финка
И хмурый генсек в наградах -
Всё это одна страница
В потрёпанном букваре.
Мы дети детей Победы.
Мы кисточкой осторожно
Снимаем наветы с круга
Наивных времён, когда
И радости все, и беды
Делились, - и было можно
Рассчитывать друг на друга.
А прочее - ерунда.
- Сегодня опять стреляли, из дома не выходи,
Держи телефон поближе. К двенадцати я приду.
- Да что ты! Такие звёзды на Млечном лежат пути,
Весна на дворе такая, сирень уже вся в цвету.
А помнишь, как мы бродили у моря - какой был год?
Ты мне подарил ракушку - она и теперь со мной.
- На площади снова митинг, по центру бузит народ.
К окошку не приближайся и шторы плотней закрой.
- Да что ты, тут всё спокойно! Я только лишь час назад
Выскакивала за хлебом. Какая стоит жара!
- Я возле метро, я еду. Здесь выгрузили солдат.
На площади рвут петарды, жгут флаги, кричат "ура".
...Сирень облетает. Ветер в распахнутое окно
Её лепестки бросает и шепчет: "Вернись ко мне!".
А мир - он, конечно, будет когда-нибудь всё равно.
А время неумолимо стирает следы с камней.
Через семьдесят лет здесь от кладбища нет ни креста,
И от зоны транзитной - ни вышек уже, ни развалин.
Новый микрорайон, мокрый снег, и аллея пуста.
Возле школы торчит снеговик, словно гипсовый Сталин.
По словам очевидца, вот здесь находился тот ров.
Когда строили школу - играли в футбол черепами,
Матерились, водярою грелись у едких костров
И не знали совсем о поэте таком - Мандельштаме.
А тогда ведь ещё оставался тот самый карьер,
Где для стройки киркой вырубали из сопки по камню
В Колыму не попавшие зеки с печатью "каэр",
В протоколах допросов оставив чернильную каплю.
Оставалось кирпичное здание с тех же времён,
На огрызках забора колючая ржавчина тлела...
Нынче улица здесь Вострецова и микрорайон
Востроглазых домов. Им какое до прошлого дело?
Только в полночь сырую, в декабрьскую полночь - услышь:
То ли ветер с залива ударит по пластику окон,
То ли где-то за стенкой заплачет соседский малыш,
То ли всхлипнет морская звезда в океане глубоком.
Это мы - фотокарточки жёлтые в профиль, анфас.
Это мы - восемь строк на обёрточной серой бумаге.
Это мы - через семьдесят лет - вспоминаем о вас
До морозной зари, до подъёма в тифозном бараке.
Ничего, ничего, всё проходит - и это пройдёт,
Сдует вешки-былинки и смоет былинные вехи.
И опять звёздный луч на солёный топор упадёт,
И воробушек снова, даст Бог, зазимует в застрехе.
Не всё, что поётся, - поётся вслух,
Не всё продаётся влёт.
Ты выйдешь из дома, а воздух сух,
На лужицах - первый лёд.
На листьях вчерашнего сентября -
Серебряный холодок.
Здесь даже ошибочный шаг не зря.
Ошибка - наука впрок.
2
Время последних песен, глохнущего металла...
Выше себя не прыгнешь. Надо итожить путь.
Сколько ты шёл к вершине, ближе она не стала,
Но повернуть обратно - думать о том забудь.
Время последних песен. Нет никакого дела
Ни у тебя к тусовке, ни у неё к тебе.
Ты дошагал, допелся до своего предела.
Дальше попробуй молча вторить своей судьбе.
Стих, как топор, за пояс, музыку - в рукавицу,
Горло шарфом потуже - наглухо - затяни
И театральной рампы перешагни границу,
Чтобы не ослепили злые её огни.
Ты же теперь свободен, этим и интересен
Листьям, летящим с веток, птицам и облакам.
С осенью наступает время последних песен.
Их напевает ветер, вторя твоим шагам.
При каждом шаге куриный бог отбивает ритм,
Стучится в грудь, на шнурке болтаясь, твой амулет.
Собачий бог - он намного тише, он там, внутри
Не отвечает на стук снаружи, молчит в ответ.
Вот так однажды весенним утром через порог
Перешагнёшь и увидишь радугу в небесах.
С неё тебе улыбнётся добрый кошачий бог
С лукавой искрой в чеширских рыжих больших глазах.
И ты помчишься навстречу ветру с горы к реке.
Куриный бог всё сильнее будет стучаться в такт.
И бог собачий с лохматым солнцем на поводке
Ему ответит весёлым лаем за всех собак.
Все боги - дети. Все дети - боги. За много лет
Мы почему-то забыли это... Но иногда,
Увидев к радуге уходящий знакомый след,
Мы понимаем, что все разлуки не навсегда.
Спи, Добро, подложи кулаки под голову.
Ещё рано спешить, словно в баню голому,
Райских яблок отведать в саду колхозном.
После драки дубиной махать не стоило.
Золотого Тельца - за рога и в стойло:
Приковали архангелы цепью к звёздам.
Спи, Добро. В этом мире всё слишком зыбко.
Зло поёт колыбельную. Мчится зыбка
По кисельному берегу, как салазки,
Вылетает на лёд неокрепший радостно.
Чем тонуть в молоке, лучше так барахтаться,
Чтобы масло сбилось. Ты веришь в сказки?
Спи, Добро. Нет валькирий с крылами мрачными:
Зодиак развесил огни над мачтами,
Освещая воинам путь к Валгалле.
Завтра ветры с юга и ветры с севера
Шквал такой поднимут - держите семеро.
Дай-то Бог, чтоб руны опять солгали.
Спи, Добро. Погремушки твоей не слышно.
За белёной печкой скребётся мышка.
Сладко тесто дышит в опаре тёплой.
Спи, Добро. Твоё Зло подушку тебе поправит.
К снам твоим прикоснуться оно не в праве,
Но, как верный пёс, охраняет порою тёмной.
Андрей Бычков. Я же здесь[Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...]Ольга Суханова. Софьина башня[Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...]Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки"[Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...]Надежда Жандр. Театр бессонниц[На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...]Никита Пирогов. Песни солнца[Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...]Ольга Андреева. Свято место[Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...]Игорь Муханов. Тениада[Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...]Елена Севрюгина. Когда приходит речь[Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...]Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике[Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...]Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса...[У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...]Лана Юрина. С изнанки сна[Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]