Зима. Пограничник съезжает с холма.
Он бел в маскхалате - прощай, хохлома.
Он чист, он чекист по отцу и отца
желанью бежать, точно зверь на ловца.
И холм не полог, и судьба не пряма.
Скользит пограничник, разведчик-чума.
Под ватником толстым, под теплым бельем -
подросток, берущий то спуск, то подъем.
Он попросту спит, он летит в тишине
и счастья куски собирает во сне -
счастливое море, безбрежный уют
и жизнь бесконечную в пару минут.
Человек лежит, читает, никому не мешает.
Другой приходит: "Помоги снять сапоги, дорогая!
Умаялся!" А потом языком смешает
водку с хлебом, боль с кипятком для чая.
Человек смеется - аж слезы брызжут, -
до надрыва смеется, усталость ему неизвестна.
А другой в сомненье - не заработала б грыжу:
"Лежи, дорогая, читай со смешного места".
Я псих, но спящий. Не буди меня
бессонницей своей или простудой.
Душа волшебна в пять утра, смешна,
не помнит залпа тысячи орудий.
И встанет на дыбы во мне земля,
гремя костями, глиняной посудой.
Я б в это время всех прикончил для
спокойствия (а счастья и не будет),
и даже тех, с кем праздники встречал,
за образом ходил через туманы -
его там нет. И грош цена речам.
И нет нигде. Не надо новых данных.
Разворошу притухшую звезду
и пепел ночи вытряхну. Затеплю
сто сигаретных звездочек... Я жду
второго погружения под землю,
где будет тихо. Тени друг за дружкой,
кидают в кружку мелочь на еду.
Я псих настолько, что давно в аду.
Ты ночью задуши меня подушкой.
Мне нравятся разгон и замедление строк,
нехватка звука, провал в глубину.
Жужжал кукурузник, летел на войну
с друзьями, с точкой росы - прыг-скок
по воздушным ямкам. По ямочкам твоих щек -
скачет взгляд мой. Истончается голосок -
спеть ему хочется, как без сожаленья с тобой порвать.
Несильный удар, нисходящий шок.
Бледный кто-то присел на мою кровать,
разрушил ясность последних минут,
на которые я рассчитывал, как на целую жизнь.
Мир летит в те края, где меня не ждут...
Я ни пасть, ни взлететь не могу - хоть вставай-ложись!
Луна расплывчата - глаз-хризолит.
Луч полоснет по сердцу. Торможение и разгон? -
Ку-ку! Кукурузник летит, росою по самое горло залит.
Нитью стальной разрезает его горизонт.
Иван Марков: "Эдем денц-денц" и другие рассказы[Идите в мир, где всё знакомо и законно, оставьте за спиной пунктир домов, дворов, окон балконных. Оставьте всё!..]Татьяна Шереметева: Бл@ди Мэри[... И вот на смену одинокой ночи приходит день и вместе с ним ощущение, что жизнь - она рядом, только руку протяни. Но это чужая жизнь, чужое тепло и...]Александр Карпенко: Борис Берлин: "Дотронуться - жизнями" (О книге Бориса Берлина "Цимес. Несовременная проза")[Проза Бориса Берлина - это сплав высокохудожественного и крайне эмоционального повествования...]Максим Жуков: Когда строку диктует чувство[Страдал одним, а умер от другого / Средь медсестер, напоминавших бикс. / Вначале, может быть, и было Слово, / Но в тишине пересекают Стикс...]Ирина Жураковская: Дед и миньоны[Ужасные и беспринципные миньоны мультяшные могут быть и добрыми, смешными, и до ужаса ужасного злыми и бесчеловечными. Это уж, какой хозяин-создатель...]Александр Фельдберг: Жопники[По коридору колонопроктологического отделения больницы номер** бродит Виталик...]Вера Липатова, Вечер арт-терапии Нади Делаланд[В арт-кафе "Д'Иван" открылся проект "Вселенная", заявленный Николаем Милешкиным. Первым гостем "Вселенной" стал поэт, арт-терапевт, кандидат филологических...]Надежда Герман: Простой сюжет[Жизнь утекает день за днём. / Мы притворились, что смирились. / Под крышу ласточки забились. / Чернеет тополь под дождём. / Мы это дело переждём...]
