Вот человек, тебе малознакомый,
но нравится тебе его лицо,
его невозмутимость, жест весомый
и редкое, но меткое словцо.
И, видимо, ему не безразлично,
как ты рукою прядку отвела,
в ответ на "как живешь" твое "отлично"
и то, как ты действительно жила.
Еще до слов, и до прикосновенья
вы близки так, как будете ли впредь,
вам любо глубину за отраженье
принять и в это зеркало смотреть.
И, может быть, любовь, терпенье, время
соединят реальные черты
с придуманными, памятными, теми,
спасающими нас от пустоты.
В спортивно-оздоровительном лагере
концерт "Богема старого Тбилиси".
Сладость богемы иллюстрируют слайды.
Грузин готовит аппаратуру,
а грузинка в парчовом платье
объявляет, что будет читать нам
то, что посланцы русской литературы
сочинили о Грузии -
конечно, все прочесть невозможно,
писать о Грузии русские поэты горазды -
и расплывается поэтический праздник,
богемно цветистый и разнообразный.
Осеняются пушкинской строкой
холмы, на которых разбит Тифлис,
и долина, где Арагва с Курой сошлись
навсегда под лермонтовской рукой.
А дальше уже вразнобой
читают Евтушенко и Пастернака,
первый в стихах доволен собой
и клянется, что в Грузии зарыта собака.
Прервавшись, чтица скандально
отчитывает девицу
за то, что та стихам не дивится,
а в третьем ряду смеется нахально.
Женщины в зале сочувствуют чтице -
"Пускай она извинится" -
но певец уже тронул струны
и есенинским словом теплятся лица.
Какие тугие цветные мелки
стерты о сакартвельские кущи!
После скандала артистам хлопают гуще,
поддерживают их,
благодарят за стихи.
Дай в давнишнем интерьере
посидеть на венском стуле.
В бойком городе-вольере
в общем гаме потонули
бессловесность, разговоры,
что вела сама с собою,
уговоры, договоры
с неразгаданной судьбою.
С самоварами, с часами,
легкий на любовь и слово,
ты с немыми голосами
разминулся,
но в основу
фанфарон, болтун, художник,
вплел свои цветные нити.
Наши двадцать лет, как дождик,
влагой ласковой плесните.
Пусть прорвавшееся слово
от тебя отвадит беды.
Горькой участи слепого
живописца - не изведай!
Что увидел ты, прохожий,
за витриной ателье?
Мы на золушек похожи,
не в золе, так в барахле.
Шьем костюмы экстра-класса
от-кутюр, конфекцион,
от Диора, из Техаса,
ваши деньги, наш фасон.
Ты, в костюмчике не новом,
этой страсти не поймешь.
Мысль, что так еще не носят,
ты одна, бросает в дрожь.
Упоенье модной юбкой,
счастье в модных сапогах
шествует походкой хрупкой
на уверенных ногах.
Осенью срывает листья,
купит по весне сирень,
белый блейзер, юбка с шлицей,
любо-дорого смотреть.
Но не подойдет прохожий,
в твид одетый, в чесучу,
в джинсы, в чертовую кожу,
познакомиться хочу.
Примелькавшиеся лица,
невмешательства закон,
белый блейзер, юбка с шлицей,
юность, пыл, конфекцион.
Троллейбус замедлит у перехода
и память развесит картины:
его именины
пришла и сестра, представитель семьи
и это смотрины
неси на витрины любезность
с достоинством родственным взглядом дари
кто там заикнулся, что знает как надо
жить, что ли?
сестре всего двадцать пять
но в пухлых руках ей сподручно держать
там взвесить, здесь вымесить
сверху примять
жизнь старшего брата
ведь эта сестра - представитель уклада
в котором корни его и твои
поэтому оба боитесь диктата
устройства семьи
пока наяву, а не в памяти вечер
реальный, как сыр и вино
колени прижаты и сдвинуты плечи
а после на улице воздух подсвечен
и Бог с ней, сестрою, а губы давно
так не были мягки и сладки
в них жар расставанья
досады тепло
спасибо друг другу
тех слов горьковатых облатки
троллейбус замедлил
их ветром в окно занесло
Алексей Смирнов: Концерт на карантине[Вот разные рыбы, - благожелательно отмечал господин Лю, шествуя через рынок. - Вот разные крабы. Вот разные гады, благоухание которых пленяет... / ...]Татьяна Грауз. Прекрасны памяти ростки[Татьяна Грауз о самых ярких авторах второго тома антологии "Уйти. Остаться. Жить", вышедшего в 2019 году и охватившего поэтов, умерших в 70-е и 80-е...]Татьяна Парсанова: Пожизненно. Без права переписки[Всё чаще плачем, искренне, как дети... / Всё чаще в кофе льём слезу и виски... / Да кто же знал, что нам с тобою светит - / Пожизненно. Без права...]Ирина Ремизова: За птицей[когда - в который раз - твой краткий век / украдкой позовёт развоплотиться, / тебя крылом заденет человек, / как птица...]Алексей Борычев: Обречённость[Бесполезная пустота. / Кто-то... Что-то... А, может, нечто... / И весна, как всегда, не та. / Беспричинно бесчеловечна...]Братья Бри: Живой манекен[Прежде я никогда не испытывал тяги к игре, суть которой - заманить чей-то разум, чьи-то чувства в сети, сплетённые из слов. Я фотохудожник, и моё пространство...]Наталья Патроева, Юрий Орлицкий. Настоящий филолог, умеющий писать стихи[В "Стихотворном бегемоте" выступила петербургский ученый и поэт Людмила Зубова.]Сергей Слепухин: Блаженство как рана (О книге Александра Куликова "Двенадцать звуков разной высоты")[Для художника на Дальнем Востоке нет светотени. Здесь отсутствие светотени и есть свет...]Александр Куликов: Стихотворения[В попутчики брал я и солнце, и ветер, и тучи. / Вопросами я и луну, и созвездия мучил. / Ответы на травах, каменьях и листьях прочел, / и кто-то...]Максим Жуков: Она была ничё такая[На Пешков-стрит (теперь Тверская), / Где я к москвичкам приставал: / "А знаешь, ты ничё такая!" - / Москва, Москва - мой идеал...]
