Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Цитотрон

   
П
О
И
С
К

Словесность




УРОКИ  МУЖЕСТВА


ЧАСТЬ  ВТОРАЯ.  УРОКИ



Урок первый

Скоростной лифт одного из монументальных манхэттеновских небоскрёбов раскрыл перед Ладой стальные створки и принял её вместе с дюжиной прочих дожидающихся внизу граждан в свои зеркальные хоромы.

Снаружи, как Лада успела заметить, небоскрёб выглядел несколько консервативно, чем-то напоминая здание Московского университета. Заполнившие лифт люди тоже имели серьёзный, респектабельный вид. Пожилой мужчина в длинном сером плаще что-то спросил у Лады. Она поругала себя за то, что чересчур увлеклась собственными мыслями и прослушала его реплику. Вообще, ей надлежало быть постоянно начеку: американский английский по своему звучанию не очень-то походил на то, что Лада довольно хорошо освоила ещё в студенческие годы во время стажировки в Лондоне, и, если внимать окружающим только вполуха, можно было очень быстро угодить в языковую чёрную дыру, где уже совершенно непонятно, о чём идёт речь.

Вздохнув, Лада попросила мужчину повторить свой вопрос, стараясь на этот раз глядеть ему прямо в рот. Ага, всё ясно: он хочет знать, на каком этаже ей выходить. И вправду, она ведь забыла своевременно нажать на кнопку.

Лада исправила свою ошибку и мысленно взяла с себя слово в дальнейшем быть повнимательней. В конце концов, ей сейчас предстоит очень серьёзное интервью, а у неё уже в лифте с трудом получается сосредоточиться. Впрочем, что тут удивительного? Весь вчерашний день, едва сойдя с самолёта и зарегистрировавшись в гостинице, она посвятила прогулкам по городу. В постели Лада оказалась значительно позже полуночи, хотя и знала, что вставать придётся очень рано, по будильнику. Секретарша Гончарова ещё вчера объяснила ей по телефону, что у шефа будет время для интервью только в восемь часов утра.

Вообще, Лада была порядочно удивлена тем, что, позвонив Сергею Михайловичу, попала на секретаршу. Она-то думала, что он дал ей домашний телефон, и всё будет как-то интимнее, доверительнее. Однако и адрес, который Гончаров сообщил ей по электронной почте, оказался всего лишь адресом его бюро. По крайней мере, секретарша пригласила её именно туда. Ну что ж, для первого раза и это неплохо. Чуть позже ей, конечно, хотелось бы пообщаться с ним в менее официальной обстановке, что совершенно необходимо для задуманного ею всестороннего жизненного портрета знаменитого диссидента. Ведь она хочет, как никак, проникнуть в самую глубь его личности...

Многочисленные пассажиры лифта один за другим покидали зеркальную кабину. В конце концов, Лада осталась внутри одна - ей надо было на самый последний этаж. Перед тем, как ступить на мраморный пол просторного холла, она задержалась взглядом на своём отражении. Лёгкая припухлость под глазами, которую Лада заметила ещё в гостинице, во время утреннего макияжа, так и не прошла, да и вообще, вид у неё был несколько усталый - две укороченные ночи подряд (одна - в самолёте, другая - в гостинице) слишком явно давали о себе знать.

"Чёрт! Как это всё некстати!" - подумала Лада, пытаясь сориентироваться в пустынном холле и испуская почти мучительный зевок, лишний раз напоминающий ей о том, что по справедливости она должна бы сейчас нежиться в постели, а не спешить на деловую встречу.

Остановившись перед дверью с выгравированной на металлической табличке надписью "Mr. Goncharov", Лада немного помедлила прежде, чем нажать на кнопку звонка: буквы на табличке были украшены готическими завитками - несколько необычно для деловой вывески, к тому же ни название фирмы, ни даже род деятельности владельца нигде не значились. Но чем дольше Лада размышляла, тем нервозней становилось её состояние, поэтому она предпочла, пока не поздно, прекратить эту пытку и возвестить о своём прибытии коротким, решительным звонком.

Замок щёлкнул, приведённый в движение дистанционным управлением. Лада толкнула легко поддавшуюся дверь и перешагнула порог. Теперь она оказалась в пустом, залитом холодным осенним солнцем помещении, отделанном белой квадратной плиткой, отчего атмосфера здесь отдавала чуть ли не больничной стерильностью. Впрочем, расставленные вдоль стенок мягкие кресла и диванчики, тоже белые, но подслащённые горками разноцветных подушечек, и развешанные высоко, почти у потолка, акварели с цветочными мотивами создавали в комнате бесспорный уют.

Откуда-то появилась секретарша, невысокая, очень худая женщина лет тридцати пяти, в маленьких круглых очках и со смешно взъерошенной причёской-ёжиком. В одном ухе у неё болталась немного нелепая серёжка в виде дельфина.

"В свободное время она, наверняка, играет в рок-группе", - подумала Лада.

Секретарша предложила Ладе занять место в "комнате ожидания", где они как раз находились, и посидеть немного, пока "мистер Гончаров" не вызовет её к себе.

"Однако церемонии у них тут нешуточные", - усмехнулась про себя Лада, скидывая куртку и присаживаясь на диванчик у окна.

Секретарша, попросив разрешения, заботливо взяла Ладину куртку и, аккуратно расправив на плечиках, повесила на стальную перекладину, вмонтированную в противоположную стену. Затем, ободряюще подмигнув посетительнице, она снова исчезла.

Оставшись в одиночестве, Лада, слегка вытянув шею, не без опаски выглянула из окна. Как она и ожидала, вид с последнего этажа небоскрёба был ошеломляющий и причинял ей приятное головокружение. Улица внизу казалась узенькой, почти как полоска серпантина, а раскинувшиеся вокруг кварталы выглядели настолько миниатюрными, что вызывали желание протянуть руку и повозить по ним детскую игрушечную машинку.

Будто стремясь втайне оставить на потом хоть часть редких по своей остроте впечатлений, Лада отвернулась от окна, запретив себе чересчур долгое любование сногсшибательным видом. Вместо этого она попыталась сосредоточиться на самой "комнате ожидания" и определить, к какой примерно отрасли могла бы принадлежать эта контора.

"Адвокат? - размышляла она. - Нет, на адвоката ведь надо долго учиться. Навряд ли он решился на такую серьёзную переквалификацию... Скорее всего что-то попроще, связанное с бизнесом. Торговля недвижимостью, к примеру. Да, это, пожалуй, в самую точку".

Лада обратила внимание на стопку журналов, лежавших перед ней на низеньком стеклянном столике. Она осторожно перебрала их - почти все до одного женские издания: мода, косметика, оздоровительная гимнастика. А вот ещё пара экземпляров журнала для друзей кошек: "Ваш мягкий любимец".

Всё это, конечно, не очень вписывается в интерьер приёмной коммерческой фирмы, чьи клиенты обычно - сосредоточенные мужчины, несравненно более озабоченные положением дел на бирже, нежели модой и "мягкими любимцами"...

Лада услышала из-за приоткрытого окна мелодичное чириканье и, обернувшись, заметила снаружи подпрыгивающую на узком карнизе птичку, похожую чем-то на воробья, только с розовой грудкой и длинными серыми ножками. Она и не знала, что маленькие птички могут залетать так высоко...

В этот момент до её слуха донеслись громкие, внятные шаги, приближающиеся к приёмной. Так ходят люди, которым никогда не бывает неудобно за своё присутствие где бы то ни было и которым редко приходится с кем-то считаться. Лада, полагавшая, что ей уже удалось вполне справиться со своим волнением, почувствовала, как её сердце начинает отклоняться от своего привычного ритма, подпрыгивая на ошеломляющую высоту и затем зависая там на неопределённо долгое время.

Наконец, одна из дверей, ведущих из внутренних помещений в "комнату ожидания", резко отворилась: перед Ладой стоял Сергей Михайлович. Да, она без труда узнала своего героя, хоть это и был уже далеко не тот прежний, молодой Гончаров. Он заметно набрал в весе, чёрные пряди на голове и в бороде на равных правах соседствовали теперь с седыми, лицо несколько оплыло и потеряло былую утончённость. Теперь он едва ли напоминал Иисуса Христа, скорее уж Илью Муромца с картины Васнецова, только борода его была короче и ухоженнее.

При всём при том, его одежда, к Ладиному изумлению, почти не отличалась от той, в которой он запомнился ей восемнадцать лет назад: такая же белая рубашка (только не льняная, а шёлковая), такие же чёрные штаны (но не простые, как раньше, а из кожи, со шнуровкой по бокам), даже высокие ботинки на пряжках, наподобие прежних, были на месте, с той только разницей, что теперешняя модель обладала гладкой, лаковой поверхностью. На волосатой, до половины обнажённой груди по-прежнему покоился массивный крест.

Вообще, на фоне строгой учрежденческой обстановки приёмной наряд Сергея Михайловича чем-то напоминал маскарадный костюм. Казалось, что это артист, одетый для определённой роли, забрёл по ошибке в чужой съёмочный павильон.

Увидев Ладу, Гончаров сосредоточенно и немного удивлённо сощурил глаза, будто что-то припоминая. На протяжении нескольких секунд она не могла избавиться от впечатления, что Сергей Михайлович узнал в ней то восторженное пятилетнее существо, с которым ему довелось пообщаться восемнадцать лет назад. Но вот черты его лица снова разгладились и приняли спокойное, нейтральное выражение. Лёгкая улыбка гостеприимного хозяина тронула выдающиеся немного вперёд, словно выставленные напоказ, губы.

- Только не говорите мне, пожалуйста, что вы та самая русская журналистка, которая пришла брать у меня интервью, - произнёс он по-английски.

- А что же я должна вам сказать? - отозвалась Лада по-русски, стараясь ничему не удивляться.

- Ага, значит так оно и есть! - одобрительно развёл руками Сергей Михайлович, тоже переходя на родной язык. - Уже настолько давно не общался с русскими женщинами, что и забыл, как они выглядят. А жаль!.. Ну что ж, проходите, - он кивнул ей на дверь, из которой только что появился.

Лада молча встала и последовала его приглашению, нарочно стараясь ступать уверенно и грациозно. Под взглядом Гончарова она ощущала себя, как выпущенная на сцену манекенщица, каждое движение которой, каждый поворот тела, каждый шаг является произведением искусства и несёт в себе особый, почти сакральный смысл.

Кабинет Гончарова по оформлению мало отличался от приёмной: та же стандартная деловая атмосфера с привкусом казённого уюта. Только шторы на окнах были приспущены и едва пропускали солнечный свет, отчего внутри царил приятный, прохладный полумрак. На книжном шкафу, на письменном столе и даже на устланном мягким ковром полу располагались горшки с пышными зелёными цветами, из разряда тех, чьи широкие, как ладонь, листья обычно надо протирать влажной тряпочкой.

Ладино внимание привлекла висевшая у входа картина - нарисованный маслом зимний пейзаж.

"Россия?" - предположила она про себя.

Её взгляд скользнул по обнажённым худеньким берёзкам и зацепился за выписанную экспрессивными, рельефными мазками поверхность снега.

"Прямо как сливки, - подумала она. - Так и хочется лизнуть. Вот от таких картинок, наверное, и бывает ностальгия..."

Сергей Михайлович расположился за столом в высоком кожаном кресле.

- Садитесь! - предложил он, указывая Ладе на стоявший несколько поодаль диванчик.

- Спасибо, - вежливо кивнула Лада. - А может, у вас есть где-нибудь стул? Обыкновенный стул. Мне было бы удобнее, если б я могла присесть прямо к столу.

- Зачем? - искренне удивился Гончаров. - За столом сижу я. Этого, по-моему, вполне достаточно. Вообще, вы первая посетительница, которая просит у меня стул. Все обычно садятся на диван и остаются очень довольны.

Лада пожала плечами и заняла предложенное ей место. С некоторого удаления и немного снизу вверх смотрела она теперь на хозяина бюро, обдумывая своё первое впечатление от их встречи. Да, она была безусловно разочарована той переменой, которая произошла во внешности Сергея Михайловича, но одновременно как будто очарована заново. Она сама ещё точно не знала чем.

- Вы в первый раз в Нью-Йорке? - поинтересовался, между тем, Гончаров. - Успели уже что-нибудь увидеть?

Лада кивнула. Ей нравился серьёзный, сосредоточенный тон, которым он задавал свои вопросы, будто речь шла действительно о чём-то очень важным для него, а не просто о том, как поддержать светскую беседу. Отвечать ему хотелось тоже очень серьёзно, подробно, а главное - предельно откровенно:

- Вчера только и делала, что бегала по городу. Первым делом, конечно, пошла посмотреть статую Свободы. И очень жалею. Вы не представляете, какую очередь мне пришлось отстоять, пока я попала на паром...

- Ну что ж, Свобода - это такое дело, ради неё можно немного и помучиться, - заметил Гончаров, не то с иронией, не то серьёзно.

- Зато вечером я была на мюзикле, "Cats", - продолжала Лада свой рассказ. - Вот это действительно круто! Давно уже мечтала увидеть его на Бродвее...

- Да, в Нью-Йорке много развлечений, - согласился Сергей Михайлович, -На каждом углу что-нибудь происходит. Трудно противостоять всем эти соблазнам.

- Ага, - улыбнулась Лада, расслабленно потягиваясь, однако не переставая при этом ни на секунду осознавать, что каждый её жест в присутствии Сергея Михайловича совершается не просто так, а продиктован откровенным, хотя и наполовину инстинктивным кокетством, - вот и я не смогла, хотя знала, что вставать придётся очень рано и лучше бы мне не торчать так долго в городе.

- Вы в гостинице устроились? - спросил Гончаров

- Да, здесь совсем недалеко.

- И как, довольны?

- Ничего, вроде. Только дом старый, ставни ужасно ветхие - абсолютная проницаемость для ветра. Я всю ночь дрожала от холода.

- Ну, это не страшно, - подбодрил её Гончаров. - Даже хорошо.

Лада удивлённо уставилась на него.

- Значит вам не так жалко было подниматься сегодня в такую рань, - объяснил Сергей Михайлович. - Из тёплой постели вставать обычно намного труднее. Видите, во всём есть свои преимущества.

По его лицу нельзя было с точностью определить, шутит он или говорит всерьёз. Лада решила на всякий случай поскорее перевести разговор на другой предмет:

- Вы не представляете себе, как наша газета благодарна вам за то, что вы согласились рассказать нам о себе. Знаете, вас так давно, как это говорится, не было видно на людях, что все уже думали, что вы чуть ли не нарочно скрываетесь...

- Я скрываюсь? - пожал плечами Сергей Михайлович. - С чего это вдруг? Никогда и не думал. И о прошлом всегда рад поговорить, потому что вполне законно горжусь тем, что было. Считаю даже очень важным обобщить и запечатлеть это для истории.

- Ну тогда, надеюсь, вы не будете против, если мы прямо сейчас перейдём к интервью?

Лада достала из сумки диктофон, проверила наличие в нём кассеты и затем, нажав на кнопку записи, поставила его на стол перед Гончаровым... Нет, всё-таки она была сегодня совершенно непростительно рассеянна! Куда же подевался блокнотик со списком вопросов? Неужели валяется в гостинице?.. Лада с видимым раздражением снова порылась в сумке.

- Скажите, - прервал возникшую паузу Сергей Михайлович, - почему вы стали журналисткой?

- Хм, - Лада всё ещё не прекращала своих поисков, - во-первых, каждому ведь нужна какая-то профессия. А во-вторых, эта работа как раз не из самых худших. Мне нравится встречаться с интересными людьми, например, с такими, как вы, задавать им разные вопросы... - она почти капризно отодвинула от себя сумку, убедившись, что искать там блокнот бесполезно.

- И вам отвечают? - заинтересованно спросил Гончаров.

- Что? - не поняла Лада.

- И вам отвечают всерьёз на ваши вопросы? - уточнил он.

- Да, естественно, - развела руками изумлённая Лада. - Как же иначе?

- Дело в том, - пояснил Гончаров, внимательно глядя на неё, - что "интересные люди" обычно очень придирчивы в отношении тех, кто задаёт им вопросы. Думаю, именно вам отвечать захочет далеко не каждый.

- Послушайте, - Лада почувствовала, как подступающие слёзы больно надавили ей на нёбо, - я уже почти два года работаю в газете. На мои умственные способности или на недостаточную квалификацию пока ещё никто не жаловался, - она гордо приподняла подбородок, - так что не вижу абсолютно никаких причин для вашего недоверия.

- Речь идёт не о недоверии, - спокойно возразил Сергей Михайлович, - а о моральном праве задавать вопросы, которого вы в силу вашего возраста и пола, увы, не имеете.

Он слегка отодвинулся назад на своём кресле и без всякого стеснения положил обе ноги на стол. Высокие ботинки на широкой рельефной подошве теперь почти наполовину загораживали гостье вид на его лицо.

Лада чувствовала, что происходит что-то не то, что в обычном бюро так вот не сидят, а тем более не заводят таких обидных разговоров с ни в чём не повинными журналистками, которые уже было прониклись абсолютным доверием к объекту своего исследования. Но "обычное", в конце концов, мало интересовало Ладу, и в глубине души она даже обрадовалась тому, что с Сергеем Михайловичем по стандартным меркам, очевидно, не всё в порядке и от него по-прежнему исходит аромат опасности и скандала.

Так или иначе, Лада решила ответить на его откровенный вызов.

- Ладно ещё возраст, - сказала она с некоторой насмешкой в голосе, - но что вы имеете против моего пола? Чем, по-вашему, женщины хуже мужчин?

- Разве я сказал, что они хуже? Я говорил о моральном праве задавать вопросы, которого у них в большинстве случаев нет. Подумайте сами: вот вы меня сейчас наверняка про правозащитную деятельность хотели расспрашивать, про преследования инакомыслящих. Так ведь? Ну а на самом-то деле у вас в голове только мюзикл "Cats" да шмотки в ближайшем универмаге. Я не осуждаю вас, Боже упаси! Как можно осуждать то, что предопределено природой? Наоборот, вы заслуживаете похвалы за то, что не отклоняетесь от нормы, в отличие от некоторых особ женского пола, которые, увы, слишком преуспели в том, чтобы уподобиться мужчинам, если не внешне, то внутренне уж точно. Для жизни это не очень удобно, но в деловом смысле с такими обычно легче.

- А может, я как раз из их числа? Откуда вы знаете?

- Нет, - покачал головой Сергей Михайлович. - У меня очень большой опыт работы с женщинами, и я научился видеть их практически насквозь. Вы относитесь именно к сорту настоящих, женственных женщин. Это заметно по всему - по вашей манере одеваться, держаться, разговаривать, по тому, наконец, как вы сидите сейчас передо мной.

Лада не без некоторого смущения обратила внимание на то, что действительно приняла, пожалуй, не совсем уместную в данной ситуации, чересчур расслабленную позу и теперь почти полулежала на своём диванчике, подперев ладонью подбородок и чуть приподняв с пола одну ногу.

- Вполне возможно, вы и есть самая женственная женщина, которая когда-либо сидела в этом кабинете, - продолжал он. - Скажу откровенно: вы будите во мне профессиональный интерес.

- Вы во мне тоже, - отпарировала Лада. - Кстати, моя профессия вам с самого начала прекрасно известна. Теперь пришла ваша очередь рассказать о том, чем вы занимаетесь.

- Если у меня возникает желание что-либо рассказать, я обычно делаю это вне очереди, - заметил Гончаров. - Ну а если нет, то, значит, нет. Впрочем, о моём теперешнем роде занятий вы ещё, безусловно, узнаете во всех подробностях. Я могу даже провести с вами экскурсию по служебным помещениям, - он кивнул куда-то назад, на белую, гладкую стену за спинкой своего кресла. - Думаю, вас это заинтересует. Они у меня, кстати, частично совмещены с жилыми. Не потому, что нету средств снять ещё одну квартиру, а потому, что я очень люблю свою работу и не всегда провожу чёткую границу между личным и рабочим временем. Вообще, в Америке по статистике люди всё равно находятся бОльшую часть жизни на службе, так что я тут далеко не исключение. Если хочешь чего-то добиться, надо относиться к своему делу со всей душой. Это вон каменщик на стройке может прекратить свою смену по свистку: положил очередной кирпич - стоп, пошёл домой, завтра начнёт с того, что положит следующий. Ну а в серьёзном деле так не годится, здесь по команде не остановишься. Но и удовлетворение мой труд приносит, конечно, особое.

- Я тоже люблю мою работу, - вставила Лада.

- И зря, - заметил Сергей Михайлович. - Я бы на вашем месте её возненавидел. То, что женщине приходится работать, говорит только о том, что она пока не нашла мужчину, способного достойным образом её содержать. Гордиться тут нечем, скорее наоборот. Мне на такое всегда больно смотреть.

В дверь постучали, и в кабинет влетела улыбающаяся, взъерошенная секретарша, которая встретила Ладу ещё в "комнате ожидания". Она несла на подносе миниатюрную чашечку кофе. Бросив вопросительный взгляд на хозяина кабинета, она придвинула к Ладиному диванчику журнальный столик на колёсиках и поставила на него поднос.

- А вы? - спросила Лада у Гончарова, отпивая глоток на удивление вкусного и ароматного напитка.

- Я не пью кофе, - объяснил Гончаров. - Зачем? Для утоления жажды есть минеральная вода или сок. Если надо что-то отметить, то тут хорошо вино или водка. Ну а кофе - просто бесполезный напиток. Но женщины его любят, так что для них он у меня в офисе всегда в запасе.

Как бы в подтверждение его слов, сказанных, впрочем, по-русски и не предназначенных для ушей персонала, секретарша попыталась улыбнуться ещё шире, хотя предел возможного в этой области был уже явно достигнут, и немного смущённо заторопилась к выходу. Проводив её взглядом, Лада не без вызова спросила:

- А ей вы, значит, позволяете на себя работать, да? На неё смотреть вам не больно?

- Просто деликатная специфика моей работы не позволяет мне иметь в качестве секретаря мужчину. К тому же, давать работу таким женщинам - это проявление элементарной гуманности: её всё равно никогда никто содержать не захочет. Ну так что ж, не умирать же ей по этому поводу с голоду? Впрочем, таких женщин я вообще не имею в виду. Речь идёт только о тех, кто может всерьёз претендовать на мужской интерес, о тех, о которых ещё в Библии сказано, что Бог сотворил их как дополнение к мужчине. Вот этим дополнением им лучше всего и оставаться.

- У вас и вправду довольно строгие принципы в отношении женщин, - заметила Лада с усмешкой.

- Принципы у меня действительно строгие, - серьёзно согласился Сергей Михайлович. - И не только в отношении женщин, но и вообще - в любом отношении. Иначе бы я не был тем Сергеем Гончаровым, ради которого вы приехали из России.

- Вот именно от этого-то Сергея Гончарова, известного борца за права человека, я и не ожидала услышать таких слов, откровенно оправдывающих ущемление прав женщин...

- Если я выступал за права человека, то это далеко не значит, что моим идеалом была всеобщая уравниловка. Как раз наоборот! Подводить всех под общий знаменатель - очень советская традиция. Маркс и Энгельс, видите ли, сказали, что между мужчиной и женщиной не должно быть никакой разницы, вот из нас и пытались сделать бесполых существ, наподобие шоколадных зайцев с фабрики имени кого-то там, которым как не отскабливай штанишки, всё равно ни до чего интересного не доскоблишься. Зато рот до ушей! Нет, такая идеология мне абсолютно не близка. Так что, если вам непременно хочется поговорить о женском равноправии, то я тут плохой собеседник.

- Что вы? Мне совсем не хочется об этом говорить! - поспешила Лада поддержать основательно расшатавшийся между ними мостик взаимопонимания. - Я буду даже очень рада, если мы прямо сейчас сменим тему...

Но тему сменить уже не удалось, потому что в этот момент в кабинет, как назло, снова вошла секретарша. С виноватой улыбкой она приблизилась к Гончарову и, нагнувшись к самому его уху, доложила ему о чём-то, понизив голос почти до шёпота.

- Это исключено! - покачал головой Сергей Михайлович, отчётливо выговаривая английские слова. - Напомните ей, где она находится! Пусть ждёт, как все!

- Она рыдает, - объяснила секретарша, - это беспокоит остальных посетителей, создаёт нервозную обстановку...

- Если она уже в приёмной не может вести себя, как следует, то я и не знаю, что будет дальше, - проговорил Гончаров с видимым недовольством. - Ну ладно, сейчас разберёмся.

Секретарша благодарно закивала и стремительным, размашистым шагом покинула кабинет.

- Придётся нам на сегодня закончить беседу, - сообщил Гончаров Ладе.

- Как же так? - обиженно поморщилась Лада. - Мы же только начали!

- Не могу ничего поделать, - безжалостно констатировал Сергей Михайлович. - Но если вы придёте завтра, то постараюсь уделить вам больше времени.

- Конечно, приду! - воскликнула Лада.

- Думаю, завтра мы поговорим подробнее о моей работе. Я покажу вам помещения фирмы. Согласны?

- Ещё бы!

- Хорошо, тогда жду вас в восемь часов.

- Опять в восемь утра? - переспросила Лада не без разочарования в голосе. - А нельзя немного попозже?

- Зачем? - не понял Сергей Михайлович. - Это самое удобное время. А если хотите встать утром без проблем, то ложитесь пораньше спать. Всё очень просто! Самодисциплина творит чудеса! Так что жду вас завтра в восемь. И не опаздывайте. Я этого не люблю... Да, кстати, не забудьте починить ваше чудо техники, - он кивнул на письменный стол, где всё ещё стоял включённый на запись диктофон.

- Что значит "починить"? - Лада поспешно взяла диктофон в руки и приблизила его к глазам. - Что с ним случилось?

- Ничего, просто кассета не крутится с самого начала.

- Как? - Лада чуть не топнула ногой от досады. - Вы это сразу заметили и ничего мне не сказали?! - она в отчаянье потрясла испорченным магнитофоном, надеясь, что неполадка устранится как-нибудь сама собой.

- А что бы это изменило? - пожал плечами Сергей Михайлович. - Другого-то у вас всё равно нет... Ну что вы? - покачал он головой, заметив, как румянец гнева и обиды заливает Ладины щёки. - Нельзя же так расстраиваться из-за пустяков. Мало ли что ещё может случиться в жизни. Учитесь терпению! Это вам не повредит.

Вконец раздосадованная и выведенная из себя его циничным тоном, Лада, едва кивнув ему на прощание, выбежала из кабинета.

В приёмной уже сидело несколько женщин разного возраста и стиля одежды. На Ладу они покосились с любопытством, но потом тут же дружно отвели глаза, будто считали неприличным чересчур пристально рассматривать девушку, только что покинувшую кабинет владельца фирмы. Одна из них, лет тридцати, с раскрасневшимся от слёз лицом, вскочила с места и ринулась к двери, из которой вышла Лада. Секретарша, вовремя подоспевшая из своей комнаты, преградила ей дорогу, пытаясь объяснить что-то необузданной клиентке. Но та только заламывала руки в мольбе и беспрерывно повторяла: "Please, please, please..." Наконец дверь кабинета приоткрылась, и женщина, отрешённо прикрыв глаза, нырнула в образовавшуюся узкую щель.

Некоторое время Лада как зачарованная продолжала стоять в приёмной, озадаченная разыгравшейся перед ней сценой, затем, опомнившись, поспешно накинула куртку и выскользнула за территорию помещений возглавляемой Сергеем Михайловичем фирмы.

У лифта её нагнала приветливая секретарша. В руках она несла симпатичный кулёчек, отделанный золотой фольгой и украшенный изображением балерин в разноцветных платьицах, исполняющих классические па.

- Мистер Гончаров просил передать это вам, - сказала секретарша, протягивая кулёк Ладе.

- Спасибо, - проговорила Лада, принимая подарок. - А что это?

Но подоспевший лифт прервал их общение.

- Вам понравится! - успела бросить услужливая секретарша перед тем, как зеркальные створки скрыли её от Лады.




Перемена

Лада нежилась в скромных размеров гостиничной ванне, с наслаждением поглаживая своё погружённое в воду тело, почти полностью скрытое под аппетитными сугробами мыльной пены. Стены ванной комнаты были отделаны бледно-жёлтым, местами потрескавшимся кафелем, на потолке отчётливо проступали грязноватые разводы, водопроводные трубы подрагивали и гудели от каких-то внутренних потрясений. Но все эти мелкие неуютные детали мало волновали Ладу, её мысли витали совсем в других сферах, о чём свидетельствовала блаженная улыбка, чуть раздвинувшая Ладины нежно-розовые губы, на которых осели едва заметные прозрачные капельки влаги.

Через регулярные промежутки времени она, не выходя из своего задумчиво-расслабленного состояния, протягивала руку к стоявшему на краю ванны нарядному кульку с танцующими на блестящей обёртке балеринами, вынимала оттуда конфету и, вздрагивая от сладкого предвкушения, медленно подносила её ко рту. Нет, слово "конфеты" не отражало достаточным образом суть того, что содержалось в кульке: это было совершенно особое кондитерское изделие в форме колечек, покрытых снаружи слоем белого шоколада, скрывающего под собой сочную яблочную мякоть.

Чтобы растянуть удовольствие, Лада сначала просто посасывала приторную корочку, чувствуя, как шоколад постепенно тает во рту, затем, когда её язык вплотную добирался до терпкого фрукта, она с чуть слышным стоном откусывала уже тщательно обсосанный кусочек и, прежде чем проглотить его, ещё долго впитывала в себя всю палитру вкусовых ощущений, которые дарило ей это лакомство.

Разумеется, она думала в этот момент о Сергее Михайловиче, о том, что он сегодня немного обидел её, чуть-чуть унизил, но в общем-то оказал ей радушный приём и вообще с ним было интересно... Главное только не противоречить ему, следовать заведённым им правилам, быть послушной, необидчивой девочкой, с должным мужеством без всяких жалоб сносить его экстравагантные привычки, тогда они прекрасно поймут друг друга.

"Скорей бы уже наступило завтра", - подумала Лада, обсасывая очередное шоколадное колечко и признаваясь себе, что никогда прежде не пробовала ничего подобного.




Урок второй

- Ну что, шокировал я вас вчера? - поинтересовался Сергей Михайлович.

Он, как и накануне, сидел удобно разместившись в своём кресле и положив обе ноги на письменный стол. На нём был всё тот же несколько экзотический и неуместный в деловой обстановке наряд.

- Да нет, - помотала головой Лада.

Она теперь уже откровенно полулежала на предоставленном в её распоряжение диванчике, подперев ладонью подбородок и вытянув вдоль кожаной обивки ноги, верхняя часть которых была скрыта от глаз наблюдателя доходившей до колен юбкой, а нижняя - высокими изящными сапожками. Между этими двумя деталями одежды образовалась вследствие принятого Ладой положения довольно широкая полоска, открывавшая взгляду кусочек чёрного капрона. Вообще, Сергей Михайлович был прав, усаживая её именно сюда: этот диван действительно оказался очень удобной штукой, намного практичнее любого стула.

- Просто, - продолжал Гончаров, - у многих людей укоренилось достаточно искажённое мнение о бывших диссидентах. Они их себе представляют чем-то вроде благостных Санта-Клаусов, таких безобидных существ, которые уже сделали своё дело и теперь годятся разве что для символической раздачи подарков. В отношении кое-кого это, возможно, и справедливо. Но меня лично никогда не привлекала роль свадебного генерала или змеи, которой удалили ядовитый зуб. Уж лучше продолжать шокировать и дальше, чем "в гроб сходя, благословлять". Если я кому-то неудобен, значит я существую. Таков был мой девиз двадцать лет назад, таков он и сейчас. Поэтому постарайтесь не обижаться. Даже если я действительно хочу вас обидеть, - прибавил он с хитрой усмешкой. - Вчера я напал на вас за то, что вы молодая и за то, что вы женщина. Но, на самом-то деле, это частично от зависти. Молодость и женственность - это такая смесь, из которой всегда получаются самые вкусные коктейли, бурлящие настоящей жизнью. Тот, кому хочется живого и настоящего (а кому же этого не хочется?), первым делом протягивает руку к молодой женщине. В этом смысле вы вне конкуренции.

- Скажите, - проговорила Лада, задумчиво накручивая на палец гладкий медовый локон, - а почему вы, когда увидели меня вчера в приёмной, удивились, что я из России? Что во мне такого "нерусского"?

- Я бы лучше сформулировал так: в вас нет ничего типично русского. Это меня с первого взгляда и удивило. Насколько я помню и знаю, в России всегда господствовали совершенно особые нравы в том, что касается одежды, причёски и так далее. С западной модой это имело довольно мало общего. Но я же говорю: давно не общался с русскими женщинами. Теперь вижу на вашем примере, что они уже окончательно распрощались с последними остатками исконной самобытности: даже цвет помады у вас точно такой, какой рекомендуют этой осенью для блондинок почти все американские косметические фирмы как "цвет сезона".

- "Цвет сезона"? Правда? - восхитилась Лада. - А я и не знала. Просто взяла то, что мне больше подошло. Ну и видела, конечно, как сейчас вообще продвинутые люди ходят... Постойте, - вдруг спохватилась она, - а откуда вы так хорошо проинформированы насчёт моды на косметику?

- Когда много работаешь с женщинами, - объяснил Сергей Михайлович, - узнаёшь массу всяких разных вещей, которые тебя, в общем-то, и не очень интересуют. Всё само собой доходит до твоих ушей.

- Вы меня уже ужасно заинтриговали вашей работой, - призналась Лада. - Мне кажется, пришло вам время рассказать, в чём она конкретно состоит. Ну и, конечно, провести обещанную экскурсию по служебным помещениям.

- ОК, - согласился Гончаров. - Но, прежде чем приступить к произвольной программе, не покончить ли нам сначала с обязательной? Ведь вы же мной, прежде всего, с точки зрения моих прошлых заслуг интересуетесь? Вот и задавайте вопросы на эту тему, чтобы было потом, о чём в газете написать.

Лада лукаво поморщилась, показывая, что она совсем не в восторге от идеи "нормального интервью". С одной стороны, Гончаров, конечно, прав, напоминая ей о её обязательствах по отношению к редакции, но, с другой, обстоятельства будто сами были против заранее намеченного для командировки плана работы: блокнот со старательно продуманными вопросами к Сергею Михайловичу так и не нашёлся (вероятно, Лада, собираясь в дорогу, забыла положить его в чемодан), диктофон для записи их разговоров, удививший её вчера внезапной поломкой, починить тоже не удалось. Так что оставалось только импровизировать и надеяться, что потом получится как-то собраться с мыслями и наколдовать для газеты что-нибудь более-менее приемлемое. Ну а если уж импровизировать, то не всё ли равно, на какую тему? В данный момент Ладе больше всего хотелось осмотреть помещения управляемой Гончаровым фирмы. Значит, с этого и стоило начать.

Она поднялась с дивана:

- Пойдёмте лучше сразу на экскурсию. Всё остальное подождёт.

- Ну как хотите.

Сергей Михайлович встал из-за стола, вынул из кармана связку ключей и отворил выкрашенную в белое и оттого почти сливающуюся со стеной дверь, находившуюся прямо за его креслом. Проделав это, он слегка отодвинулся в сторону, пропуская свою гостью вперёд. Лада сначала робко заглянула вовнутрь и лишь затем переступила порог менее официальной части занимаемых Гончаровым помещений, ощущая при этом какое-то преувеличенное, ей самой не вполне понятное волнение.

"Вот так, наверное, чувствовал себя Буратино, когда перед ним, наконец, открылась та самая дверь в глубине очага папы Карло, - успела подумать она. - Только тут меня навряд ли ждёт волшебный город или вообще что-либо таинственное..."

Однако первая же комната, в которую они попали, выглядела не совсем буднично, хотя и трудно было так сразу сказать, что именно в её интерьере являлось необычным. Розовые стены? Отсутствие какой-либо мебели, кроме массивного шкафа из красного дерева? Или винтовая лестница в самом центре, ведущая куда-то наверх?..

- А я и не знала, что отсюда можно подняться ещё выше! - воскликнула Лада. - Это же самый последний этаж!

- Вы ещё многого не знаете, - заметил Гончаров. - Но это, пожалуй, первое, что вам сегодня предстоит усвоить: где бы ты ни находился, всегда можно подняться ещё выше и зайти ещё дальше. Главное, чтобы рядом был тот, кто знает, как это делается... Впрочем, не удивляйтесь раньше времени, - посоветовал он, заметив озадаченно выражение на Ладином лице. - Тут-то как раз всё просто: в нашем доме последний этаж - двухъярусный, так что лестница ведёт на верхний ярус моей же квартиры.

- Ага, - сообразила Лада. - Ну и где же вы работаете со своими клиентками? - она огляделась по сторонам.

- Да практически везде, - ответил Сергей Михайлович. - Начинается всё прямо здесь. Эта комната - что-то вроде гардероба. Тут женщины, вернее, та конкретная женщина, с которой я как раз собираюсь заниматься, снимает с себя свою обычную одежду, вешает её вон туда, - он показал рукой на шкаф, - и, в зависимости от того, что я намерен с ней делать, либо достаёт оттуда же другую, заранее для неё приготовленную, либо ничего не достаёт, то есть так и остаётся голой.

- Голой? - Лада округлила глаза. - Вы работаете с голыми женщинами?

- Как правило, да. Так удобнее, и для меня, и для них. Но в некоторых случаях совсем без одежды никак не обойтись. Например, когда женщина по специальной договорённости проводит у меня какое-то более длительное время. Разумеется, за дополнительную плату.

- Понятно, - пролепетала Лада, хотя уже совсем ничего не понимала.

- Ну раз понятно, тогда давайте заглянем на кухню. Думаю, вас это особенно заинтересует.

Сергей Михайлович отворил одну из выходивших в "гардероб" дверей, и они очутились в просторной кухне, оснащённой добротными, несколько старомодными сервантами. Висевшая на гвоздиках кухонная утварь производила почти ностальгическое впечатление. Посередине стоял длинный, деревянный, покрытый тёмно-зелёной клеёнкой стол в окружении таких же деревянных кругленьких табуреточек.

- Здесь вы тоже с женщинами занимаетесь? - спросила Лада с провокацией в голосе, за которой она пыталась скрыть свою растерянность.

- Иногда, - спокойно ответил Гончаров. - Но чаще они здесь сами по себе занимаются, без меня. Кухня и всё с ней связанное - это ведь традиционно женское дело, не так ли? Но до кухни я, конечно, далеко не каждую допускаю. Только тех, кто остаётся у меня на официальный курс обучения сроком от одной недели и больше. То есть тех, кто может себе позволить эту роскошь. Таких обычно бывает не очень много.

- Роскошь? - переспросила Лада.

- А что? Образование, для людей понимающих, это самое ценное. Вполне справедливо, что и стоит мой курс тоже не очень дёшево. Далеко не всем по карману.

- Чему же вы обучаете? - поинтересовалась Лада, недоверчиво глядя на своего экскурсовода.

- Только тому, чем владею сам, - честности, выносливости и главное - мужеству.

- Мужеству? - рассеянно повторила Лада. - Но почему же именно женщин да ещё и голых?

- Потому что женщины этим меньше всего владеют, а значит им первым и следует преподать мой урок. Ну а в голом виде таким вещам учиться намного легче.

Они покинули кухню, снова пересекли гардероб и вошли в следующее подлежащее осмотру помещение. Это была небольшая комната без окон, оклеенная бордовыми обоями, вся обстановка которой состояла из трёх узких, аккуратно застеленных кроватей, покрытых одинаковыми жёлтыми покрывалами.

- Мы находимся в спальне, - объявил Сергей Михайлович. - Здесь спят находящиеся в обучении женщины. - Больше трёх одновременно я никогда не принимаю, поэтому и кроватей всего три. Эта дверь ведёт в туалет. А эта в душ.

Лада с любопытством заглянула вовнутрь: три незакрывающихся душевых кабинки были отделены друг от друга перегородками из кусочков разноцветного стекла.

- Какая прелесть! - Лада не смогла удержаться от того, чтобы не пройтись ладонью по гладким цветным стёклышкам. - Похоже на витражи! Это прямо как в фильме-сказке во дворце у какой-нибудь принцессы!

- Ну да, - согласился Гончаров, - именно как в сказке они себя у меня и чувствуют. За этим ко мне и приходят. Только в принцесс они, как правило, в детстве наигрались, им это уже неинтересно. Хочется чего-нибудь новенького.

Гончаров двинулся в сторону выхода, давая понять, что пора продолжить осмотр в другом месте.

Опять они оказались в "гардеробе". На этот раз Сергей Михайлович указал своей гостье на винтовую лестницу. Несмело переступая со ступеньки на ступеньку, Лада начала своё восхождение на второй ярус, сопровождаемая тяжёлыми, уверенными шагами хозяина столь необычной фирмы.

- Это гостиная, - разъяснил Сергей Михайлович, когда они оба добрались до верхнего яруса.

Лада кивнула, хотя выкрашенная в голубые тона просторная комната, на взгляд непредвзятого наблюдателя, мало годилась на роль традиционной гостиной, прежде всего из-за крайней скупости обстановки, состоявшей всего лишь из деревянного кресла с по-антикварному витиеватой спинкой, будто нарочно размещённого так, чтобы производить на посетителей впечатление досадной помехи при передвижении в любом направлении, широкого журнального столика у его ног и высокого комода. Ах да, к этому прибавлялась ещё и низенькая, обтянутая кожей скамеечка, приютившаяся у самой стены и оттого не сразу замеченная Ладой.

- Вы здесь и вправду принимаете гостей? - засомневалась она.

- Гостей я не люблю и никогда не любил, - сообщил Гончаров. - Все эти частные визиты - праздная трата времени, обожаемая теми, кому нечем заняться. Ко мне и в семидесятых-восьмидесятых в России люди только по делу заходили. Вот и сейчас, кроме женщин, с которыми работаю, никого обычно у себя не принимаю. Так что "гостиная" - это чисто условно, просто место для отдыха или, вернее, для менее активной работы, не требующей особых физических усилий (полное-то безделье я себе практически не позволяю). Ну что ж, пойдёмте дальше. Нет, не сюда, - остановил он Ладу, готовую уже толкнуть одну из выходивших в гостиную дверей. - Там моя спальня. Навряд ли вам будет интересно. А даже если и будет? Всё равно не покажу. К работе она не имеет никакого отношения - зона абсолютного табу для всех клиенток. И для журналисток, - прибавил он, с усмешкой подмигнув ей.

Они покинули гостиную через другую дверь и очутились в тускло освещённой комнате, целиком заставленной книжными шкафами, которые, казалось, прогибались под плотно прижатыми друг к другу пухлыми томами, как деревья под тяжестью переспелых плодов.

- Ого, какая у вас библиотека! - вырвалось у восхищённой Лады.

Гончаров ничего не ответил, но было видно, что он горд своей коллекцией.

Они пошли через комнату вдоль узкого прохода, образованного рядами шкафов, которые, казалось, по мере необходимости неохотно расступались у них на пути и затем снова теснее придвигались друг к другу за их спиной.

"Солженицын, Борхес, Гессе, Стругацкие..." - читала Лада про себя надписи на коленкоровых переплётах.

- Эти авторы меня воспитали, - сообщил Гончаров своей спутнице, заметив, что её взгляд скользит по книжным полкам.

- Да? А я практически никого из них не читала, - робко призналась Лада.

- Тут вы, к сожалению, не одиноки, - причмокнул языком Сергей Михайлович. - Людям теперь часто не хватает времени на хорошую литературу. Но это не беда: есть более быстрые и не менее эффективные способы воспитания характера. Они у меня собраны вот здесь.

Он резко распахнул дверь в комнату, находившуюся сразу за библиотекой, и, тронув Ладу за локоть, слегка подтолкнул её вовнутрь. Перешагнув порог, она тут же замерла на месте, с трудом подавив возглас испуга: на задрапированных чёрным стенах висели плётки всевозможных форм и размеров, верёвки различной толщины и структуры, кожаные манжеты, соединённые между собой цепочками, а также другие предметы, о назначении и названии которых Лада не имела ни малейшего представления. У противоположной стены стояло некое подобие спортивного снаряда, известного как "конь", только раза в полтора шире и длиннее.

- Это... это какая-то шутка? - пролепетала Лада, инстинктивно отступая назад.

- Шутка?! - изумился Сергей Михайлович. - Разве я похож на клоуна? Нет, я здесь занимаюсь серьёзными вещами и шутить ни с кем не собираюсь.

Лада посмотрела в его глаза, в которых в этот момент не было ни капли иронии, и поняла, что он говорит правду.

- Хотя, - тут же прибавил Гончаров, качнув головой и многозначительно улыбнувшись, - без определённой доли артистического мастерства в моём деле не обойтись. Как, впрочем, и в любом другом. То, что жизнь - это театр, известно уже довольно давно. Поэтому театральное образование, которое мне в своё время посчастливилось получить, является на поверку самым полезным и перспективным, чем бы ты потом ни занимался. Профессиональный актёр имеет перед другими людьми огромное преимущество, так как в совершенстве владеет искусством игры, а значит и искусством жизни. Ему легче быть убедительным в любой роли... Но наша экскурсия, к сожалению, уже подошла к концу. Пора назад. Да и вам, я вижу, необходимо расслабиться и отдохнуть от впечатлений, - заметил он, взглянув на побледневшую и всё ещё ошарашенную Ладу.

Она молча проследовала за ним из "чёрной комнаты" назад в библиотеку. Проходя мимо книжных шкафов, Лада машинально снова прошлась взглядом по расставленным на полках любимым авторам Сергея Михайловича. В гостиной она слегка замешкалась, обратив внимание на незамеченную ею раньше расположенную в углу узкую лесенку, ведущую в какие-то ещё более верхние регионы. Неужели здесь был ещё и третий ярус?

- Я же говорил, - усмехнулся Сергей Михайлович, - всегда можно подняться ещё выше. Дорога наверх никогда не бывает закрыта. Когда-нибудь я, может быть, покажу вам, куда выходит эта лестница. Но не сейчас.

Лада не возражала. Она сегодня и вправду уже увидела больше чем достаточно.

Они спустились на первый ярус. Прежде, чем окончательно покинуть "служебные помещения" Сергея Михайловича, Лада в последний раз оглянулась и внезапно почувствовала, как её сердце ёкнуло, словно в предчувствии какой-то опасности, которой теперь никак не избежать. Однако она тут же постаралась взять себя в руки.

Обстановка в бюро, куда они теперь вернулись, подействовала на неё успокаивающе. В конце концов, это было самое обычное бюро самой обычной фирмы, и ничто в нём не содержало даже и намёка на то, что находится, а главное - что, по-видимому, практикуется здесь в задних комнатах. Кроме, пожалуй, самого хозяина... Лада, снова устроившись на своём диванчике, подняла пристальный взгляд на Сергея Михайловича: да, от него можно было и вправду ожидать чего угодно...

- Вы хотите меня о чём-то спросить? - участливо поинтересовался Гончаров, размещаясь на кресле за столом.

- Ещё бы! - закивала Лада. - Скажите мне, наконец, что вы делаете с этими несчастными женщинами, которые к вам сюда приходят?

- Делаю их счастливыми, - невозмутимо ответил Сергей Михайлович.

- Ах, это всё как будто во сне!.. - Лада провела ладонью по лбу. - Только не рассказывайте мне, пожалуйста, что они вам платят за то, что вы их стегаете плётками!

- Могу не рассказывать, - пожал плечами Гончаров. - Не люблю вообще-то хвастаться, но вы и сами, думаю, видите, что дела у моей фирмы идут хорошо. Значит, клиентки действительно платят, и платят неплохо. Других доходов у меня нет.

- Как же это всё называется? - развела руками Лада, обращаясь, скорее, к самой себе, чем к Сергею Михайловичу.

- Как это называется? - повторил Сергей Михайлович, облокачиваясь обоими локтями на письменный стол и пристально вглядываясь в лицо своей собеседницы. - Я вам скажу, как это называется... Вы следите за литературными новинками в интернете?

- Да, вообще-то да, - поспешно кивнула Лада.

- А я нет. Но некоторые вещи как-то сами тебя находят. Например, читали "Dominus Bonus или Последняя ночь Шехерезады" в "Сетевой словесности"?

- Повесть Екатерины Васильевой? Да, конечно.

- Ну так вот, я этот самый "Доминус" и есть, - произнёс он значительно. - Перед вами "Добрый Господин" собственной персоной. Но не в виде какой-то там витающей в облаках абстрактной идеи, как у Васильевой, а абсолютно реальный, из плоти и крови, материализовавшаяся мечта многих и многих женщин. Всё, как заказывали: даже плеть у меня имеется, вы же видели, - и не одна. Всегда можно выбрать ту, которая наилучшим образом впишется в конкретную процедуру. Женщины, знаете ли, вообще любят, когда есть выбор, даже если выбирают в конечном итоге всё равно не они, а я. Это придаёт им уверенности в том, что о них заботятся, думают, с каким именно инструментом к ним на этот раз лучше подступиться, а не просто так лупят чем попало куда попало. По похожему принципу, кстати, вся косметическая промышленность функционирует: женщины так и тянутся ко всем этим "запахам года" и "цветам сезона", которые им предписывает какой-нибудь кутюрье. Ну что ж, у них там "цвет сезона", а у нас - "плётка недели" или что-то в этом роде. Всё та же знакомая система.

- Хорошо, я всё понимаю, - попыталась успокоиться Лада. - Я слышала про такие вещи, даже видела по телевизору репортаж про то, как одна женщина бьёт мужчин за деньги и втыкает им в кожу булавки. Ну а раз есть такие женщины, то почему бы не появиться и мужчине? Всё, вроде бы, закономерно. Только одно у меня в голове не укладывается: каким образом именно Сергей Гончаров, в прошлом видный общественный деятель и правозащитник, пришёл к этому ремеслу?

- А кому же ещё за это взяться? Женщины - очень разборчивые существа. Они к себе и с букетом цветов далеко не каждого подпустят, ну а с плёткой и тем более. Тут требуется человек зрелый, опытный, надёжный, со сформировавшимися взглядами на жизнь и готовый, если надо, отстаивать их до конца. Разумеется, большинство тех, кто ко мне приходит, ничего не слышали о моей борьбе с советским режимом. И тем не менее, они чувствуют, что перед ними не какой-нибудь там бесхарактерный тип, половину жизни просидевший за письменным столом, а вторую половину пролежавший перед экраном телевизора. Для меня письменный стол - это так, тьфу, камуфляж, - он пренебрежительно шлёпнул пальцами по гладкой поверхности своего стола, -декорация, необходимая для успешного пролога. Я всегда был человеком дела и предпочитал переходить к нему, как можно скорее. Ещё тогда, в начале восьмидесятых, на одну статью у меня приходилось десять реальных акций. Сидеть сложа руки я не люблю и не умею. Возможно, тут и образование не последнюю роль сыграло: в театральном мы ведь не по конспектам учились и не над партами сгибались, а всё познавали в действии, в динамичном движении. Каждый день помимо актёрского мастерства - спорт, акробатика, основы танца, не говоря уже о таких дисциплинах как пантомима, сценическая речь и так далее. Никакой гнилой теории - одна практика. Гоняли нас там порядочно, но зато и вышли мы оттуда не вызубрившими наизусть учебники узкими специалистами, а людьми, способными действительно что-то сдвинуть с места. Многие, конечно, сломались, осели у кормушек в уютных театрах. Но со мной этот номер не прошёл, никому пока ещё не удалось приручить Сергея Гончарова. Я ни разу не отклонился от того пути, который указала мне моя совесть.

Он гордо вскинул голову, как делал это ещё восемнадцать лет назад в самом расцвете своей правозащитной деятельности. В эту секунду Ладе показалось, что она видит перед собой того старого, вернее, молодого Гончарова, который прочно обосновался в её детских воспоминаниях.

- Именно из такого человека и может получиться хороший Мастер, - заключил Сергей Михайлович.

- Мастер? - удивлённо переспросила Лада.

- Ну да, Master - Хозяин, так по-английски называется то, чем я теперь занимаюсь. Хотя "Dominus" мне лично нравится намного больше. Но повесть Васильевой только в этом году появилась, а я это дело, слава Богу, ещё семь лет назад открыл. Теперь уже поздно переключаться на новую терминологию: во-первых, американцы вообще очень консервативный народ, редко одобряющий нововведения, а во-вторых, за годы работы у меня уже сложился определённый имидж, пользующийся солидной репутацией. Все заинтересованные лица знают меня как "Master Goncharov", пусть оно так и остаётся.

- И всё-таки, - Лада перекинула вперёд аккуратно расчёсанные светлые пряди и зачем-то стала заплетать их в косичку, которую, впрочем, собиралась тут же распустить, - скажите: откуда берутся ваши клиентки? Как вам вообще удаётся уговорить их на такое?

- Уговорить женщин ничего не стоит, - ответил Гончаров, глядя ей прямо в глаза. - Нужно только правильно взяться за дело, организовать умелую рекламную кампанию. Теперь у меня за это отвечает мисс Хэнкс, моя секретарша. Ну а раньше я сам публиковал объявления в газетах, не пренебрегал выступлениями в ток-шоу, давал интервью на радио, то есть шёл прямо к народу, разъяснял, в чём состоит привлекательность моих услуг. Вообще, если хочешь, чтобы женщины слетелись к тебе как мухи на мёд, лучше всего пообещать им верную возможность похудеть или улучшить фигуру. С этого я и начал.

- Вы шутите! - недоверчиво покачала головой Лада.

- И не думаю! В принципе, то, что порка, повышает эластичность кожи и помогает против целлюлита - неоспоримый факт. А похудание - это уже не проблема. Женщины, которые ко мне ходят, стараются выглядеть для своего Господина как можно лучше, меньше едят, больше занимаются спортом, так что, кому надо, худеют сами по себе, чисто автоматически. Как видите, народ я не обманываю, никогда этого не практиковал... Ну со временем, правда, отпала необходимость делать упор на побочные эффекты. Теперь ко мне идут в основном женщины, заинтересованные в духовном совершенстве, а не в физическом. И в этом смысле они на все сто процентов могут рассчитывать на мою помощь, потому что свою важнейшую задачу я вижу именно в воспитании. То есть ни порка, ни другие, подчас довольно суровые наказания, которым я подвергаю женщин, не являются для меня самоцелью. Главное - формирование характера, быстро и легко достигаемое посредством моих методов. Иногда нескольких сеансов бывает достаточно, чтобы превратить хмурую и вечно всем недовольную дамочку в кроткого ангела, исключительно приятного в обращении и безропотно сносящего любые жизненные неурядицы. Налицо польза - и для окружающих и для неё самой, потому что каждый человек стремится к совершенству и к гармоничному развитию собственной личности. К этому я своих клиенток и веду... Постойте, - Гончаров нахмурил брови и откинулся назад в кресле, - вам не кажется, что мы чересчур углубились в теорию? Это не в моих правилах. К тому же, есть вещи, которые трудно объяснить на пальцах. Поэтому будет лучше, если вы своими глазами понаблюдаете за тем, как я работаю.

- А можно? - осторожно спросила Лада, ощущая, как её сердце встрепенулось радостным волнением.

- Обычно я занимаюсь с клиентками один на один и при всём желании не могу нарушить гарантированную фирмой конфиденциальность наших встреч присутствием третьего лица. Но есть одно исключение, а именно, когда женщина не просто посещает меня раз или два в месяц, как парикмахера или зубного врача, а остаётся здесь на круглосуточный курс воспитания, о котором я сегодня уже упоминал. В этом случае она обязана заключить специальный договор, дающий мне на определённое время неограниченную власть над ней. Естественно, после этого мои действия не сковываются уже никакими правилами. Она должна стерпеть от меня абсолютно всё. В том числе и позволить кому-либо другому наблюдать за тем, что я с ней делаю. Обычно, правда, клиенток, желающих подписать этот договор не очень много: во-первых, далеко не каждая отважится на такое, у большинства ведь семья, дети - как им объяснишь? А во-вторых, услуга эта, как я говорил, очень недешёвая и не всем по карману. Но вам повезло: завтра как раз в моё распоряжение поступает одна женщина, которая подписала договор на целый месяц. Вот этим мы и могли бы воспользоваться.

Лада почувствовала лёгкую дрожь, холодком пробежавшую вдоль тела. Она не очень-то верила в возможность описанного Сергеем Михайловичем договора, от которого веяло почти средневековым укладом, но, в то же время, не могла себе представить, что Гончаров врёт. Оставалось только кивнуть:

- Да, мне это было бы очень интересно. Не для газеты, конечно, а так...

- Почему же не для газеты? Вы что думаете - я стыжусь своей работы? - он зафиксировал на Ладе упрямый, требовательный взгляд, который будто хотел вытянуть что-то из глубины её глаз. - Совсем напротив: если ваши читатели хотят узнать настоящего Сергея Гончарова, вы просто обязаны рассказать им в том числе и о том, чем я сейчас занимаюсь.

- Хорошо, - тихо проговорила Лада, опуская ресницы. - Только... надеюсь, той женщине не будет неприятно, что я на это смотрю... - она нервно прошлась ногтями по кожаной поверхности диванчика.

- Естественно, ей будет неприятно! Но пусть вас это не волнует. Она за тем сюда и пришла, чтобы ей сделали неприятно. И как можно скорее! Вчера, вы видели, не могла дождаться, пока её ко мне пропустят, ревела в приёмной.

- Так это будет она? - удивлённо спросила Лада, действительно припоминающая зарёванную женщину в приёмной, хотя после того, что ей показал и рассказал сегодня Гончаров, удивляться тому обстоятельству, что именно эта клиентка поступит завтра в рабство, вроде бы, не было особых причин.

- Да, очень нестабильный экземпляр, - как бы осуждающе покачал головой Сергей Михайлович. - Я этого вообще-то не люблю и не взял бы её, пожалуй, даже, но, с другой стороны, каждому надо дать шанс, а потом уже смотреть, что из этого выйдет. Она уже брала у меня несколько сеансов флагелляции, то есть попросту - порки, но ей всё казалось мало. Ну а когда эта барышня узнала про возможность такого вот круглосуточного пребывания в моей власти, тут же загорелась этой идеей. Я предупреждал её, чтобы сначала хорошенько подумала, ведь это не в самолёт сесть и в отпуск укатить. Но куда там? Плачет, рыдает, говорит, что только что уволилась с работы, расторгла контракт с владельцем своей квартиры, заняла повсюду денег на оплату пребывания здесь и, если я немедленно не возьму её к себе, то она и не знает, как ей теперь дальше жить и куда в ближайшее время податься. Ну что ж, я не изверг - церемония приёма состоится завтра в восемь.

- Опять в восемь? - Лада не удержалась от недовольной гримасы.

- И не опаздывайте, - предупредил Сергей Михайлович, не обратив внимания на её замечание. - А теперь извините, нам придётся распрощаться: у меня впереди ещё много работы...

На этот раз лифт, который вёз Ладу вниз, останавливался чуть ли не каждую секунду, подбирая всё новых и новых пассажиров, также желающих переместиться на первый этаж.

"Что там у них такое? - раздражённо подумала Лада, качая головой. - Час-пик что ли?.. Надо же было так высоко забраться! - упрекнула она мысленно Гончарова. - И так низко пасть!" - прибавила она неожиданно сама для себя, имея в виду его ремесло.




Перемена

Лада шла по улицам квартала Сохо, до сих пор сохранившего за собой имидж прибежища нью-йоркской богемы. Влажные разноцветные листья, покрывавшие тротуар, легко поддавались нажиму каблучков её сапожек и дарили ей ощущение прогулки по мягкому, ворсистому ковру. Около часа назад стемнело, но вокруг было достаточно света, благодаря огонькам, переливающимся в окошках баров и кафе. Лада краем глаза скользила по ним, стараясь подсмотреть, что происходит внутри, но матовые стёкла не позволяли разглядеть деталей. В большинстве случаев она различала только плотно сгрудившиеся у столиков, оживлённо жестикулирующие силуэты. То и дело наружу вырывался приглушённый ставнями смех. Лада была благодарна этим людям за то, что они не несут своё веселье наружу, а переживают его в тесном дружеском кругу, оставляя в мире место для задумчивой меланхолии.

Но вот впереди показалась особенно яркая полоска света, озарявшая довольно внушительный участок тротуара. Выливалась она из распахнутой настежь двери, возле которой собралась небольшая группа молодых людей и девушек, вероятно, только что покинувших свои автомобили и оттого одетых в неприкрытые куртками или плащами элегантные костюмы. Подискутировав о чём-то между собой, они скрылись за гостеприимно раздвинутыми створками дверей, которые вслед за этим приняли в себя ещё несколько подоспевших к подъезду компаний.

Поравнявшись с лучом света на мостовой, Лада чуть замедлила шаг, будто ожидала, что её кто-то окликнет, как это в действительности и произошло.

- Мисс! - услышала она голос девушки, стоявшей у распахнутых дверей. - Проходите, пожалуйста! - девушка указала ей рукой вовнутрь.

После секундного колебания Лада последовала её приглашению, хотя и не была уверена, что сделала правильный выбор: кто знает, что там находится и для какой цели её позвали?

Внутри было очень душно (Ладе тут же пришлось сбросить с себя куртку и повесить её на руку) и почти совсем темно (свет, как оказалось, исходил не из самих помещений, а всего лишь от фонарика над входом). Она сразу оказалась в тесной толпе, двигающейся куда-то вперёд, без особого энтузиазма, но с настойчивым нажимом. Лада поддалась этому движению, которое влекло её глубоко в темноту и неизвестность, туда, где она уже не могла ничего различить. Ей показалось, что они заходят в узкий туннель. Зачем? Почему? Ведь ещё пару минут назад она спокойно брела по улице, имея возможность в любой момент заглянуть в карту города, вычислить своё точное местоположение и повернуть назад в гостиницу. Но теперь все ориентиры потеряны. Нельзя не то что повернуть, но даже и повернуться довольно затруднительно: сзади уже дышат в затылок идущие следом, давая понять, что останавливаться или замедлять ход они ни при каких обстоятельствах не собираются. Мысль об абсолютной необратимости всего происходящего повергла Ладу в состояние сладкого напряжения и заставила быстрее и решительнее двигаться навстречу тому, что ждало её впереди.

Постепенно туннель, в который они углублялись, начал наполняться таинственным гудением. Вернее, это было даже не гудение, а какой-то неправдоподобный, не существующий в живой природе звук, не имеющий на человеческом языке определённого названия. Звук становился всё громче, извилистее, распадался на множество отдельных нюансов, которые потом вновь сплетались вместе. В конце концов Ладе стало казаться, что он исходит не откуда-то извне, а рождается внутри неё самой. По мере продвижения вдоль туннеля окружавшее её кольцо темноты стягивалось всё плотнее, она уже едва различала людей идущих рядом и предчувствовала, что вот-вот совсем потеряет ощущение времени и пространства.

Но вот впереди что-то замерцало. Или ей просто показалось? Нет, где-то там, вдалеке, действительно находился источник света, такой слабый, что глаз отказывался стопроцентно гарантировать его существование. Но Ладу было уже не разуверить: сердце подсказывало ей, что впереди действительно есть что-то, что оправдывает этот мучительный и опасный путь. Не может не быть.

Прошло ещё несколько секунд, и Лада облегчённо вздохнула: сердце не обмануло её - всё новые и новые огни вспыхивали на горизонте, распускаясь, как цветы из сгустков темноты. Однако ей по-прежнему не удавалось определить, что именно стоит за этими огнями. Может быть, она просто каким-то образом оказалась в открытом космосе, и вокруг неё усеянная звёздами Вселенная?

Но нет, огни постепенно наполнялись близким и понятным материальным содержанием: Лада уже различала очертания причудливых светильников, парящих в воздухе на всём протяжении просторного зала, в который теперь плавно перешёл узкий коридор. Она даже стукнулась головой об один из них и испуганно отпрянула назад. Но заметив, что другие тоже натыкаются на светящиеся объекты, ничуть при этом не смущаясь, а, напротив, норовя использовать случайное столкновение для того, чтобы беззастенчиво ощупать мешающийся на пути предмет, Лада немного успокоилась и, подобно им, протянула руку для прикосновения к озарённой светом стеклянной фигуре. И снова её ждал сюрприз: хрупкое стекло оказалось вделано в жёсткую металлическую оправу, которая оптически сливалась с темнотой и оттого поддавалась исследованию только через осязание. Острые концы проволоки, которой были обмотаны металлические части светильника, больно царапали пальцы. Но, тем не менее, Лада была счастлива ощутить грубое трение на своей коже, ведь это означало, что она не затеряна где-то в тёмной неизвестности и в её руках находится вещественное тому доказательство. Почти с детским восторгом созерцала она свою добычу, замирая от преклонения перед нежным светом, струящимся на неё изнутри загадочного объекта...

Внезапно темнота, до сих пор заполнявшая пространство между отдельными огоньками, исчезла, как сдёрнутое с кровати покрывало, обнажив прозаические подробности помещения, вроде дощатого пола, неровной кирпичной кладки стен и огнетушителя в углу. Свисающие с потолка светильники потеряли свой торжественный, почти ритуальный ореол и производили теперь впечатление вполне нормальных люстр, сработанных, правда, в неоспоримо оригинальной манере, основанной на сочетании стекла с другими, подчас несовместимыми с ним материалами: там плыл в воздухе прозрачный кораблик с резиновыми мачтами, тут раскачивалась на кабеле стеклянная птичка с войлочными пёрышками... Висевшая над Ладой модель представляла собой нечто абстрактное, состоящее из светящегося шара и окутывающих его бесформенных металлических элементов.

Все присутствующие зааплодировали. Музыкант, стоявший на небольшом помосте, нажатием кнопки заставил замолчать синтезатор, который, как оказалось, и распространял до сих пор по помещениям так взволновавшие Ладу звуки. В зале появились люди, несущие в руках подносы с бокалами шампанского. Лада сообразила, что попала на вернисаж в одну из многочисленных в этом районе галерей. Светящиеся объекты над головой - всего лишь выставочные экспонаты, переход по тёмному туннелю - часть тщательно подготовленной программы, посвящённой открытию новой экспозиции.

Ладе не хотелось здесь больше оставаться. Она отклонила предложенный ей бокал и поспешно направилась к выходу. Туннель, который она только что пересекла вместе с другими посетителями, оказался при ярком электрическом свете не слишком длинным, хотя и неприятно узким коридором, соединяющим выставочный зал с вестибюлем. Быстро выбравшись на улицу, Лада почувствовала удовольствие от встречи со старыми знакомыми - неторопливыми вечерними сумерками: им она доверяла больше, чем суетливой публике, нежащейся в ослепительной вернисажной атмосфере.

В гостиницу возвращаться не хотелось: там её никто не ждал. Пройдя ещё несколько кварталов в неопределённом направлении, она остановилась, не зная, имеет ли смысл дальнейшая прогулка... Внезапно её внимание привлекла к себе точёная башенка знакомого небоскрёба, озарённая огнями ночной подсветки и отчётливо вырисовывающаяся где-то вдалеке на фоне неба, окрашенного мутными рентгеновскими тонами. Лада и не подозревала, что дом Гончарова может быть так хорошо виден на расстоянии, даже конкурирующие небоскрёбы не заслоняли теперь его верхушку.

Она улыбнулась: ей стало безумно хорошо от сознания того, что в этом гигантском сооружении есть кто-то, кто знает её и, наверняка, думает о ней. Быть может, прямо сейчас...




Урок третий

Следующим утром Ладе совсем не пришлось ждать в приёмной. Улыбающаяся секретарша тут же попросила её в кабинет к Гончарову.

"Тоже мне, - не без досады подумала Лада, недоверчиво косясь на секретаршу. - Знает ведь, что здесь делают с женщинами, и ещё улыбается..."

Сергей Михайлович уже шёл ей навстречу:

- Пришли всё-таки? Мы чуть без вас не начали.

- Так сейчас же ровно восемь, как и договаривались... - попыталась оправдаться Лада.

- Если вам предстоит что-то важное, - назидательно заметил Гончаров, - нужно приходить с запасом. Вообще, являться впритык довольно невежливо.

Лада хотела возразить, что она уже дважды приходила вовремя или даже чуть раньше и каждый раз Сергей Михайлович заставлял её долго ждать в приёмной. Но, подумав, сказала только:

- Извините.

Сергей Михайлович ничего не ответил. Сделав ей знак следовать за ним, он открыл конспиративно сливавшуюся со стеной белую дверь и вступил в свои владения, не пропустив её вперёд, как накануне. Ещё из-за его спины Лада заметила ту самую женщину, которую мельком видела ещё в первый день плачущей в приёмной Сергея Михайловича. Она сидела на полу, опустив голову и упёршись подбородком в колени. Впрочем, увидев Гончарова женщина тут же вскочила на ноги и прочно зафиксировала на нём свои жёлтые, полупрозрачные глаза, в которых теплилось какое-то по-детски беспомощное, кроткое удивление. В следующую секунду она сообразила, что Мастер пришёл не один, и взглянула на Ладу, но совсем по-другому: недоверчиво и вызывающе, почти злобно. Ладе стало ужасно неприятно: она уже начала жалеть, что позволила втянуть себя в это мероприятие.

- Не бойся, Кимберли, - обратился Сергей Михайлович почти ласково к своей клиентке, - это журналистка из России. Она хочет посмотреть, как я тебя воспитываю.

Кимберли тут же потеряла к Ладе всякий интерес и больше не смотрела в её сторону. Зато Лада, воспользовавшись этим, теперь с откровенным любопытством разглядывала женщину передающую себя во власть Гончарова. Ей было минимум тридцать, но, скорее всего, около тридцати пяти. Короткие пепельные волосы, давно уже требующие повторной стрижки, невыразительное лицо без тени косметики - она явно не относилась к тем клиенткам, которые по рассказам Гончарова стараются выглядеть как можно лучше для своего Господина... Одета Кимберли была довольно странно, но Лада едва ли решилась бы списать это на отсутствие вкуса: весь наряд выглядел настолько нелепо, что с трудом верилось, что это случайность, а раз нет, то значит здесь, возможно, присутствует какая-то задумка, быть может, специальный стиль, который человеку непосвящённому просто трудно сразу воспринять. Так или иначе, на Кимберли была ярко-красная футболка с длинными рукавами и крупномасштабным изображением Че Гевары на груди, заправленная в коричневую мини юбку, из-под которой торчали чуть расставленные ноги с выступающими атлетическими икрами, затянутые в эластичные колготки телесного цвета и заканчивающиеся забрызганными грязью кроссовками, напяленными на белые шерстяные носки.

Сергей Михайлович отворил ключом деревянный шкаф и приказал Кимберли сложить туда свою одежду. Она скинула сначала кроссовки и носки, затем спустила колготки одновременно с трусами и стащила через низ юбку. Лишь после этого настала очередь ярко-красной футболки. Наконец Кимберли расстегнула белый лифчик нейтрального покроя, обнажив крупные, на вид мягкие, сильно отвисавшие груди. Все свои вещи она небрежно закинула в шкаф, даже не попытавшись прибегнуть к помощи плечиков или хотя бы аккуратно расправить Че Гевару на полке.

Лада с интересом исследовала взглядом её фигуру, не зная в точности, какую оценку дать этому женскому телу, выставленному теперь на свободное обозрение: с одной стороны, Кимберли могла похвастаться абсолютно плоским, натренированным животом, с другой - узкие бёдра, почти совсем не расходящиеся от талии, и широкие плечи с сильными руками придавали ей, несмотря на крупные груди, нечто мужеподобное .

Гончаров снова запер шкаф и указал Кимберли на винтовую лестницу. Она тут же поняла, что от неё требуется, и стала покорно подниматься наверх. Сергей Михайлович следовал за ней своим уверенным, громким шагом. Специального приглашёния для Лады не поступило. Могло показаться, что о ней совсем забыли, и, останься она внизу, никто бы не обратил на это внимания. Тем не менее, Лада также взошла на второй ярус, в уже знакомую ей гостиную.

Сергей Михайлович сел на возвышавшееся в центре наподобие трона деревянное кресло, приказав Кимберли опуститься на колени на низкий журнальный столик у его ног, что та беспрекословно и исполнила. Ладе было неудобно стоять в такой ситуации и, поскольку на её счёт по-прежнему не поступало никаких распоряжений, она потихоньку опустилась на кожаную скамеечку у стенки.

- Я надеюсь, ты хорошо понимаешь, на что идёшь, отдаваясь мне в рабство, - обратился Сергей Михайлович к Кимберли. - Хотя теперь уже всё равно ничего нельзя изменить: договор подписан, пути назад нет.

Эти слова были произнесены не очень громко и без всякой угрозы в голосе, но Лада почему-то вздрогнула, а кожа Кимберли покрылась мелкими мурашками, хотя она продолжала стоять, не шелохнувшись, с низко опущенной головой.

- Твоя цель, - продолжал Гончаров, - стать образцовой рабыней. А для этого тебе придётся научиться мужественно выносить многое, очень многое. Но не сразу, мы будем постепенно расширять границы твоих возможностей, пока не добьёмся желаемых результатов. А мы их добьёмся! Ну хорошо, для начала я хочу осмотреть мою новую рабыню, как у меня это заведено в день поступления, и проверить, насколько в тебе уже сильны инстинкты послушания.

Сергей Михайловиче протянул руки к свисающим вниз грудям Кимберли и начал осторожно, кончиками пальцев, поглаживать её широкие соски до тех пор, пока они не превратились в две твёрдых, напряжённых горошины. Всё это Гончаров проделывал абсолютно серьёзно, с достоинством и без оттенка какой-либо суетливой похотливости. Вдруг он резко сжал левую грудь рабыни, изо всех сил сдавив её ладонью. Кимберли взвизгнула от неожиданной боли и инстинктивно подалась назад. Тут же на её щёку опустилась крепкая пощёчина. В глазах Гончарова отражался самый натуральный гнев.

"Неужели притворяется? - недоверчиво подумала Лада. - Как можно всерьёз злиться на эту несчастную женщину? Но для притворства что-то уж чересчур правдоподобно... Впрочем, он ведь артист".

В любом случае Лада не хотела бы сейчас попасться ни под его взгляд, ни под его руку.

- Кто тебе разрешил сдвигаться с места? - сказал он, между тем, Кимберли. - Да ещё подавать голос? Когда Господин осматривает рабыню, она не имеет никакого права увёртываться, а напротив, обязана обеспечивать ему наиболее лёгкий и удобный доступ к своему телу. Ну что ж, за этот проступок тебе полагается десять дополнительных ударов плёткой, помимо тех пятнадцати, которые ты будешь получать независимо от твоего поведения каждый проведённый здесь день. Советую тебе в будущем самой следить за тем, чтобы наказание в конечном итоге осталось в рамках выносимого. Помни, я никогда не забываю назначенное количество ударов, и, рано или поздно, тебе придётся расплатиться за всё сполна. Но сначала давай закончим наш вступительный осмотр. Надеюсь, теперь ты будешь несколько податливей.

Кимберли действительно позволила своему господину проделать ту же жестокую манипуляцию и с правой грудью, не издав при этом ни единого звука и лишь морщась от боли. Затем поступил приказ лечь на спину. Широкий стол позволял такую перемену позы, только голова и ноги оставались при этом на весу. Кимберли догадалась подтянуть к себе чуть раздвинутые колени и лежала теперь вполне удобно, опершись пятками о края стола.

Лада слишком хорошо понимала, что именно будет сейчас "осматривать" Гончаров, поэтому стыдливо отвела глаза, не желая наблюдать предстоящую процедуру во всех подробностях. Судя по тишине, стабильно сохранявшейся в комнате во время дальнейшего осмотра, Кимберли безропотно позволяла проделывать с собой всё, что от неё требовалось. Только едва слышный характерный скрип кожи о пластмассовую поверхность стола свидетельствовала о том, что рабыня всё-таки не могла удержаться от некоторого ёрзанья. Однако всё, видимо, оставалось в рамках допустимого, так как звука пощёчин больше не раздавалось и Сергей Михайлович не выговаривал ей за непослушание.

Наконец он разрешил Кимберли снова встать на колени, и Лада опять рискнула обратить взгляд в их сторону. Но, как оказалось, слишком рано, ибо ей пришлось увидеть то, на что она, будь у неё выбор, навряд ли захотела бы смотреть: Гончаров поднёс к лицу рабыни свои мокрые пальцы, с которых та, быстро догадавшись, что от неё хотят, старательно начала слизывать собственную же влагу. Несмотря на внутреннюю потребность немедленно с отвращением отвернуться от этого зрелища, Лада почему-то продолжала внимательно наблюдать за разворачивающейся перед ней сценой, зачаровывающей именно своим возмутительным неприличием, выходящим за все разумные границы.

Когда Гончаров счёл свои пальцы достаточно чистыми, он встал с кресла, направился к стоявшему в углу комоду и, открыв нижний ящик, достал оттуда ошейник из грубой коричневой кожи, такой, какой обычно носят собаки. Снова заняв своё место перед, а вернее над Кимберли, он приложил ошейник к её шее и тщательно застегнул его на пряжку. Однако это был, по всей видимости, всё же не простой собачий ошейник, так как защёлкивался ещё и на маленький замочек, ключик от которого Гончаров, убедившись, что закрепил всё, как следует, присоединил к связке прочих находившихся в его распоряжении ключей.

- Этот ошейник ты будешь носить постоянно, пока находишься у меня, - объяснил он рабыне. - Даже ночью. На время пребывания в душе я буду собственноручно снимать его с тебя, чтобы ты могла хорошенько помыться, а потом, естественно, тут же одевать обратно. Ничего не поделаешь - рабы носили ошейники во все времена.

- Thank you, Master, - пролепетала Кимберли, и Лада заметила слёзы восторга и благодарности у неё в глазах.

- Я разрешил тебе говорить? - нахмурился Мастер, отвесив ей новую пощёчину. - Ну что ж, поздравляю: ты заслужила ещё десять ударов плёткой, итого - тридцать пять. Неплохо для начала. Раньше ты у меня не получала больше двадцати за раз. Теперь смотри сама, как ты справишься со своим наказанием. Думаю, не стоит терять времени, плётка уже заждалась.

Он позволил Кимберли подняться со столика и размять натёртые коленки, после чего открыл перед ней дверь, ведущую через библиотеку в "чёрную комнату". Лада заспешила следом за Господином и рабыней: в конце концов, она не собиралась пропускать самое интересное.

Кимберли рассеянно шла мимо книжных стеллажей, не обращая никакого внимания на выставленную там литературу: совершенно очевидно, её занимали сейчас совсем другие мысли. Но Лада, несмотря на всё своё волнение, которое она испытывала перед предстоящим зрелищем порки, снова заинтересованно прошлась взглядом по книжкам и даже погладила на ходу аппетитное золотое тиснение на сборнике Солженицына.

В "чёрной комнате" "провинившаяся" тут же получила приказ лечь животом вниз на напоминавший физкультурного "коня" обтянутый кожей снаряд. Ножки этого "коня" были довольно высокие, но Кимберли со спортивной лёгкостью с первой же попытки вскарабкалась на него и устроилась поперёк снаряда, так, что её руки и ноги свешивались теперь вниз с обеих сторон. Вероятно, она уже имела возможность хорошенько ознакомиться с этим приспособлением и приняла сразу правильную позу, так как Сергею Михайловичу совсем не пришлось её поправлять.

Он снял со стены одну из плёток - ярко-красную с широкой рукояткой и отходящими от неё узкими, не очень длинными хвостиками, продел ладонь в прикреплённую к рукоятке железную цепочку и, приблизившись к своей жертве, нанёс первый удар по её покорно выставленному для наказания заду.

В следующую секунду в комнате раздался крик. Но кричала не Кимберли, это был крик самой Лады, не то испуганной свистом плётки и звуком, с которым она шлёпнулась о кожу рабыни, не то просто не выдержавшей нервного напряжения, в котором её беспрерывно держало всё, что разыгрывалось сегодня перед её глазами в доме у Гончарова.

Сергей Михайлович даже не повернулся к впечатлительной журналистке, а продолжал пороть дальше, отсчитывая удары и сохраняя при этом удивительно серьёзное лицо, лицо умного, благородного человека, которому хочется довериться со всеми проблемами. Ни тени злодейства или сладострастного удовольствия не отражалось в его чертах, лишь абсолютная уверенность в собственной правоте и решимость действовать до конца на благо воспитуемой. Перед Ладой был не жестокий садист, а, скорее, строгий, но безупречно справедливый учитель.

Несмотря на розовые полосы, равномерно ложившиеся с обеих сторон на её ягодицы, Кимберли не кричала. Только после пятнадцатого удара она начала приглушённо постанывать, но на последних пяти снова совсем затихла.

Порка закончилась, и, хотя было видно, что утомлённая Кимберли с удовольствием ещё полежала или, вернее, повисела бы спокойно на снаряде, чтобы окончательно прийти в себя, Гончаров приказал ей немедленно встать, чему она беспрекословно повиновалась. На кожаной поверхности "коня" образовались влажные пятна не то от пота, не то от выделений подвергнувшейся наказанию рабыни.

- Убери за собой! - потребовал Сергей Михайлович.

Кимберли, видимо, уже знала, что делать и, сняв с одной из полок упаковку с дезинфицирующими салфетками, тщательно протёрла ими своё недавнее ложе.

После этого Сергей Михайлович указал ей на выход, и они молча проследовали через библиотеку и гостиную вниз, на первый ярус. Лада, которая опять шла последней, не могла оторвать взгляда от красного зада рабыни. С одной стороны, ей было противно, но, в то же время, выдержка женщины, только что почти без единого крика перенёсшей тридцать пять ударов плёткой, в глубине души восхищала её. Вероятно, в ней говорил какой-то пережиток из времён средней школы, что-то связанное с пионерским многоборьем и сдачей норм ГТО, когда считалось, что чем "быстрее, выше, сильнее" (а может, и "больнее"?), тем лучше, и любые рекорды рассматривались как дело почётное и достойное...

"Бедная! - думала Лада, спускаясь вниз по лестнице. - У неё там, наверное, всё горит!"

Но и для самой Лады порка не прошла бесследно: каждый удар, за которым она наблюдала, отдавался тёплой и острой волной в её теле, прокатывающейся от сердца к низу живота. И теперь у неё внутри тоже "всё горело" сладким, обжигающим огнём...

В нижней комнате, названной во время вчерашней экскурсии гардеробом, Гончаров снова открыл ключом платяной шкаф, куда Кимберли сегодня определила свои шмотки, и вынул оттуда аккуратно сложенный предмет одежды белого цвета, видимо совсем свежий после прачечной.

- Это единственное, что тебе дозволяется носить в моём доме, кроме ошейника, - предупредил Сергей Михайлович свою рабыню. - Ни нижнего белья, ни даже тапочек у меня не полагается.

Кимберли послушно натянула на себя простой, короткий халатик, похожий на распашонку, снабжённый однако рядом пуговиц не только сзади, но и спереди. Её груди раскачивались под тонкой хлопчатобумажной материей при каждом движении.

"Ей, наверняка, будет очень трудно всё время без лифчика", - вздохнула про себя Лада.

- Теперь иди на кухню, - приказал Сергей Михайлович, снова запирая шкаф. - В холодильнике ты найдёшь продукты - приготовь мне обед. Только старайся изо всех сил. Если буду недоволен, строго накажу. И не вздумай тянуть что-либо без моего разрешения себе в рот, у меня это не принято. Не забудь: ты ешь только то, что я тебе разрешу и только тогда, когда я тебе разрешу. Всё понятно? Тогда давай, иди, - он подтолкнул её к кухне. - Я вернусь через час посмотреть, как у тебя дела.

Рабыня уже было покорно направилась на кухню, но вдруг резко развернулась к своему Господину, упала перед ним на колени и сквозь проступающие слёзы восхищения воскликнула, протягивая к нему руки:

- Спасибо, Мастер! Спасибо!

И прежде, чем Гончаров успел как-то отреагировать на эту незапланированную выходку, Кимберли наклонилась к его ботинкам, пытаясь поцеловать их. Сергей Михайлович, быстро оценив ситуацию, оттолкнул её ногой в плечо, за которое она тут же схватилась, взвизгнув от боли.

- Вижу, что без вечерней порки нам сегодня не обойтись, - с выразительным сожалением произнёс он, глядя на лежавшую теперь на полу женщину. - Но ничего, вскоре ты научишься хорошим манерам. Пойдёмте! - бросил он по-русски Ладе, вспомнив о ней впервые с того момента, как они вошли на "рабочую половину" фирмы.

- Ну как вам моя Кимберли? - спросил Сергей Михайлович уже в кабинете.

- О-очень послушная, - с трудом выговорила Лада, опускаясь на свой диванчик, на котором теперь не решалась расположиться так же вольготно, как прежде.

- Да нет, - покачал головой Гончаров, усаживаясь напротив неё за письменный стол, - над идеальным послушанием ей ещё работать и работать. Впрочем, это не беда, этому здесь как раз и учат. Меня беспокоит в ней другое, - он задумался, слегка скосив вбок глаза. - Какая-то она не такая. Никогда не знаешь, чего от неё ожидать: то в ноги кинется, то заревёт, то ещё что-нибудь. Не по вкусу мне эти выходки. Я на такие выкрутасы в России насмотрелся. У русских эта пришибленная эмоциональность просто как традиция или наследственный признак, из поколения в поколение передаётся и является к тому же основной составляющей "загадочной русской души". Эта душа и хочет, вроде бы, перевоспитаться, но не может. Только не из-за силы характера, как предполагали раньше, а наоборот - из-за слабости. Сильные нации как раз очень хорошо поддаются воспитанию, потому что понимают, что это им же на пользу. А вот русские дисциплину не жалуют, зато обожают покричать и эффектно покрутить задом: "Задайте нам, пожалуйста, плёточки покрепче! Мы очень виноваты! Помогите нам исправиться!" Ну а когда действительно кто-то приходит, чтобы помочь, делают всё-таки по-своему, только усугубляя развал в стране. Зато в ноги кидаются при каждом удобном случае... Нет, спасибо, надоело, пусть сами разбираются, а я в эти игры уже наигрался. Перевоспитать целый народ я не могу! Буду делать то, что в моих силах: с отдельными женщинами справиться всё-таки легче... И из Кимберли мы эту русскую народную впечатлительность выбьем, чего бы это ни стоило. Пусть знает, что жизнь рабыни - не только романтическое лизание сапог своего Господина, но и, например, работа на кухне. Обычно ко мне приходит домработница, чтобы убирать и готовить. Но когда поступает очередная постоянная рабыня, посторонние услуги мне становятся практически не нужны. Домработница только приносит покупки из магазина, ну а с остальным уже справляется моя клиентка. Очень практично. При условии, конечно, что она умеет прилично готовить. Но, знаете ли, даже если нет, то этому тут обучаются довольно быстро. Я убеждён, что у женщин врождённый талант к кулинарии, и если она этим делом прежде по каким-то причинам пренебрегала, существует масса способов помочь ей открыть в себе дремавшие до поры, до времени способности к ведению домашнего хозяйства, - он загадочно прищурился.

Не то от этих слов, не то от иронического прищура, через который смотрел на неё теперь Гончаров, по телу Лады пронеслась холодком лёгкая дрожь. Чтобы не выдать своего чрезмерного волнения, она попыталась повернуть разговор в несколько иное русло:

- Интересно, - со вздохом проговорила она, - какие обстоятельства заставили эту женщину отдать себя в рабство? Что стряслось у неё в жизни?

- Вы меня спрашиваете? - отозвался Гончаров. - Не знаю. Никогда не пытаюсь вникнуть в "историю болезни". Я, в конце концов, не психоаналитик, чтобы изучать причины и следствия. Мне за другое платят. И вообще, чего философствовать? Если люди к тебе идут, значит надо брать быка за рога. А то они ещё подумают, что ты сам не знаешь, что с ними делать, и убегут поскорее к кому-нибудь другому. Ну а я тогда без работы останусь - хорошенькая перспектива... Но вообще, я уверен, что вы понимаете Кимберли лучше, чем вам кажется. Разве вы никогда не мечтали в детстве, чтобы вас выпороли?

Лада прикусила нижнюю губу и изо всех сил покраснела.

- Мало ли о чём я мечтала в детстве, - сказала она, стараясь не смотреть в глаза Гончарову.

- Ну а детские мечты должны ведь иногда осуществляться, как вы считаете? - внушительно произнёс Сергей Михайлович, будто не расслышав её реплики.

При этом оба его локтя полностью легли на письменный стол, и вся фигура подалась слегка вперёд. Лада беспомощно огляделась по сторонам, словно ждала от кого-то поддержки. Наконец, собравшись с силами, она поднялась с места и как можно решительнее проговорила:

- Простите, но мне пора идти. Я хотела сегодня ещё кучу всего успеть... Собиралась заглянуть в Museum of Modern Art и вообще... Но завтра я обязательно приду, ладно? - прибавила она, почти умоляюще взглянув на Сергея Михайловича.

- Завтра не получится, - холодно проговорил Гончаров, оставаясь сидеть за столом. - У нас что-то вроде переучёта: мы с мисс Хэнкс никого не принимаем, целый день только проверяем бумаги и составляем налоговую декларацию... А что тут удивительного? - усмехнулся он, заметив Ладин недоверчивый взгляд. - В нашей стране даже Мастер обязан платить налоги.

- Да, жалко, что завтра ничего не выйдет, - протянула Лада, уже раскаивающаяся в том, что только что так необдуманно настояла на преждевременном окончании сегодняшнего свидания и произвела таким образом, наверняка, очень невыгодное впечатление на Сергея Михайловича, который теперь, быть может, совсем не захочет с ней встречаться.

- Но послезавтра вполне можем снова поговорить, - успокоил он её.

- Правда? - обрадовалась Лада. - Как всегда в восемь, да? Я обязательно приду.

Она уже было повернулась к двери, чтобы выскользнуть наружу прежде, чем Сергею Михайловичу - не дай Бог! - придёт в голову отменить своё приглашение, но он остановил её:

- Подождите! У меня есть для вас кое-что интересненькое, - Гончаров порылся в ящике стола и достал оттуда чёрную кожаную папку, похожую на те, в которые вкладывают меню в дорогих ресторанах.

- Что это? - удивилась Лада, принимая папку у него из рук.

- Это чтобы вы завтра не скучали, - объяснил Гончаров. - Почитайте, тут список правил поведения, с которыми должна ознакомиться каждая поступающая ко мне рабыня. Вы же собираетесь писать о моей работе? Ну так вот, попытайтесь изучить всё, как следует!

- Спасибо, - чуть слышно проговорила Лада и, поскольку других распоряжений от Сергея Михайловича не последовало, быстрыми шагами направилась к выходу.




Перемена

В Museum of Modern Art Лада идти передумала: что-то заставляло её весь остаток этого дня избегать замкнутого пространства и подталкивало на поиски самых простых, незатейливых впечатлений, которые можно без труда получить на улицах Нью-Йорка, если, гуляя по ним, придерживаться наиболее оживлённых площадей и перекрёстков.

Понаблюдав в China Town за процессией, изображающей пританцовывающих мифических драконов, она вышла к небольшому рынку, где продавцы предлагали любопытствующим, в основном туристам, всякую всячину от кокетливых кошек-копилок с иероглифами на спине до пластмассовых американских флажков. Лада остановилась у прилавка с украшениями. Пожилая китаянка не мешала ей рассматривать и ощупывать её хрупкий товар.

- Какая прелесть! - вырвалось у Лады при виде разноцветных браслетиков, составленных из круглых, отполированных камешков. - Почём они?

- Штука - один доллар, - объяснила продавщица. - Но три штуки идут все вместе за два. Очень выгодно.

- Хм, - задумалась Лада. - Вообще-то я хотела только один. Зачем мне столько?

- Берите лучше побольше, - посоветовала китаянка. - Это традиционные тибетские талисманы, их носят по несколько штук на одной руке. Каждый гарантирует успех в определённой области. Вот, например, этот, чёрный, из оникса, повышает веру в себя, этот, перламутровый, способствует карьере, а вот этот, из розового стекла, приносит любовь.

- А что если у человека уже есть любовь? - осторожно поинтересовалась Лада.

- Значит, он получит ещё больше, - невозмутимо ответила продавщица.

- Как замечательно! - просияла Лада. - Давайте я тогда возьму сразу три розовых. Хорошо? Мне пригодится!

Украсив своё запястье тремя браслетиками из розового стекла, Лада, не в силах подавить счастливую улыбку, побрела дальше, то и дело поглядывая на магические камушки и млея от волнующего предчувствия...

Вечером Лада возвращалась назад в гостиницу на метро. Она знала, что в Нью-Йорке пользоваться этим видом транспорта в поздние часы небезопасно, но в вагоне было ещё довольно много народу, и Лада чувствовала себя вполне надёжно. На одной из остановок к пассажирам присоединился парень в грязной голубой куртке и надвинутой глубоко на глаза лыжной шапочке. Угрюмое, почти подавленное выражение его лица совсем не подходило к роскошному букету роз, который он, обхватив обеими руками, бережно прижимал к груди.

Когда парень с букетом вместо того, чтобы сесть на одно из свободных мест, медленно пошёл вдоль вагона без всякой видимой цели, Лада затаила дыхание, ожидая какой-нибудь неприятной выходки - в конце концов, мало ли в Нью-Йорке сумасшедших? Но вот парень развернулся к одному из пассажиров, протягивая ему свой букет. Тот отрицательно покачал головой и снова углубился в газету. Лада поняла, что угрюмый парень - по виду, скорее всего, наркоман - хочет продать букет, который, вероятно, только что где-то украл или нашёл. И действительно, он продолжал свой обход, безуспешно предлагая связку роз всем, кто попадался ему на пути.

Лада сидела в самом конце вагона, но через некоторое время неудачливый торговец добрался и до неё.

- Всего пять долларов, - промямлил он без особого энтузиазма.

- Нет, спасибо, - отклонила его предложение Лада, но, видимо, недостаточно решительно, потому что парень не тронулся с места, продолжая смотреть на неё грустными, мутными глазами.

- Мне не надо, - повторила Лада.

- Ну а бесплатно возьмёте? - выдавил наконец из себя парень.

- Бесплатно? - удивилась Лада. - Чего это вдруг?

- Всё равно я их сегодня уже не продам, - вздохнул наркоман, - а до завтра они завянут. Возьмёте?

- Нет, - развеяла Лада его надежды. - Такую махину мне даже поставить некуда.

Парень скользнул по ней недоверчивым взглядом: казалось, у него не умещалось в голове, как это можно отказаться от бесплатного букета. Но Лада не меняла своего решения, поэтому "продавец" не нашёл ничего лучшего, как на ближайшей остановке молча положить цветы рядом с ней на сидение и тут же стремительно покинуть вагон.

Лада слегка отодвинулась от непрошеного подарка, с которым действительно не знала, что делать. Оставалось только до конца гнуть свою линию и вести себя так, будто к букету она никакого отношения не имеет, что было не так уж далеко от истины. Лада даже нарочно старалась не смотреть на ехавшие теперь рядом с ней цветы, но это мало помогало: краем глаза она всё-таки то и дело натыкалась против своей воли на полураспустившиеся бутоны, ещё влажные от магазинного опрыскивателя, кротко вздрагивающие вместе с поездом на шершавых рельсах...

Наконец за окном поплыли хищные графитти знакомой платформы: Ладе пора было выходить. Она подождала, пока поезд полностью замрёт, чтобы совсем не оставлять себе времени на размышления, и в последнюю секунду, схватив букет, выбежала из вагона.

"До чего же вы красивые!" - восторженно проговорила она про себя, в первый раз без брезгливого предубеждения рассматривая цветы, перешедшие отныне в её окончательное и законное пользование.

Однако какими бы свежими ни были Ладины розы, их красота оказалась настолько хрупкой и недолговечной, что, едва добравшись до гостиницы, она уже обнаружила на них первые следы намечающегося увядания: некоторые лепестки, даже не успев толком раскрыться, истончились по краям и норовили преждевременно свернуться в дряхлые, безвольные трубочки. Лада приняла решение поскорее положить исстрадавшиеся в пути розы на дно ванны и пустить на них струйку воды, способную, как она надеялась, быстро вернуть им утерянную бодрость, а самой за это время попробовать выпросить у портье какую-нибудь вазу или банку. Но как только первые капли брызнули из крана на покорно прильнувшие к белой эмали цветочные головки, Лада передумала куда-либо идти, а вместо этого, встав на колени и перегнувшись через край ванны, стала с возрастающим интересом наблюдать за тем, как розы на её глазах оживают и свежеют под скользящими вдоль лепестков прозрачными струйками. Наконец, повинуясь мгновенному импульсу, Лада сбросила с себя одежду и сама залезла в ванну к разнежившимся влажным цветам.

Минут через пять Лада уже, забыв обо всём на свете, как ребёнок плескалась в почти наполнившейся ванне в окружении роскошных цветов, ласкающих её тело со всех сторон своими шёлковыми лепестками. Вдруг острый шип, вонзившись в кожу, проехался вдоль её левой груди. Лада вскрикнула, но тут же улыбнулась, с интересом разглядывая оставленный шипом розовый след и выступившую наружу капельку крови.

"Мечты детства должны иногда сбываться..." - мелькнули у неё в голове без всякой видимой причины произнесённые сегодня слова Гончарова, и она - на этот раз сознательно - провела поранившим её только что шипом по внутренней стороне ляжки




Урок четвёртый (теоретический)

Лада знала, что может спать сегодня, сколько угодно, и собиралась исчерпать этот редкий в нынешней командировке шанс до предела, но к её досаде сон улизнул от неё очень быстро, не дав ей возможности побалансировать всласть на мягком облаке утренней дремоты. Однако, раздвинув тяжёлые гостиничные шторы, она тут же порадовалась тому, что не осталась до обеда в постели: погода стояла для осени слишком уж изумительная. Солнца было, пожалуй, даже больше, чем нужно, - будто какой-то ангел решил подшутить и дополнительно подсвечивал теперь с неба своим карманным фонариком и без того уже купающиеся в интенсивном дневном свете сплетения улиц.

Сразу после завтрака Лада отправилась в знаменитый Central Park, превратившийся по случаю тёплого денька (быть может, последнего в этом сезоне) в место массового паломничества желающих отдохнуть и расслабиться на свежем воздухе ньюйоркцев.

"Бедный Сергей Михайлович! - думала она, бредя по исполосованным острыми лезвиями детского смеха аллеям. - Должен сейчас сидеть взаперти в своём офисе и составлять декларацию о налогах..."

Впрочем, она и сама собиралась сегодня немного поработать, насколько это, конечно, позволит праздная атмосфера парка.

Усевшись на одну из свободных скамеек, стоявшую на небольшом пригорке, с которого открывался прекрасный вид на всё ещё нежно-зелёную поляну для пикников и подвижных игр, Лада достала из сумки папку, полученную вчера от Гончарова и, приподняв чёрный кожаный переплёт, тут же наткнулась на

Официальные правила поведения для рабынь

Вступление

Каждая рабыня обязана ознакомиться с нижеследующими правилами ДО подписания договора, на основании которого Master Goncharov на заранее установленное время получает над ней право полной и неограниченной собственности. Изучать правила рекомендуется в спокойной обстановке и располагая достаточным количеством времени. Любая спешка при прочтении, а тем более желание "перепрыгнуть" через отдельные пункты могут привести позже к грубым недоразумениям в общении с вашим Господином, которые, в свою очередь, могут вам дорого стоить. Помните, как только вы становитесь рабыней, никого не интересует, насколько хорошо вы успели усвоить какое-либо конкретное правило: от вас без дополнительных разъяснений потребуют его исполнения. Возможности ещё раз заглянуть в перечень правил с момента поступления в рабство у вас тоже не будет! Поэтому постарайтесь отнестись к чтению этого документа с надлежащим прилежанием. Если надо, возвращайтесь к нему вновь и вновь на протяжении нескольких дней, пока не будете уверены, что каждый пункт не только прочно запечатлелся в вашем сознании, но и основательно вошёл в вашу плоть и кровь. Не забывайте: лучшая рабыня - не та, которая знает все правила наизусть, а та, которая исполняет их, не задумываясь, просто потому, что внутреннее чутьё не оставляет ей другого выбора.

Желаю успеха!
Ваш Серж Гончаров




Лада перевернула страницу и продолжала читать:


I. Общие правила, касающиеся положения рабыни по отношению к Господину

    (Лучше всего попытаться медленно проговорить все правила этого раздела про себя, внимательно наблюдая за своей реакцией. Если какой-то пункт вызывает у вас отторжение или иронию, значит вы не готовы к рабству и вам надо ещё более чем основательно работать над собой.)

    1. Я являюсь такой же собственностью моего Господина, как любой другой предмет в его квартире.
    2. Я уважаю моего Господина как личность, а также его мысли, его тело и его имущество.
    3. Моя единственная цель - быть образцовой рабыней. Все мои мысли и поступки соизмеряются с этой целью.
    4. Я безгранично доверяю моему Господину. Он знает лучше меня самой, что мне нужно, поэтому я предоставляю ему принимать за меня все решения.
    5. Я отказываюсь от своей собственной воли и руководствуюсь исключительно желаниями, принципами и взглядами на жизнь моего Господина.
    6. Я осознаю, что никогда не смогу полностью соответствовать высоким требованиям моего Господина. Тем не менее, я должна изо всех сил стараться как можно плотнее приблизиться к этому идеалу.
    7. Моё поведение в любое время суток соответствует моему положению рабыни.
    8. Я никогда не лгу моему Господину, понимая, что это самая худшая провинность, за которую полагается самое суровое наказание.
    9. Чувство стыда по отношению к Господину абсолютно не допустимо. Нет ничего такого, чего я из стыдливости отказалась бы делать в его присутствии.
    10. Господин имеет право наказывать меня по своему усмотрению.
    11. Я понимаю, что наказание служит цели воспитать из меня образцовую рабыню и принимаю его с благодарностью.
    12. Я никогда не буду просить смягчить назначенное мне наказание, ни словами, ни в мыслях.
    13. Наказание может быть иногда в виде исключения отодвинуто на определённый срок, если того требуют объективные обстоятельства, но никогда не отменено полностью.
    14. Я осознаю, что моё тело не всегда способно вынести всё то, чего требует от меня мой Господин, но, тем не менее, я буду стараться усилием воли и работой над собой компенсировать слабость моей плоти и неизменно расширять мои возможности.

II. Внутренний распорядок жизни в доме Господина

    (Ознакомиться этим разделом имеет смысл только тогда, когда предыдущие правила уже основательно усвоены.)

    1. В доме моего Господина мне запрещено пользоваться любыми принесёнными с собой вещами. Всё необходимое я получаю непосредственно из рук своего Хозяина или по его распоряжению.
    2. В доме моего Господина мне придётся отказаться от многого, к чему я, возможно, привыкла в обычной жизни. Например: курить, читать (книги или газеты), писать, заниматься спортом, смотреть телевизор, слушать музыку, разговаривать по телефону, совершать отправления религиозного культа.
    3. Мой Господин единолично определяет пределы территории, на которой мне дозволено находиться в каждом конкретном случае. Нарушение территории карается жесточайшим образом.
    4. Если у меня возникают мысли или чувства, не соответствующие моему положению рабыни, я добровольно сообщаю о них Господину и сама прошу для себя наказания.
    5. С другими рабынями моего Господина, находящимися в его распоряжении одновременно со мной, я поддерживаю дружеские отношения, избегая ссор и атмосферы конкуренции в борьбе за внимание Хозяина. Мне известно, что за каждую ссору будут наказаны ВСЕ задействованные в ней рабыни, независимо от того, кто из них является виновницей или зачинщицей.
    6. Когда Господин входит в помещение, я обязана встать и не садиться без его разрешения. Исключения составляют те случаи, когда мне заранее дано приказание в качестве наказания определённое время простоять на коленях или свобода моего передвижения физически ограничена теми или иными способами.
    7. Я никогда по собственной инициативе не заговариваю с Господином, а жду его вопроса или предложения что-то сказать. Если же возникает необходимость ему что-то сообщить, я всегда сначала прошу разрешения, а лишь потом перехожу к сути дела.
    8. В общении с Господином я избегаю любого кокетства и полностью отказываюсь от намеренья сознательно соблазнить своего Хозяина, ибо понимаю, что он отвечает только лишь за воспитание моего характера и ни в коем случае не за моё сексуальное удовлетворение.
    9. Я слежу за тем, чтобы моё отношение к Господину не вышло за рамки, предусмотренные договором, и не переросло в эгоистическую привязанность или влюблённость. После истечения срока договора я ни в коем случае не буду претендовать на сохранение какого-либо личного контакта с бывшим Хозяином. В дальнейшем возможны только деловые встречи на основаниях, общих для всех клиенток.
    10. Я никогда не позволю себе плохо говорить или думать о моём Господине, а тем более критически рассуждать о его личности и поступках, как бы далеко ни находилась я в последствии от его дома и как бы долог ни был срок, прошедший со времени нашей последней встречи. Сознание того, что я когда-то побывала у него в качестве рабыни должно наполнять меня законной гордостью. Я обязана следить за тем, чтобы уроки, которые преподал мне мой Мастер не пропали даром, и стараться тем или иным образом применить их в моей будущей жизни.

© Master Goncharov  



Лада подняла взгляд от аккуратно отпечатанных на компьютере строк и не сразу сообразила, где она находится и что происходит вокруг. Солнце, поляна, щебетание птичек - всё это показалось ей вдруг лишённым какого-либо содержания, существующим только лишь на поверхности чего-то более глубокого и важного.

Метрах в двадцати от неё пронёсся вприпрыжку мальчик, тянущий за собой на невидимом поводке лавирующего высоко в воздухе воздушного змея - сцена, как из иллюстрированной книжки Агнии Барто. В следующую секунду мальчик споткнулся о попавшуюся на пути кочку и растянулся на траве, выпустив на свободу ручного змея. Опомнившись от первого испуга, он разразился громким плачем, призывая на помощь маму, которая, почему-то не появлялась на его крик. Лада поняла, что мальчик не на шутку ударился, быть может, разбил коленку или даже лоб, и она, как оказавшийся наиболее близко к месту происшествия взрослый человек, должна подойти к пострадавшему и попытаться что-то предпринять. Но ей не хотелось ничего предпринимать. Более того: она надеялась, что запропастившаяся мамаша ещё не скоро прибежит спасать своё чадо - очень уж Ладу увлекало зрелище беспомощно распластавшегося на земле плачущего мальчугана, вызывающее в ней смесь жалости, брезгливости и уютного любопытства. В любом случае эта сцена была единственным реальным элементом окружающей действительности, так как, в отличие от всего остального, что творилось в данный момент в парке, пробуждала в наблюдателе сильные, противоречивые эмоции, из которых и состоит живая, настоящая жизнь. Однако в любой момент мальчика могли найти родители или заметить прохожие, тогда её бездействие бы непременно бросилось в глаза и вызвало всеобщее осуждение. Лада не хотела навлекать на себя неприятности в такой чудесный, солнечный день, поэтому через пару минут благоразумно поднялась со своей скамейки и медленно направилась к ребёнку, уже охрипшему от крика и плача.

Увидев, что над ним стоит молодая женщина, мальчик закричал ещё призывнее, пытаясь обратить внимание на онемевшую ногу и протягивая вперёд руки в надежде на помощь. Лада отступила слегка назад, чтобы быть уверенной, что он не сможет дотянуться до её сапожек и со сладкой, успокаивающей улыбкой проговорила:

- Пожалуйста, потерпи. Скоро всё пройдёт, очень скоро. Вот увидишь. Только не плачь, хорошо?

Она ещё раз взглянула на залитое слезами, искажённое страхом и болью лицо ребёнка, и улыбка на её лице стала поистине обворожительной.




Перемена

К вечеру на Нью-Йорк неожиданно обрушился густой, непроходимый ливень. Даже зонтик не мог гарантировать надёжной защиты от влажной стихии. Но Лада вспомнила, что с самого дня приезда не звонила в Петербург Роме, и, набравшись мужества, совершила-таки рискованную перебежку от гостиничного подъезда до находившейся на противоположной стороне улицы телефонной будки.

Автомат кокетливо подмигнул ей дисплеем с подсветкой и попросил вставить в себя карточку. Лада отзывчиво откликнулась на его просьбу. Теперь на пути телекоммуникации не было уже совсем никаких препятствий - помня, что по московскому времени сейчас где-то около часа дня, она набрала номер нотариальной конторы, в которой работал Рома, и стала ждать гудков.

Рома подошёл почти сразу: значит, ей повезло и он не занят в этот момент с клиентами.

- Это ты, Лада? - взволнованно выдохнул он в трубку, услышав её короткое "Алло". - У тебя всё в порядке, солнышко? Почему не звонила так долго?

- Всё в порядке, - ответила Лада, проигнорировав последний вопрос.

- Я ужасно скучаю по тебе, - раздалось на другом конце провода. - Считаю дни до твоего возвращения!

- Спасибо, - машинально проговорила Лада, чьи мысли в эту секунду отклонились несколько в сторону от телефонной беседы.

- Да что с тобой, моя маленькая? - Рома, казалось, был озадачен её рассеянным тоном и произнесённой невпопад репликой. - У тебя точно ничего не случилось? Скажи, тебе хватает денег?

- Да, вполне, - Лада постаралась снова сосредоточиться на разговоре.

- А как этот диссидент? Не очень тебя достаёт?

- Ну так, средне, - засмеялась Лада. - А впрочем, работа есть работа - приходится терпеть, - загадочно добавила она.

- Моя старательная девочка думает всё время только о работе, - не то похвалил, не то упрекнул её Рома. - Надо иногда и отдыхать!

- Отдохну, когда приеду, - пообещала Лада. - Послушай, Рома, - она слегка замялась, - я хотела тебе сказать, что в ближайшие дни, скорее всего, не смогу тебе звонить. Может быть, даже до самого отъезда...

- Почему это?! - Лада, несмотря на разделявшее их расстояние, почувствовала, как Рома нахмурился.

- Я сказала, что не смогу, значит есть причины. Не спрашивай, пожалуйста.

- Да какие могут быть причины? - не унимался Рома. - Ураган нарушит телефонную связь? Но этого нельзя предсказать заранее. Других уважительных причин я тут не вижу!

- Это всё очень долго объяснять, - попыталась успокоить его Лада. - Главное, что скоро ты получишь меня назад - целой и невредимой.

- Я надеюсь, - обиженно проговорил Рома.

- Ну тогда пока! - бодро пропела Лада. - Не забывай, пожалуйста кормить наших рыбок, - прибавила она напоследок и поспешно положила трубку, не дожидаясь Роминой прощальной реплики.




Урок пятый

"Ну вот всё и решено", - подумала Лада, когда створки лифта, готового взмыть вверх по гордо выпрямленному позвоночнику небоскрёба, сомкнулись перед её глазами...

В "комнате ожидания" Ладу встретила всё та же мисс Хэнкс, которая с извиняющейся улыбкой объяснила, что Гончаров в настоящий момент очень занят и в ближайшее время навряд ли освободится.

- Будет лучше, если вы выйдете ненадолго погулять, а потом снова вернётесь. Скажем, через часик, чтобы уж наверняка, - участливо посоветовала секретарша. - А то зачем же долго ждать в помещении? У нас напротив чудесный скверик...

Но Лада не спешила разворачиваться к выходу: не за тем поднялась она сегодня в офис Гончарова, чтобы позволить вот так вот запросто выпроводить себя в "скверик", пусть и ненадолго. Нет, во второй раз у неё едва ли хватит мужества переступить порог его фирмы с теми же рискованными планами, которые со вчерашнего дня хозяйничали в её воображении, с переменным успехом отвоёвывая себе право на воплощение. Ну а без них являться сюда теперь, пожалуй, и вовсе не имеет смысла...

- Мисс Хэнкс, - обратилась она к секретарше, решившись любыми средствами не дать ей вежливо выставить себя за дверь, - а что, если до того, как освободиться ваш шеф, я задам несколько вопросов лично вам? Вы могли бы, думаю, рассказать много интересного о фирме и о господине Гончарове.

- Интереснее, чем он сам, я рассказывать не умею, это точно, - секретарша не без гордости за своего шефа задорно качнула короткими иголочками причёски-ёжика.

- Ну всё равно, - рассудила Лада. - Взгляд со стороны - это всегда очень любопытно и важно. Любой портрет замечательной личности в глазах читателей от этого только выигрывает. Так что, если у вас есть время...

Новая улыбка секретарши соответствовала утвердительному ответу. Без дальнейших церемоний она пригласила Ладу в свою комнатку, которая оказалась, особенно по сравнению с кабинетом Сергея Михайловича, на удивление маленькой и узенькой. Это была даже и не комната, а что-то вроде коридорчика, завершающегося одностворчатым окошком и почти полностью перегороженная крупномасштабным письменным столом, заваленным бумагами, из-под которых пробивался наружу компьютерный монитор. Лада устроилась на одном из приставленных сбоку стульчиков и огляделась по сторонам, чтобы более основательно сориентироваться в новой обстановке. Её внимание привлёк стоявший на подоконнике предмет неизвестного происхождения и предназначения. В любом случае, если судить чисто по внешнему виду, он бы намного гармоничнее вписался в обстановку медпункта, так как носил в себе черты некой прохладной медицинской непредсказуемости. Состояло это устройство из худенькой металлической ножки, увенчанной резиновой конструкцией бледно-оранжевого цвета, напоминавшей по форме громкоговоритель патефона, только, благодаря неустойчивому материалу, весь помятый и сморщенный.

- О! - обрадовалась мисс Хэнкс тому, что её гостья явно уделяет повышенное внимание объекту на подоконнике. - Как вам нравится этот светильник? Чудо, да?

- Светильник? - переспросила Лада.

- Да, вот видите, он светится, если надо, - секретарша очевидно была довольна тем, что Ладе не удалось сходу разгадать секрет вещицы, наполнявшей её по какой-то причине особой гордостью. - Эта лампа спроектирована дизайнерами специально для того, чтобы оживить однообразную атмосферу на рабочем месте. Смотрите, как легко она меняет свою форму, - мисс Хэнкс начала безжалостно тискать пальцами грязноватую резину, от чего та выворачивалась то на один, то на другой одинаково уродливый лад. - Психологи считают, что люди, подолгу работающие за письменным столом, должны регулярно отвлекаться на что-то новенькое и интересненькое, а лучше всего - взять и совершить, хотя бы раз в день, какой-нибудь спонтанный творческий акт. Благодаря этой лампе возможно и то, и другое - похвасталась секретарша. - Если мне кажется, что часы в бюро тянутся уж слишком монотонно, я просто подхожу к этому светильнику, - она одобрительно погладила рукой окончательно скукожившийся абажур, - и перекручиваю его абсолютно новым образом, именно так, как мне подсказывает моё сиюминутное настроение. Это лучший способ выразить свою индивидуальность, которая - чего греха таить? - несколько затирается во время работы в офисе. Получается что-то вроде эмоциональной разрядки. Теперь вы понимаете, какая это замечательная вещица? И всего 20 долларов! Вы когда-нибудь видели настоящий авторский дизайн за такую цену?

Лада отрицательно покачала головой, всё ещё с внимательным удивлением приглядываясь к на редкость нелепому объекту. Мисс Хэнкс, довольная, что русская журналистка проявила достаточный интерес к её любимому светильнику, тут же прониклась особым расположением к своей гостье.

- Давайте, я вам сделаю кофе, - предложила она совсем уже неофициальным тоном и, не дожидаясь ответа, принялась наполнять водой электрокофеварку, расположенную тут же в маленькой нише, вместе с раковиной и полочками с посудой.

- Скажите, долго вы работаете у Гончарова? - спросила Лада, возвращаясь к своим журналистским обязанностям.

- Два года, - при этих словах мисс Хэнкс чуть заметно приподняла вверх подбородок.

- Ну и как вы в общем и целом оцениваете вашего шефа? - поинтересовалась Лада, не придумав более изобретательного вопроса.

- Замечательно! - не задумываясь ответила мисс Хэнкс, вдохновенно закатив глаза. - Лучшего начальника себе и представить нельзя! Работать с ним одно удовольствие! Мне очень повезло!.. Вы не записываете? - немного разочарованно посмотрела она на Ладу, отвлёкшись от кофеварки.

- Нет, мой диктофон сломался, - объяснила Лада, - а делать заметки от руки по ходу дела я не умею и не люблю. Но всё самое важное у меня обычно откладывается в памяти.

- Ну тогда я сразу о самом важном скажу, - предложила секретарша, - о том, чем я больше всего в мистере Гончарове восхищаюсь, - она конфиденциально приподняла брови, будто собираясь посвятить собеседницу в какой-то секрет.

- Я слушаю, - негромко проговорила Лада, боясь спугнуть настроившуюся на откровения мисс Хэнкс.

- Самое потрясающее, - продолжала та воодушевлённо, - это его аккуратность во всех административных делах. Знаете, во многих фирмах царит настоящий хаос: служащие часто сами не могут сказать, что входит в сферу их полномочий, а что нет. И всё потому, что у шефа нет чёткого плана работы. Считается, что это подстёгивает личную инициативу персонала и способствует конкурентоспособности предприятия. Но работать в таких условиях - просто пытка. Я считаю, что в любой фирме должен быть человек, который координирует все производственные процессы, распределяет обязанности и, соответственно, полностью отвечает за то, что происходит. Именно такого начальника я и нашла в лице мистера Гончарова. С ним всё крайне просто: вот тебе задание, вот тебе зарплата - никакой нервотрёпки и никакого риска.

- Ага, - рассеянно кивнула Лада, немного разочарованная тем, что секретарша не может или не хочет сообщить ей ничего более занимательного о своём шефе.

- И ещё, - прибавила мисс Хэнкс совсем уже торжественно, - раз уж мы заговорили о достоинствах Гончарова, то хочу особо отметить его исключительную порядочность, какую не часто встретишь у современных мужчин. Ведь не секрет, - она понизила голос, - что многие начальники не упускают случая поприставать к своим секретаршам. Ну а с мистером Гончаровым таких проблем с самого начала не было и нет. Мне как убеждённой феминистке работать с ним одно удовольствие!

- А что вы как убеждённая феминистка думаете о самой сути его работы, о том, чем, собственно, и занимается ваша фирма? - поспешила Лада ухватиться за интересующую её тему.

- Ну, - секретарша застенчиво улыбнулась, - я в это, честно говоря, не стараюсь вникать, то есть стараюсь не вникать. Мои обязанности не выходят за пределы чисто организационных: я даю клиенткам номерки, слежу, чтобы у нас в приёмной не скапливалась большая очередь, контролирую бухгалтерию. И, конечно же, поддерживаю связь с общественностью, то есть попросту занимаюсь популяризацией и рекламой наших услуг. Это, кстати, самая интересная и творческая часть моей работы. Вот посмотрите, какую домашнюю страничку я оформила для нашей фирмы, - она развернула к Ладе компьютерный монитор.

Лада взглянула на экран и с изумлением прочитала то, что было написано эффектно переливающимся шрифтом под рубрикой "Special offer": "Сделай решающий шаг в решающий момент! Начни новое тысячелетие с идеального послушания!". И чуть помельче: "Льготные цены продлены до конца двухтысячного года".

- Как видите, - продолжала мисс Хэнкс, - мы теперь представлены в сети, что позволяет нам ещё эффективнее бороться за новую клиентуру. Но это, конечно же, не единственное. Есть ещё масса способов заявить о себе. Например, большое внимание я уделяю прессе, слежу, чтобы в периодике время от времени нас упоминали, - она заговорщически подмигнула Ладе. - Вот тут я собираю газетные и журнальные статьи, написанные о Гончарове за последнее время, - мисс Хэнкс с гордостью вынула из ящика стола небольшую прозрачную папку.

- Можно посмотреть? - попросила заинтригованная Лада.

Первая статья, попавшаяся ей на глаза, называлась "Новый Распутин в самом сердце Манхэттена".

- Как это понимать? - недоумённо спросила она.

- Журналисты очень любят намекать на русское происхождение Гончарова, - объяснила мисс Хэнкс. - Нам это, в принципе, только на руку: экзотика всегда привлекает публику. Правда, тут тоже важно не переборщить, а то ведь были уже и недоразумения: одна женщин, к примеру, настаивала на том, чтобы её обслужили в ушанке и валенках. На такие вещи Гончаров, разумеется, никогда не соглашается.

Лада просмотрела ещё несколько статей и остановилась наконец на коротенькой заметке с тревожным названием: "Он бьёт наших женщин!"

- Против таких вот скандальных "разоблачений" мы никогда не протестуем, - прокомментировала мисс Хэнкс. - Наоборот, Гончаров считает, что это тоже в каком-то роде реклама. И вообще, законом тут ничего запретить нельзя, ну а мнение поборников морали его не интересует.

- А вас? - Лада всё ещё не оставляла надежды вызвать секретаршу на разговор по существу. - Вас тоже совсем-совсем не волнует моральная сторона этого бизнеса?

- Знаете, - вздохнула мисс Хэнкс, ставя перед Ладой чашку кофе и присаживаясь на краешек письменного стола, - я, конечно, понимаю, что с женщинами, которые к нам приходят не всё в порядке, - она выждала многозначительную паузу. - Но, с другой стороны, пусть уж они лучше идут к мистеру Гончарову, чем в какой-нибудь подозрительный, полулегальный клуб или, ещё хуже, в лапы к маньяку. У нас, по крайней мере, всё серьёзно и безопасно. И гигиена всегда соблюдается тщательнейшим образом.

- Одноразовые плётки? - догадалась Лада.

- Нет, что вы? Это было бы чересчур дорого. Хорошая плётка стоит целое состояние. А с плохими Гончаров не работает! Так что индивидуальных плёток мы при всём желании предложить не можем. Тем не менее, каждый инструмент обязательно проходит дезинфекцию после употребления, а это уже практически стопроцентная гарантия от заражения...

- И всё же, - решилась Лада наконец задать наиболее сильно волновавший её в данный момент вопрос, - как вы думаете, почему женщины приходят в вашу фирму? Что конкретно у них "не в порядке"?

- Трудно сказать, - задумалась секретарша. - Я думаю, питание играет очень большую роль.

- Питание? - Лада не поверила своим ушам.

- Да, - подтвердила мисс Хэнкс. - Специалисты давно установили прямую зависимость психологического состояния человека от того, что он регулярно принимает в пищу. Например, в мясных продуктах содержится очень много вредных компонентов, которые незаметно отравляют организм и угнетают психику. Поэтому я уже давно присоединилась к вегетарианцам, - гордо доложила она. - Ещё, конечно, для душевного равновесия очень хорошо иногда почитать Библию или Дейла Карнеги. Удивительно успокаивает. Здоровым образом жизни тоже пренебрегать не стоит - ежедневная прогулка на свежем воздухе, например, способствует бодрости духа и отвлекает от всяких странных мыслей...

Переговорное устройство на письменном столе разразилось пронзительным звонком и зарделось красной лампочкой.

- О! Мистер Гончаров уже освободился, - растолковала мисс Хэнкс условный сигнал. - Теперь вы можете к нему пройти.

- Да, спасибо, - Лада поднялась с места, но прежде, чем она окончательно покинула комнату секретарши, ей пришёл в голову ещё один, последний вопрос: - Скажите, а вы не слышите здесь криков женщин, ну тех, с которыми занимается Гончаров?

- Нет, конечно, нет, - успокоила её мисс Хэнкс. - Во-первых, у нас в доме прекрасная звукоизоляция, а во-вторых, господин Гончаров обычно не позволяет им кричать. Они, знаете ли, должны сносить наказания молча, это тоже часть воспитания. Ну а для самых крикливых у него есть кляп, - разъяснила секретарша, с улыбкой провожая журналистку к дверям.

Когда Лада вошла в кабинет Сергея Михайловича, ей тут же бросилось в глаза, что Господин, расположившийся, как всегда, в кресле у стола, имел на этот раз заметно утомлённый вид. Однако это утомление выдавало скорее силу, чем слабость Гончарова, ибо позволяло наблюдателю составить некоторое представление о титанических размерах выполненной им только что работы. У Лады захватило дух при мысли о том, над чем именно трудился Мастер пару минут назад...

- Ну что? - обратился он к посетительнице, приветствуя её коротким кивком. - Отдохнули вчера от меня?

- Я читала вот это, - не давая прямого ответа не вопрос, Лада вынула из сумки папку с "Правилами для рабынь" и положила её на стол перед Гончаровым.

- И что вы по этому поводу скажете? - осведомился Сергей Михайлович, когда Лада присела на краешек своего диванчика.

- Я вам сначала про другое расскажу, если можно, - попросила Лада, упираясь взглядом в пол. - Про то, кто я на самом деле.

- Я готов простить вам всё, что угодно, - сказал Гончаров не то серьёзно, не то с иронией, - только если вы окажетесь посланницей церкви "Первого дня Иисуса", получившей партийное задание наставить меня на путь истинный, то берегитесь.

- А что будет? - полюбопытствовала Лада.

- Отведу вас наверх в комнату для наказаний и всыплю как следует, - пообещал Сергей Михайлович. - Бесплатно! Мне эта секта уже давно довольно сильно на нервы действует - вот только месяц назад у подъезда пикет с плакатами устроили, свечки зажигали, в обнимку под какие-то песнопения раскачивались... Так что не ждите от меня пощады в этом случае, - он иронически прищурился.

- Нет, ни к чему такому я отношения не имею, - вздохнула Лада почти с сожалением. - Тут дело в другом, - она снова потупилась в пол, подбирая слова для своего признания. - Помните, в восемьдесят втором году вы выступали в Ленинграде?

- Выступал в Ленинграде? - задумался Гончаров. - Нет, это навряд ли. Я к тому времени уже довольно-таки давно ушёл из театра.

- Да нет, не в театре, - объяснила Лада, - а на одной квартире на Васильевском острове, в новостройках. Я не знаю точного адреса.

- Ах вот вы о каком выступлении? - сообразил Гончаров. - Да, было, наверное, дело.

- Вы там по меньшей мере два раза были: весной и осенью, - подсказала Лада.

- Я тогда вообще довольно много по квартирам ходил. В памяти остаются в основном те случаи, когда возникали проблемы с нагрянувшей милицией или ещё с чем-то в этом роде. Ну а так я, пожалуй, не могу сказать вам ничего конкретного...

Ещё пару секунд Лада колебалась, но в конце концов с её губ слетел решающий вопрос, который она уже давно, очень давно мысленно задавала Сергею Михайловичу:

- Помните девочку в блузке с узором из васильков? Она была там со своими родителями. Вы ещё сказали, что васильки на блузке подобраны точно к цвету её глаз... - Лада зафиксировала на Гончарове свои тёмно-голубые глаза, рассчитывая получить в ответ взгляд, в котором угадывался хотя бы намёк на сочувствие или приятное удивление, но Сергей Михайлович не допустил наружу ни одной эмоции.

- Васильковые глаза - это красиво, - сказал он после некоторого размышления. - Такое стоит запомнить. Но, знаете, сколько в моей жизни было всевозможных глаз? Карих, серых, зелёных, васильковых - каких угодно. Приходилось периодически забывать одни, чтобы дать место другим. Поэтому не обижайтесь. Ведь это были вы?

Вместо ответа Лада низко опустила голову, чего в обычной ситуации не имела привычки делать перед собеседником, и несколько мучительных секунд ей казалось, что она не справится с щекочущими горло слезами.

- Я о вас мечтала все эти восемнадцать лет, - проговорила она наконец, не поднимая ресниц и покусывая поблёскивающие помадой губы. - Можно сказать, что я была в вас влюблена, но это уже прошло, или пройдёт. Должно пройти. Так что правил я не нарушу!

- Каких правил? - удивился Гончаров.

Лада показала на чёрную папку на столе:

- Рабыня обязана избегать влюблённости в своего Хозяина - это я хорошо усвоила.

- Вы хотите стать моей рабыней? - спросил Гончаров ровным, невозмутимым голосом.

- Если это возможно, - пролепетала Лада, с надеждой поднимая на него васильковые глаза. - Если вы захотите вознаградить меня за годы ожидания... Вы же сами говорили: мечты детства должны иногда сбываться...

- Такие вопросы не решаются в сентиментальном настроении, - предупредил Сергей Михайлович. - Вы производите впечатление серьёзной, разумной и самостоятельной девушки. Ну так давайте попробуем поговорить с вами как взрослые люди, а ту синеглазую девочку из прошлого с её мечтами - вы уж извините - нам придётся оставить за скобками во избежание недоразумений. Согласны?

Лада поспешно кивнула.

- Итак, я вижу, вы хорошенько подумали прежде, чем прийти ко мне со своей просьбой, - продолжал Сергей Михайлович, - и даже основательно вникли в правила, предусмотренные для моих рабынь. Что касается меня, то я готов дать вам шанс пройти у меня курс воспитания, благо свободные места в настоящее время имеются. Теперь дело только за контрактом.

- За контрактом? - Лада тревожно заглянула ему в глаза.

- А что? Не ожидали так быстро? - почти с торжеством спросил Сергей Михайлович. - Испугались?

- Нет-нет, - Лада интенсивно замотала головой. - Просто тут есть одно деликатное обстоятельство, - её взгляд смущённо подпрыгнул к потолку и, набравшись смелости, приземлился обратно. - Дело в том, что мне вам нечем заплатить...

- Я знаю, - спокойно сказал Гончаров, будто и не ожидал ничего другого. - Но это ничего. Думаю, ваша профессия уже не раз позволяла вам бесплатно пользоваться теми или иными привилегиями. Так ведь? Я, помню, ещё в детстве завидовал журналистам: везде-то им проход открыт - в театр, на кинофестиваль, даже в центр подготовки космонавтов. Тем, что простым смертным и за деньги-то не всегда доступно, вы обычно наслаждаетесь, не тратя ни копейки, да ещё сами получаете за это зарплату. Так что будем считать, ваше пребывание здесь в качестве рабыни необходимо вам для журналистских исследований. А раз так, то брать с вас деньги даже как-то неэтично.

- Довольно трудно что-то исследовать, если тебе запрещено задавать вопросы и вообще открывать рот без разрешения, - улыбнулась Лада. - Или вы сделаете для меня исключение из "Правил"?

- Нет, никаких исключений не будет, - покачал головой Сергей Михайлович. - Но вполне возможно, что мне самому захочется вам что-нибудь рассказать. Не каждый ведь день в твоём распоряжении оказывается девушка не только понятливая, но и понимающая. Этим грех не воспользоваться. А вообще, знаете ли, за время пребывания у меня в качестве рабыни вы абсолютно без всяких слов узнаете об мне намного больше, чем в ходе любого самого подробного интервью.

- Ну тогда действительно можно составлять контракт, - Лада постаралась придать своему голосу чисто деловое хладнокровие.

- А чего его составлять? - отозвался Сергей Михайлович. - Для контрактов существует стандартная форма. Вот, пожалуйста!

Он вынул из стола лист плотной бумаги, почти картона, испещрённый сочными, немного тяжеловатыми типографскими строчками и покрытый с обеих сторон неровным слоем бледно-жёлтой краски, что придавало документу мрачновато-архаический лоск. Лада не могла избавиться от невольно пришедшей ей на ум ассоциации с берестяными грамотами, которые она привезла домой в качестве сувениров с экскурсии в Новгород. Сбоку на контракте болталась стилизованная красная печать, из тех, какими украшаются королевские указы в фильмах-сказках производства ГДР.

С надлежащим внутренним трепетом приняла Лада из рук своего будущего Господина шершавый на ощупь, негнущийся листок и отважно окунулась в него глазами:



Контракт между Мастером Гончаровым и его рабыней

"Настоящий контракт заключается на добровольной основе и имеет силу юридического документа для обеих сторон. Расторжение контракта раньше установленного срока невозможно ни при каких обстоятельствах.

Подписывая контракт, рабыня передаёт себя в абсолютную собственность Господина с ______ по ______ и подтверждает факт своего ознакомления с Правилами, регламентирующими её поведение в доме Хозяина.

Подпись Господина под данным документом скрепляет его согласие принять к себе названную ниже рабыню, а также готовность обеспечивать её всем необходимым для жизни на предусмотренный контрактом срок.

Рабыня должна отдавать себе полный отчёт в том, что с момента вступления в действие настоящего контракта и до его истечения её тело и душа переходят в единоличную собственность Мастера Гончарова.

Подпись рабыни ______________________________  
Подпись Мастера ______________________________"



- Я так понимаю: расписываться надо кровью, - улыбнулась Лада.

- Не торопитесь, - посоветовал Гончаров, не реагируя на её шутку, - здесь ещё не хватает даты. Когда у вас билеты на самолёт?

- Первого ноября.

- Хорошо, так и запишем: с 24 октября по 1 ноября. Не возражаете?

- Что? Прямо сегодня и начинать?

- А чего ждать? Время у нас с вами и так резко ограничено, а обучиться ещё надо очень и очень многому, - он аккуратно выставил дату в свободную графу и повернул уже полностью подготовленный контракт к будущей рабыне.

Для того, чтобы расписаться, Ладе пришлось подняться со своего диванчика и наклониться над столом. Она боялась навлечь на себя подозрения в нерешительности, поэтому постаралась действовать как можно быстрее, не допуская ни малейшего проявления какого-либо колебания. В конце концов, ей хотелось с самого начала зарекомендовать себя перед Хозяином с наиболее выгодной стороны. Легко, почти не глядя, вывела Лада под договором своё имя и фамилию, задумываясь над этим актом не больше, чем некогда в университете, подписывая очередную зачётную работу. Затем с подчёркнутой небрежностью она подтолкнула контракт ребром ладони к Сергею Михайловичу. Пока тот подписывал его, Лада хотела было снова присесть, но вспомнила, что "Правила" запрещают рабыне садиться без разрешения хозяина, и осталась стоять.

Оторвавшись от контракта, Гончаров наткнулся на Ладин гордый, немного вызывающий взгляд. Теперь, когда у неё хватило смелости принять участие в его игре, она чувствовала себя в чём-то равной ему.

Сергей Михайлович молча встал и, пройдя к металлическому сейфу на противоположном конце комнаты, запер в него контракт, дающий ему в ближайшие дни все права на юную журналистку. Холодок пробежал у Лады по спине, но она не придала этому большого значения.

- Ну что ж, пора приступать к делу, - сказал Сергей Михайлович, открывая ключом дверь в "рабочие помещения".

"А не убежать ли, пока не поздно?" - мелькнуло в голове у Лады, но вместо этого она, повинуясь повелительному жесту своего Господина, послушно переступила порог, отнимая у себя тем самым последний шанс избежать предстоящего рабства. Захлопнувшаяся дверь надёжнее и бесповоротнее любой печати скрепила их договор.

- Раздевайся! - приказал Гончаров, и Лада со сладким трепетом отметила, что он теперь обращается к ней на "ты" - совсем как тогда, в детстве.

Первое задание сулило ей много удовольствия. Наконец-то она сможет произвести на Сергея Михайловича впечатление самым естественным и самым надёжным способом.

Створки шкафа растворились, готовые предоставить убежище её одежде, от которой Ладе и самой уже не терпелось избавиться. Первым делом она распрощалась с сапожками, затем стянула через голову бирюзовый свитер и расстегнула молнию чёрной бархатной юбки, тут же упавшей к её ногам. Гончаров, облокотившись спиной о стену, пристально наблюдал за своей новой рабыней. Лада улыбнулась, полная тайной гордости за то, что ей так легко удалось сфокусировать на себе безраздельное внимание человека, один мимолётный взгляд которого был для неё восемнадцать лет назад бесценным подарком и источником бесконечного блаженства. Сейчас она спустит один чулок, потом второй (колготки Лада носила только зимой), и его глаза проделают путь сверху вниз вместе со скользящим вдоль её ног нейлоном. Теперь она расстегнёт лифчик, и в его взгляде появится новая, особая нота - не может не появиться. Именно такого взгляда Лада ждала от него все эти годы. Да, это было как раз то, что надо!

Скинув последнюю деталь одежды - трусы, Лада предстала перед своим хозяином абсолютно обнажённой. Однако этого оказалось недостаточно. Сергей Михайлович отдал приказ снять часы.

- Они тебе здесь не понадобятся, - объяснил он своё требование. - Счастливые часов не наблюдают! Да, и украшения у меня тоже запрещены. Так что, будь добра, положи свои "драгоценности" в коробку на верхней полке. Потом получишь всё назад в абсолютной сохранности.

Лада в последний раз полюбовалась на красовавшиеся с позавчерашнего дня на её запястье магические браслеты и со вздохом удалила их с руки. Расставание с кольцом, которое она второй год не снимая носила на пальце, прошло намного легче - не задумываясь, она с размаху закинула его в приготовленную для этих целей коробочку: в конце концов, у неё уже было предостаточно времени насмотреться на Ромин подарок.

- Теперь поднимайся наверх, - потребовал Сергей Михайлович, кивая на винтовую лестницу.

Лада, прекрасно осознавая, что за процедура ей сейчас предстоит, уже взялась рукой за перила и поставила одну ногу на ступеньку, но вдруг снова обернулась к Хозяину и беззвучно разомкнула губы, словно набираясь смелости попросить разрешения что-то сказать.

- Что случилось? - спросил Гончаров, сдвигая брови. - Говори!

- Пожалуйста... - Лада опустила ресницы и тут же с силой взметнула их наверх, - я не хочу, чтобы Кимберли наблюдала за тем, как вы меня осматриваете.

- Выражения "я хочу" или "я не хочу" в этих стенах произношу только я, - с расстановкой разъяснил ей Гончаров. - Ясно? Но насчёт Кимберли не беспокойся: сейчас ей всё равно не до этого, - он многозначительно приподнял уголок рта. - Так что давай - наверх и побыстрее.

Лада улыбнулась и так стремительно взлетела на второй этаж, что Сергею Михайловичу пришлось отказаться от своего обычного размеренного шага, чтобы не слишком отстать от набравшей темп рабыни.

- Сюда? - спросила Лада, указывая на уже знакомый ей журнальный столик в центре гостиной и, не дожидаясь приказа, делая попытку забраться на него коленями.

- Запомни, - остановил её Гончаров. - Сначала сажусь я, а потом уже ты... - он иронически усмехнулся, - встаёшь на колени.

Гончаров опустился в деревянное кресло и сделал Ладе знак наконец занять своё место на столе. Та подчинилась, с ужасом отдавая себе отчёт в том, что только что обратилась к Хозяину, не получив на это разрешения. Но ни наказания, ни угрозы такового не последовало. Упустил Гончаров из виду её проступок? Не посчитал его достаточно серьёзным? Или ей предстоит чуть позже ответить за всё вместе? Она приняла решение внимательнее следить за своим поведением и мысленно поблагодарила Сергея Михайловича за его снисходительность.

Господин внимательно рассматривал стоявшую перед ним на коленях девушку, застенчиво зафиксировавшую взгляд на пряжке его ремня.

- Откуда это? - спросил он вдруг, проведя рукой по розовой полоске, пересекающей её правую грудь.

- Это я позавчера поцарапалась шипами от роз, - объяснила Лада. - Вот, посмотрите, тут ещё, - она слегка раздвинула ноги и продемонстрировала следы купания в полной цветов ванне, запечатлевшиеся на внутренней стороне бёдер.

- Как это тебя угораздило? - покачал головой Сергей Михайлович. - Ну ладно, через пару дней всё исчезнет... А это ещё что такое? - он ткнул пальцем в едва заметный белый шрамчик, украшавший Ладино левое плечо.

Лада покраснела. Как он только умудрился разглядеть? И как объяснить ему происхождение этой отметины? Ведь не так-то просто признаться в том, что во всём виноват Рома, имевший долгое время привычку в моменты наиболее острого наслаждения телом своей подруги кусать её именно в это место, иногда до крови. Ранка не заживала месяцами, а когда они одумались и дали больному месту передышку, оказалось, что уже поздно и шрам останется навсегда.

Но Сергей Михайлович к Ладиному облегчению не стал настаивать на каком-либо ответе.

- Жаль, - проговорил он только с выражением человека, сокрушающегося по поводу отбитого уголка, обнаружившегося на новой вазе. - Ну да ладно - в следующий раз будь поосторожнее. Здесь с тобой такого не случится: я профессионал и не оставляю на женщинах необратимых следов.

Завершив визуальную часть осмотра новой рабыни, Сергей Михайлович приступил к осязательной. Его руки легли на Ладины груди, и крупные, немного шершавые пальцы заскользили к соскам.

Лада прикрыла глаза: она знала, что не может противостоять умелым ласкам в этом месте. Когда Рома хотел склонить её к любовным играм, он обычно начинал с нежных прикосновений к кончикам сосков - этого хватало, чтобы она немедленно позволяла делать с собой всё, что угодно, даже если пару минут назад у неё были совершенно другие планы.

Но Сергей Михайлович имел свою собственную тактику в том, что касалось обращения с её сосками: он не гладил их, а сжимал между двумя пальцами, оттягивая затем слегка то в одну, то в другую сторону. Лада и не подозревала, что её грудь способна практически безболезненно выдержать такую процедуру. И ощущения, которые дарило ей это испытание, были интенсивнее обычных. Горячие, щекочущие волны стремительно разбегались по всему телу, погружая её в состояние близкое к невесомости. Острые, невидимые иголочки сладко вонзались в поясницу. Лада начала опасаться, что вот-вот полностью потеряет над собой контроль, но в следующую секунду осознала, что тут уже, видимо, ничего нельзя поделать, и с радостью прекратила последние попытки внутреннего сопротивления.

Она даже не испугалась, когда перед ней возникло что-то вроде галлюцинации: отсвечивающие на солнце сугробы, а вокруг - совсем ничего, ни малейших признаков цивилизации. Она сама лежит голая на холодном снегу и слизывает с собственных пальцев, локтей, плеч, грудей непонятно как попавший туда кислый лимонный сок. Ещё одно мгновение, и она обретёт вечное, абсолютное, непрекращающееся блаженство, которое существует только в старинных, мифических преданиях...

Но Гончаров убрал руки раньше, чем Ладиным надеждам на проникновение кратчайшим путём в свой индивидуальный рай суждено было сбыться. Она открыла глаза и лишь с трудом остановила комнату, плывущую перед ещё не опомнившимися от недавнего видения зрачками.

Подождав, пока Лада окончательно придёт в себя после предыдущей фазы осмотра, Сергей Михайлович приказал ей лечь на спину, что могло означать только одно - пришла пора продемонстрировать Господину самую сокровенную часть своего тела. В принципе, это должно было быть не страшнее, чем у гинеколога, и Лада смело раздвинула колени. Нет, конечно же, это было намного лучше: ведь гинеколог - обычно чужой человек, про которого ты ничего не знаешь и знать не хочешь, а Сергей Михайлович всё-таки её давняя любовь, о которой она мечтала почти всю свою сознательную жизнь, и показывать ему себя, соответственно, несравнимо интереснее.

Гончаров провёл пальцем вдоль её влажной щёлки. Лада с трепетом ожидала, что произойдёт дальше. Палец нырнул внутрь дырочки, затем к нему присоединился второй, потом ещё один... Лада прикусила губу, чтобы не застонать, но Сергей Михайлович и сам увидел, что предъявляемые им требования чересчур высоки, и прекратил вторжение третьего пальца, зато два других ей пришлось прочувствовать до самого основания...

Наконец и эта процедура подошла к концу. Лада облегчённо вздохнула, но расслабляться было ещё рано: согласно ритуалу, через который ей несомненно предстояло пройти, как пару дней назад Кимберли, в её обязанности входило дочиста облизать побывавшую в ней только что руку Господина. Может быть, Сергей Михайлович забудет об этом или даст ей поблажку? Но нет, его пальцы без промедления нашли путь к её губам. Лада замотала головой.

- Нет, я не могу, - попыталась оправдаться она.

Однако, как оказалось, раскрывать рот, даже самую малость, было непростительной ошибкой, потому что Гончаров, воспользовавшись этим обстоятельством, тут же просунул пальцы между её губ, отрезав тем самым все пути к отступлению. Подавив приступ предательски подступивших к горлу рыданий, Лада принялась лизать подставленную ей руку, сначала осторожно, кончиком языка, потом - смелее, стараясь как можно быстрее закончить свою работу. Впрочем, вязкая плёнка, оказавшаяся после осмотра на пальцах Сергея Михайловича имела даже в чём-то приятный, сладковатый вкус. Лада хоть и не была уверена, что ей захочется в ближайшем будущем повторно отведать этого блюда, но всё оказалось в любом случае не так отвратительно, как она себе представляла вначале.

"Надеюсь, это не вредно для здоровья? - мелькнуло у неё в голове. - Нет, не должно быть - мужчины ведь лижут там сколько угодно, и ничего с ними не случается".

Не без гордости за выполненное задание Лада ещё пару раз прошлась языком по уже абсолютно чистой руке Мастера и, улыбнувшись, заглянула ему в глаза.

- Молодец, хорошая девочка, - похвалил Гончаров, погладив её по щеке. - По праву заслужила свой ошейник!

Пока он ходил к комоду за ошейником, Лада осознала, что, несмотря на моральное поощрение, полученное только что от Хозяина, факт её первоначального неповиновения наверняка произвёл на него не самое лучшее впечатление, и, рано или поздно, ей придётся за всё расплатиться. Но когда? Неизвестность была мучительнее всего. Нет, мучительнее всего было сознание собственного несовершенства и нестопроцентного соответствия запросам Господина. Лада вообще с самого детства отличалась повышенной требовательностью к себе: ещё в школе её раздражали закравшиеся в аттестат четвёрки. Она и сама точно не знала, зачем ей всё это нужно, но почему-то хотелось всегда быть поближе к идеалу. Так, на всякий случай...

Гончаров вернулся на своё место с ошейником в руках и, приказав новой рабыне повторно принять положение на коленях, начал закреплять новый аксессуар вокруг её нежной шеи.

Вделанная в ошейник металлическая пластинка обожгла Ладину кожу неприятным холодком.

- Здесь выгравировано моё имя и мой адрес, - объяснил Сергей Михайлович. - На случай, если ты вдруг решишь сбежать. По идее тебя сразу же должны вернуть законному владельцу... Что с тобой? - спросил Гончаров, заметив, что его подчинённая кусает губы, чтобы не рассмеяться.

- Ничего, - ответила Лада, отказываясь наконец от тщетных попыток подавить улыбку. - Просто забавно отдаваться в рабство не где-нибудь, а в самой свободной стране мира.

- Свобода - это слишком абстрактная категория, чтобы рассуждать о ней вот так вот, походя, - заметил Сергей Михайлович, застёгивая ошейник на пряжку. - Скажи-ка, ты читала "Летний лагерь" Игоря Шарапова? - неожиданно спросил он.

- А как же! - закивала Лада.

- Ну вот, там очень хорошо про свободу сказано: "Если ты не знаешь, что такое свобода, Лагерь знает". Я, конечно, не хочу сказать, что я каким-то образом поддерживаю то, что происходит в этом лагере, но мне нравится сама идея элитарной концепции свободы. Ведь когда у тебя болят зубы, ты не выбегаешь на улицу и не начинаешь расспрашивать прохожих, как тебе лечиться, верно? Ну так почему же в том, что касается свободы и методов её достижения, каждый считает себя профессионалом? Не лучше ли сразу же обратиться к специалисту и избежать ошибок и недоразумений? То есть, важно просто знать, что на свете имеются люди, которые лучше других знают, что такое свобода и как её достичь. Вот я как раз из них. Так что попробуй мне просто чуть больше доверять.

Сергей Михайлович защёлкнул замочек на Ладином ошейнике и приказал ей спускаться на первый этаж. Она подчинилась, размышляя по дороге о том, что вот, посвящение в рабыни уже кончилось, а Господин до сих пор не причинил ей никакой существенной боли и даже не отвёл её в ту самую "чёрную комнату"...

Лада обернулась на своего Мастера, следовавшего за ней по лестнице, и, встретившись глазами с его взглядом, внезапно поняла, что зря она волнуется - боли впереди несомненно будет больше, чем достаточно.



Продолжение
Оглавление


© Екатерина Васильева-Островская, 2000-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.





https://tdfilter.ru тендер материалы для вентиляции.

tdfilter.ru

Словесность