Скоростной лифт одного из монументальных манхэттеновских небоскрёбов раскрыл перед Ладой стальные створки и принял её вместе с дюжиной прочих дожидающихся внизу граждан в свои зеркальные хоромы.
Снаружи, как Лада успела заметить, небоскрёб выглядел несколько консервативно, чем-то напоминая здание Московского университета. Заполнившие лифт люди тоже имели серьёзный, респектабельный вид. Пожилой мужчина в длинном сером плаще что-то спросил у Лады. Она поругала себя за то, что чересчур увлеклась собственными мыслями и прослушала его реплику. Вообще, ей надлежало быть постоянно начеку: американский английский по своему звучанию не очень-то походил на то, что Лада довольно хорошо освоила ещё в студенческие годы во время стажировки в Лондоне, и, если внимать окружающим только вполуха, можно было очень быстро угодить в языковую чёрную дыру, где уже совершенно непонятно, о чём идёт речь.
Вздохнув, Лада попросила мужчину повторить свой вопрос, стараясь на этот раз глядеть ему прямо в рот. Ага, всё ясно: он хочет знать, на каком этаже ей выходить. И вправду, она ведь забыла своевременно нажать на кнопку.
Лада исправила свою ошибку и мысленно взяла с себя слово в дальнейшем быть повнимательней. В конце концов, ей сейчас предстоит очень серьёзное интервью, а у неё уже в лифте с трудом получается сосредоточиться. Впрочем, что тут удивительного? Весь вчерашний день, едва сойдя с самолёта и зарегистрировавшись в гостинице, она посвятила прогулкам по городу. В постели Лада оказалась значительно позже полуночи, хотя и знала, что вставать придётся очень рано, по будильнику. Секретарша Гончарова ещё вчера объяснила ей по телефону, что у шефа будет время для интервью только в восемь часов утра.
Вообще, Лада была порядочно удивлена тем, что, позвонив Сергею Михайловичу, попала на секретаршу. Она-то думала, что он дал ей домашний телефон, и всё будет как-то интимнее, доверительнее. Однако и адрес, который Гончаров сообщил ей по электронной почте, оказался всего лишь адресом его бюро. По крайней мере, секретарша пригласила её именно туда. Ну что ж, для первого раза и это неплохо. Чуть позже ей, конечно, хотелось бы пообщаться с ним в менее официальной обстановке, что совершенно необходимо для задуманного ею всестороннего жизненного портрета знаменитого диссидента. Ведь она хочет, как никак, проникнуть в самую глубь его личности...
Многочисленные пассажиры лифта один за другим покидали зеркальную кабину. В конце концов, Лада осталась внутри одна - ей надо было на самый последний этаж. Перед тем, как ступить на мраморный пол просторного холла, она задержалась взглядом на своём отражении. Лёгкая припухлость под глазами, которую Лада заметила ещё в гостинице, во время утреннего макияжа, так и не прошла, да и вообще, вид у неё был несколько усталый - две укороченные ночи подряд (одна - в самолёте, другая - в гостинице) слишком явно давали о себе знать.
"Чёрт! Как это всё некстати!" - подумала Лада, пытаясь сориентироваться в пустынном холле и испуская почти мучительный зевок, лишний раз напоминающий ей о том, что по справедливости она должна бы сейчас нежиться в постели, а не спешить на деловую встречу.
Остановившись перед дверью с выгравированной на металлической табличке надписью "Mr. Goncharov", Лада немного помедлила прежде, чем нажать на кнопку звонка: буквы на табличке были украшены готическими завитками - несколько необычно для деловой вывески, к тому же ни название фирмы, ни даже род деятельности владельца нигде не значились. Но чем дольше Лада размышляла, тем нервозней становилось её состояние, поэтому она предпочла, пока не поздно, прекратить эту пытку и возвестить о своём прибытии коротким, решительным звонком.
Замок щёлкнул, приведённый в движение дистанционным управлением. Лада толкнула легко поддавшуюся дверь и перешагнула порог. Теперь она оказалась в пустом, залитом холодным осенним солнцем помещении, отделанном белой квадратной плиткой, отчего атмосфера здесь отдавала чуть ли не больничной стерильностью. Впрочем, расставленные вдоль стенок мягкие кресла и диванчики, тоже белые, но подслащённые горками разноцветных подушечек, и развешанные высоко, почти у потолка, акварели с цветочными мотивами создавали в комнате бесспорный уют.
Откуда-то появилась секретарша, невысокая, очень худая женщина лет тридцати пяти, в маленьких круглых очках и со смешно взъерошенной причёской-ёжиком. В одном ухе у неё болталась немного нелепая серёжка в виде дельфина.
"В свободное время она, наверняка, играет в рок-группе", - подумала Лада.
Секретарша предложила Ладе занять место в "комнате ожидания", где они как раз находились, и посидеть немного, пока "мистер Гончаров" не вызовет её к себе.
"Однако церемонии у них тут нешуточные", - усмехнулась про себя Лада, скидывая куртку и присаживаясь на диванчик у окна.
Секретарша, попросив разрешения, заботливо взяла Ладину куртку и, аккуратно расправив на плечиках, повесила на стальную перекладину, вмонтированную в противоположную стену. Затем, ободряюще подмигнув посетительнице, она снова исчезла.
Оставшись в одиночестве, Лада, слегка вытянув шею, не без опаски выглянула из окна. Как она и ожидала, вид с последнего этажа небоскрёба был ошеломляющий и причинял ей приятное головокружение. Улица внизу казалась узенькой, почти как полоска серпантина, а раскинувшиеся вокруг кварталы выглядели настолько миниатюрными, что вызывали желание протянуть руку и повозить по ним детскую игрушечную машинку.
Будто стремясь втайне оставить на потом хоть часть редких по своей остроте впечатлений, Лада отвернулась от окна, запретив себе чересчур долгое любование сногсшибательным видом. Вместо этого она попыталась сосредоточиться на самой "комнате ожидания" и определить, к какой примерно отрасли могла бы принадлежать эта контора.
"Адвокат? - размышляла она. - Нет, на адвоката ведь надо долго учиться. Навряд ли он решился на такую серьёзную переквалификацию... Скорее всего что-то попроще, связанное с бизнесом. Торговля недвижимостью, к примеру. Да, это, пожалуй, в самую точку".
Лада обратила внимание на стопку журналов, лежавших перед ней на низеньком стеклянном столике. Она осторожно перебрала их - почти все до одного женские издания: мода, косметика, оздоровительная гимнастика. А вот ещё пара экземпляров журнала для друзей кошек: "Ваш мягкий любимец".
Всё это, конечно, не очень вписывается в интерьер приёмной коммерческой фирмы, чьи клиенты обычно - сосредоточенные мужчины, несравненно более озабоченные положением дел на бирже, нежели модой и "мягкими любимцами"...
Лада услышала из-за приоткрытого окна мелодичное чириканье и, обернувшись, заметила снаружи подпрыгивающую на узком карнизе птичку, похожую чем-то на воробья, только с розовой грудкой и длинными серыми ножками. Она и не знала, что маленькие птички могут залетать так высоко...
В этот момент до её слуха донеслись громкие, внятные шаги, приближающиеся к приёмной. Так ходят люди, которым никогда не бывает неудобно за своё присутствие где бы то ни было и которым редко приходится с кем-то считаться. Лада, полагавшая, что ей уже удалось вполне справиться со своим волнением, почувствовала, как её сердце начинает отклоняться от своего привычного ритма, подпрыгивая на ошеломляющую высоту и затем зависая там на неопределённо долгое время.
Наконец, одна из дверей, ведущих из внутренних помещений в "комнату ожидания", резко отворилась: перед Ладой стоял Сергей Михайлович. Да, она без труда узнала своего героя, хоть это и был уже далеко не тот прежний, молодой Гончаров. Он заметно набрал в весе, чёрные пряди на голове и в бороде на равных правах соседствовали теперь с седыми, лицо несколько оплыло и потеряло былую утончённость. Теперь он едва ли напоминал Иисуса Христа, скорее уж Илью Муромца с картины Васнецова, только борода его была короче и ухоженнее.
При всём при том, его одежда, к Ладиному изумлению, почти не отличалась от той, в которой он запомнился ей восемнадцать лет назад: такая же белая рубашка (только не льняная, а шёлковая), такие же чёрные штаны (но не простые, как раньше, а из кожи, со шнуровкой по бокам), даже высокие ботинки на пряжках, наподобие прежних, были на месте, с той только разницей, что теперешняя модель обладала гладкой, лаковой поверхностью. На волосатой, до половины обнажённой груди по-прежнему покоился массивный крест.
Вообще, на фоне строгой учрежденческой обстановки приёмной наряд Сергея Михайловича чем-то напоминал маскарадный костюм. Казалось, что это артист, одетый для определённой роли, забрёл по ошибке в чужой съёмочный павильон.
Увидев Ладу, Гончаров сосредоточенно и немного удивлённо сощурил глаза, будто что-то припоминая. На протяжении нескольких секунд она не могла избавиться от впечатления, что Сергей Михайлович узнал в ней то восторженное пятилетнее существо, с которым ему довелось пообщаться восемнадцать лет назад. Но вот черты его лица снова разгладились и приняли спокойное, нейтральное выражение. Лёгкая улыбка гостеприимного хозяина тронула выдающиеся немного вперёд, словно выставленные напоказ, губы.
- Только не говорите мне, пожалуйста, что вы та самая русская журналистка, которая пришла брать у меня интервью, - произнёс он по-английски.
- А что же я должна вам сказать? - отозвалась Лада по-русски, стараясь ничему не удивляться.
- Ага, значит так оно и есть! - одобрительно развёл руками Сергей Михайлович, тоже переходя на родной язык. - Уже настолько давно не общался с русскими женщинами, что и забыл, как они выглядят. А жаль!.. Ну что ж, проходите, - он кивнул ей на дверь, из которой только что появился.
Лада молча встала и последовала его приглашению, нарочно стараясь ступать уверенно и грациозно. Под взглядом Гончарова она ощущала себя, как выпущенная на сцену манекенщица, каждое движение которой, каждый поворот тела, каждый шаг является произведением искусства и несёт в себе особый, почти сакральный смысл.
Кабинет Гончарова по оформлению мало отличался от приёмной: та же стандартная деловая атмосфера с привкусом казённого уюта. Только шторы на окнах были приспущены и едва пропускали солнечный свет, отчего внутри царил приятный, прохладный полумрак. На книжном шкафу, на письменном столе и даже на устланном мягким ковром полу располагались горшки с пышными зелёными цветами, из разряда тех, чьи широкие, как ладонь, листья обычно надо протирать влажной тряпочкой.
Ладино внимание привлекла висевшая у входа картина - нарисованный маслом зимний пейзаж.
"Россия?" - предположила она про себя.
Её взгляд скользнул по обнажённым худеньким берёзкам и зацепился за выписанную экспрессивными, рельефными мазками поверхность снега.
"Прямо как сливки, - подумала она. - Так и хочется лизнуть. Вот от таких картинок, наверное, и бывает ностальгия..."
Сергей Михайлович расположился за столом в высоком кожаном кресле.
- Садитесь! - предложил он, указывая Ладе на стоявший несколько поодаль диванчик.
- Спасибо, - вежливо кивнула Лада. - А может, у вас есть где-нибудь стул? Обыкновенный стул. Мне было бы удобнее, если б я могла присесть прямо к столу.
- Зачем? - искренне удивился Гончаров. - За столом сижу я. Этого, по-моему, вполне достаточно. Вообще, вы первая посетительница, которая просит у меня стул. Все обычно садятся на диван и остаются очень довольны.
Лада пожала плечами и заняла предложенное ей место. С некоторого удаления и немного снизу вверх смотрела она теперь на хозяина бюро, обдумывая своё первое впечатление от их встречи. Да, она была безусловно разочарована той переменой, которая произошла во внешности Сергея Михайловича, но одновременно как будто очарована заново. Она сама ещё точно не знала чем.
- Вы в первый раз в Нью-Йорке? - поинтересовался, между тем, Гончаров. - Успели уже что-нибудь увидеть?
Лада кивнула. Ей нравился серьёзный, сосредоточенный тон, которым он задавал свои вопросы, будто речь шла действительно о чём-то очень важным для него, а не просто о том, как поддержать светскую беседу. Отвечать ему хотелось тоже очень серьёзно, подробно, а главное - предельно откровенно:
- Вчера только и делала, что бегала по городу. Первым делом, конечно, пошла посмотреть статую Свободы. И очень жалею. Вы не представляете, какую очередь мне пришлось отстоять, пока я попала на паром...
- Ну что ж, Свобода - это такое дело, ради неё можно немного и помучиться, - заметил Гончаров, не то с иронией, не то серьёзно.
- Зато вечером я была на мюзикле, "Cats", - продолжала Лада свой рассказ. - Вот это действительно круто! Давно уже мечтала увидеть его на Бродвее...
- Да, в Нью-Йорке много развлечений, - согласился Сергей Михайлович, -На каждом углу что-нибудь происходит. Трудно противостоять всем эти соблазнам.
- Ага, - улыбнулась Лада, расслабленно потягиваясь, однако не переставая при этом ни на секунду осознавать, что каждый её жест в присутствии Сергея Михайловича совершается не просто так, а продиктован откровенным, хотя и наполовину инстинктивным кокетством, - вот и я не смогла, хотя знала, что вставать придётся очень рано и лучше бы мне не торчать так долго в городе.
- Вы в гостинице устроились? - спросил Гончаров
- Да, здесь совсем недалеко.
- И как, довольны?
- Ничего, вроде. Только дом старый, ставни ужасно ветхие - абсолютная проницаемость для ветра. Я всю ночь дрожала от холода.
- Ну, это не страшно, - подбодрил её Гончаров. - Даже хорошо.
Лада удивлённо уставилась на него.
- Значит вам не так жалко было подниматься сегодня в такую рань, - объяснил Сергей Михайлович. - Из тёплой постели вставать обычно намного труднее. Видите, во всём есть свои преимущества.
По его лицу нельзя было с точностью определить, шутит он или говорит всерьёз. Лада решила на всякий случай поскорее перевести разговор на другой предмет:
- Вы не представляете себе, как наша газета благодарна вам за то, что вы согласились рассказать нам о себе. Знаете, вас так давно, как это говорится, не было видно на людях, что все уже думали, что вы чуть ли не нарочно скрываетесь...
- Я скрываюсь? - пожал плечами Сергей Михайлович. - С чего это вдруг? Никогда и не думал. И о прошлом всегда рад поговорить, потому что вполне законно горжусь тем, что было. Считаю даже очень важным обобщить и запечатлеть это для истории.
- Ну тогда, надеюсь, вы не будете против, если мы прямо сейчас перейдём к интервью?
Лада достала из сумки диктофон, проверила наличие в нём кассеты и затем, нажав на кнопку записи, поставила его на стол перед Гончаровым... Нет, всё-таки она была сегодня совершенно непростительно рассеянна! Куда же подевался блокнотик со списком вопросов? Неужели валяется в гостинице?.. Лада с видимым раздражением снова порылась в сумке.
- Скажите, - прервал возникшую паузу Сергей Михайлович, - почему вы стали журналисткой?
- Хм, - Лада всё ещё не прекращала своих поисков, - во-первых, каждому ведь нужна какая-то профессия. А во-вторых, эта работа как раз не из самых худших. Мне нравится встречаться с интересными людьми, например, с такими, как вы, задавать им разные вопросы... - она почти капризно отодвинула от себя сумку, убедившись, что искать там блокнот бесполезно.
- И вам отвечают? - заинтересованно спросил Гончаров.
- Что? - не поняла Лада.
- И вам отвечают всерьёз на ваши вопросы? - уточнил он.
- Да, естественно, - развела руками изумлённая Лада. - Как же иначе?
- Дело в том, - пояснил Гончаров, внимательно глядя на неё, - что "интересные люди" обычно очень придирчивы в отношении тех, кто задаёт им вопросы. Думаю, именно вам отвечать захочет далеко не каждый.
- Послушайте, - Лада почувствовала, как подступающие слёзы больно надавили ей на нёбо, - я уже почти два года работаю в газете. На мои умственные способности или на недостаточную квалификацию пока ещё никто не жаловался, - она гордо приподняла подбородок, - так что не вижу абсолютно никаких причин для вашего недоверия.
- Речь идёт не о недоверии, - спокойно возразил Сергей Михайлович, - а о моральном праве задавать вопросы, которого вы в силу вашего возраста и пола, увы, не имеете.
Он слегка отодвинулся назад на своём кресле и без всякого стеснения положил обе ноги на стол. Высокие ботинки на широкой рельефной подошве теперь почти наполовину загораживали гостье вид на его лицо.
Лада чувствовала, что происходит что-то не то, что в обычном бюро так вот не сидят, а тем более не заводят таких обидных разговоров с ни в чём не повинными журналистками, которые уже было прониклись абсолютным доверием к объекту своего исследования. Но "обычное", в конце концов, мало интересовало Ладу, и в глубине души она даже обрадовалась тому, что с Сергеем Михайловичем по стандартным меркам, очевидно, не всё в порядке и от него по-прежнему исходит аромат опасности и скандала.
Так или иначе, Лада решила ответить на его откровенный вызов.
- Ладно ещё возраст, - сказала она с некоторой насмешкой в голосе, - но что вы имеете против моего пола? Чем, по-вашему, женщины хуже мужчин?
- Разве я сказал, что они хуже? Я говорил о моральном праве задавать вопросы, которого у них в большинстве случаев нет. Подумайте сами: вот вы меня сейчас наверняка про правозащитную деятельность хотели расспрашивать, про преследования инакомыслящих. Так ведь? Ну а на самом-то деле у вас в голове только мюзикл "Cats" да шмотки в ближайшем универмаге. Я не осуждаю вас, Боже упаси! Как можно осуждать то, что предопределено природой? Наоборот, вы заслуживаете похвалы за то, что не отклоняетесь от нормы, в отличие от некоторых особ женского пола, которые, увы, слишком преуспели в том, чтобы уподобиться мужчинам, если не внешне, то внутренне уж точно. Для жизни это не очень удобно, но в деловом смысле с такими обычно легче.
- А может, я как раз из их числа? Откуда вы знаете?
- Нет, - покачал головой Сергей Михайлович. - У меня очень большой опыт работы с женщинами, и я научился видеть их практически насквозь. Вы относитесь именно к сорту настоящих, женственных женщин. Это заметно по всему - по вашей манере одеваться, держаться, разговаривать, по тому, наконец, как вы сидите сейчас передо мной.
Лада не без некоторого смущения обратила внимание на то, что действительно приняла, пожалуй, не совсем уместную в данной ситуации, чересчур расслабленную позу и теперь почти полулежала на своём диванчике, подперев ладонью подбородок и чуть приподняв с пола одну ногу.
- Вполне возможно, вы и есть самая женственная женщина, которая когда-либо сидела в этом кабинете, - продолжал он. - Скажу откровенно: вы будите во мне профессиональный интерес.
- Вы во мне тоже, - отпарировала Лада. - Кстати, моя профессия вам с самого начала прекрасно известна. Теперь пришла ваша очередь рассказать о том, чем вы занимаетесь.
- Если у меня возникает желание что-либо рассказать, я обычно делаю это вне очереди, - заметил Гончаров. - Ну а если нет, то, значит, нет. Впрочем, о моём теперешнем роде занятий вы ещё, безусловно, узнаете во всех подробностях. Я могу даже провести с вами экскурсию по служебным помещениям, - он кивнул куда-то назад, на белую, гладкую стену за спинкой своего кресла. - Думаю, вас это заинтересует. Они у меня, кстати, частично совмещены с жилыми. Не потому, что нету средств снять ещё одну квартиру, а потому, что я очень люблю свою работу и не всегда провожу чёткую границу между личным и рабочим временем. Вообще, в Америке по статистике люди всё равно находятся бОльшую часть жизни на службе, так что я тут далеко не исключение. Если хочешь чего-то добиться, надо относиться к своему делу со всей душой. Это вон каменщик на стройке может прекратить свою смену по свистку: положил очередной кирпич - стоп, пошёл домой, завтра начнёт с того, что положит следующий. Ну а в серьёзном деле так не годится, здесь по команде не остановишься. Но и удовлетворение мой труд приносит, конечно, особое.
- Я тоже люблю мою работу, - вставила Лада.
- И зря, - заметил Сергей Михайлович. - Я бы на вашем месте её возненавидел. То, что женщине приходится работать, говорит только о том, что она пока не нашла мужчину, способного достойным образом её содержать. Гордиться тут нечем, скорее наоборот. Мне на такое всегда больно смотреть.
В дверь постучали, и в кабинет влетела улыбающаяся, взъерошенная секретарша, которая встретила Ладу ещё в "комнате ожидания". Она несла на подносе миниатюрную чашечку кофе. Бросив вопросительный взгляд на хозяина кабинета, она придвинула к Ладиному диванчику журнальный столик на колёсиках и поставила на него поднос.
- А вы? - спросила Лада у Гончарова, отпивая глоток на удивление вкусного и ароматного напитка.
- Я не пью кофе, - объяснил Гончаров. - Зачем? Для утоления жажды есть минеральная вода или сок. Если надо что-то отметить, то тут хорошо вино или водка. Ну а кофе - просто бесполезный напиток. Но женщины его любят, так что для них он у меня в офисе всегда в запасе.
Как бы в подтверждение его слов, сказанных, впрочем, по-русски и не предназначенных для ушей персонала, секретарша попыталась улыбнуться ещё шире, хотя предел возможного в этой области был уже явно достигнут, и немного смущённо заторопилась к выходу. Проводив её взглядом, Лада не без вызова спросила:
- А ей вы, значит, позволяете на себя работать, да? На неё смотреть вам не больно?
- Просто деликатная специфика моей работы не позволяет мне иметь в качестве секретаря мужчину. К тому же, давать работу таким женщинам - это проявление элементарной гуманности: её всё равно никогда никто содержать не захочет. Ну так что ж, не умирать же ей по этому поводу с голоду? Впрочем, таких женщин я вообще не имею в виду. Речь идёт только о тех, кто может всерьёз претендовать на мужской интерес, о тех, о которых ещё в Библии сказано, что Бог сотворил их как дополнение к мужчине. Вот этим дополнением им лучше всего и оставаться.
- У вас и вправду довольно строгие принципы в отношении женщин, - заметила Лада с усмешкой.
- Принципы у меня действительно строгие, - серьёзно согласился Сергей Михайлович. - И не только в отношении женщин, но и вообще - в любом отношении. Иначе бы я не был тем Сергеем Гончаровым, ради которого вы приехали из России.
- Вот именно от этого-то Сергея Гончарова, известного борца за права человека, я и не ожидала услышать таких слов, откровенно оправдывающих ущемление прав женщин...
- Если я выступал за права человека, то это далеко не значит, что моим идеалом была всеобщая уравниловка. Как раз наоборот! Подводить всех под общий знаменатель - очень советская традиция. Маркс и Энгельс, видите ли, сказали, что между мужчиной и женщиной не должно быть никакой разницы, вот из нас и пытались сделать бесполых существ, наподобие шоколадных зайцев с фабрики имени кого-то там, которым как не отскабливай штанишки, всё равно ни до чего интересного не доскоблишься. Зато рот до ушей! Нет, такая идеология мне абсолютно не близка. Так что, если вам непременно хочется поговорить о женском равноправии, то я тут плохой собеседник.
- Что вы? Мне совсем не хочется об этом говорить! - поспешила Лада поддержать основательно расшатавшийся между ними мостик взаимопонимания. - Я буду даже очень рада, если мы прямо сейчас сменим тему...
Но тему сменить уже не удалось, потому что в этот момент в кабинет, как назло, снова вошла секретарша. С виноватой улыбкой она приблизилась к Гончарову и, нагнувшись к самому его уху, доложила ему о чём-то, понизив голос почти до шёпота.
- Это исключено! - покачал головой Сергей Михайлович, отчётливо выговаривая английские слова. - Напомните ей, где она находится! Пусть ждёт, как все!
- Она рыдает, - объяснила секретарша, - это беспокоит остальных посетителей, создаёт нервозную обстановку...
- Если она уже в приёмной не может вести себя, как следует, то я и не знаю, что будет дальше, - проговорил Гончаров с видимым недовольством. - Ну ладно, сейчас разберёмся.
Секретарша благодарно закивала и стремительным, размашистым шагом покинула кабинет.
- Придётся нам на сегодня закончить беседу, - сообщил Гончаров Ладе.
- Как же так? - обиженно поморщилась Лада. - Мы же только начали!
- Не могу ничего поделать, - безжалостно констатировал Сергей Михайлович. - Но если вы придёте завтра, то постараюсь уделить вам больше времени.
- Конечно, приду! - воскликнула Лада.
- Думаю, завтра мы поговорим подробнее о моей работе. Я покажу вам помещения фирмы. Согласны?
- Ещё бы!
- Хорошо, тогда жду вас в восемь часов.
- Опять в восемь утра? - переспросила Лада не без разочарования в голосе. - А нельзя немного попозже?
- Зачем? - не понял Сергей Михайлович. - Это самое удобное время. А если хотите встать утром без проблем, то ложитесь пораньше спать. Всё очень просто! Самодисциплина творит чудеса! Так что жду вас завтра в восемь. И не опаздывайте. Я этого не люблю... Да, кстати, не забудьте починить ваше чудо техники, - он кивнул на письменный стол, где всё ещё стоял включённый на запись диктофон.
- Что значит "починить"? - Лада поспешно взяла диктофон в руки и приблизила его к глазам. - Что с ним случилось?
- Ничего, просто кассета не крутится с самого начала.
- Как? - Лада чуть не топнула ногой от досады. - Вы это сразу заметили и ничего мне не сказали?! - она в отчаянье потрясла испорченным магнитофоном, надеясь, что неполадка устранится как-нибудь сама собой.
- А что бы это изменило? - пожал плечами Сергей Михайлович. - Другого-то у вас всё равно нет... Ну что вы? - покачал он головой, заметив, как румянец гнева и обиды заливает Ладины щёки. - Нельзя же так расстраиваться из-за пустяков. Мало ли что ещё может случиться в жизни. Учитесь терпению! Это вам не повредит.
Вконец раздосадованная и выведенная из себя его циничным тоном, Лада, едва кивнув ему на прощание, выбежала из кабинета.
В приёмной уже сидело несколько женщин разного возраста и стиля одежды. На Ладу они покосились с любопытством, но потом тут же дружно отвели глаза, будто считали неприличным чересчур пристально рассматривать девушку, только что покинувшую кабинет владельца фирмы. Одна из них, лет тридцати, с раскрасневшимся от слёз лицом, вскочила с места и ринулась к двери, из которой вышла Лада. Секретарша, вовремя подоспевшая из своей комнаты, преградила ей дорогу, пытаясь объяснить что-то необузданной клиентке. Но та только заламывала руки в мольбе и беспрерывно повторяла: "Please, please, please..." Наконец дверь кабинета приоткрылась, и женщина, отрешённо прикрыв глаза, нырнула в образовавшуюся узкую щель.
Некоторое время Лада как зачарованная продолжала стоять в приёмной, озадаченная разыгравшейся перед ней сценой, затем, опомнившись, поспешно накинула куртку и выскользнула за территорию помещений возглавляемой Сергеем Михайловичем фирмы.
У лифта её нагнала приветливая секретарша. В руках она несла симпатичный кулёчек, отделанный золотой фольгой и украшенный изображением балерин в разноцветных платьицах, исполняющих классические па.
- Мистер Гончаров просил передать это вам, - сказала секретарша, протягивая кулёк Ладе.
- Спасибо, - проговорила Лада, принимая подарок. - А что это?
Но подоспевший лифт прервал их общение.
- Вам понравится! - успела бросить услужливая секретарша перед тем, как зеркальные створки скрыли её от Лады.
Лада нежилась в скромных размеров гостиничной ванне, с наслаждением поглаживая своё погружённое в воду тело, почти полностью скрытое под аппетитными сугробами мыльной пены. Стены ванной комнаты были отделаны бледно-жёлтым, местами потрескавшимся кафелем, на потолке отчётливо проступали грязноватые разводы, водопроводные трубы подрагивали и гудели от каких-то внутренних потрясений. Но все эти мелкие неуютные детали мало волновали Ладу, её мысли витали совсем в других сферах, о чём свидетельствовала блаженная улыбка, чуть раздвинувшая Ладины нежно-розовые губы, на которых осели едва заметные прозрачные капельки влаги.
Через регулярные промежутки времени она, не выходя из своего задумчиво-расслабленного состояния, протягивала руку к стоявшему на краю ванны нарядному кульку с танцующими на блестящей обёртке балеринами, вынимала оттуда конфету и, вздрагивая от сладкого предвкушения, медленно подносила её ко рту. Нет, слово "конфеты" не отражало достаточным образом суть того, что содержалось в кульке: это было совершенно особое кондитерское изделие в форме колечек, покрытых снаружи слоем белого шоколада, скрывающего под собой сочную яблочную мякоть.
Чтобы растянуть удовольствие, Лада сначала просто посасывала приторную корочку, чувствуя, как шоколад постепенно тает во рту, затем, когда её язык вплотную добирался до терпкого фрукта, она с чуть слышным стоном откусывала уже тщательно обсосанный кусочек и, прежде чем проглотить его, ещё долго впитывала в себя всю палитру вкусовых ощущений, которые дарило ей это лакомство.
Разумеется, она думала в этот момент о Сергее Михайловиче, о том, что он сегодня немного обидел её, чуть-чуть унизил, но в общем-то оказал ей радушный приём и вообще с ним было интересно... Главное только не противоречить ему, следовать заведённым им правилам, быть послушной, необидчивой девочкой, с должным мужеством без всяких жалоб сносить его экстравагантные привычки, тогда они прекрасно поймут друг друга.
"Скорей бы уже наступило завтра", - подумала Лада, обсасывая очередное шоколадное колечко и признаваясь себе, что никогда прежде не пробовала ничего подобного.
- Ну что, шокировал я вас вчера? - поинтересовался Сергей Михайлович.
Он, как и накануне, сидел удобно разместившись в своём кресле и положив обе ноги на письменный стол. На нём был всё тот же несколько экзотический и неуместный в деловой обстановке наряд.
- Да нет, - помотала головой Лада.
Она теперь уже откровенно полулежала на предоставленном в её распоряжение диванчике, подперев ладонью подбородок и вытянув вдоль кожаной обивки ноги, верхняя часть которых была скрыта от глаз наблюдателя доходившей до колен юбкой, а нижняя - высокими изящными сапожками. Между этими двумя деталями одежды образовалась вследствие принятого Ладой положения довольно широкая полоска, открывавшая взгляду кусочек чёрного капрона. Вообще, Сергей Михайлович был прав, усаживая её именно сюда: этот диван действительно оказался очень удобной штукой, намного практичнее любого стула.
- Просто, - продолжал Гончаров, - у многих людей укоренилось достаточно искажённое мнение о бывших диссидентах. Они их себе представляют чем-то вроде благостных Санта-Клаусов, таких безобидных существ, которые уже сделали своё дело и теперь годятся разве что для символической раздачи подарков. В отношении кое-кого это, возможно, и справедливо. Но меня лично никогда не привлекала роль свадебного генерала или змеи, которой удалили ядовитый зуб. Уж лучше продолжать шокировать и дальше, чем "в гроб сходя, благословлять". Если я кому-то неудобен, значит я существую. Таков был мой девиз двадцать лет назад, таков он и сейчас. Поэтому постарайтесь не обижаться. Даже если я действительно хочу вас обидеть, - прибавил он с хитрой усмешкой. - Вчера я напал на вас за то, что вы молодая и за то, что вы женщина. Но, на самом-то деле, это частично от зависти. Молодость и женственность - это такая смесь, из которой всегда получаются самые вкусные коктейли, бурлящие настоящей жизнью. Тот, кому хочется живого и настоящего (а кому же этого не хочется?), первым делом протягивает руку к молодой женщине. В этом смысле вы вне конкуренции.
- Скажите, - проговорила Лада, задумчиво накручивая на палец гладкий медовый локон, - а почему вы, когда увидели меня вчера в приёмной, удивились, что я из России? Что во мне такого "нерусского"?
- Я бы лучше сформулировал так: в вас нет ничего типично русского. Это меня с первого взгляда и удивило. Насколько я помню и знаю, в России всегда господствовали совершенно особые нравы в том, что касается одежды, причёски и так далее. С западной модой это имело довольно мало общего. Но я же говорю: давно не общался с русскими женщинами. Теперь вижу на вашем примере, что они уже окончательно распрощались с последними остатками исконной самобытности: даже цвет помады у вас точно такой, какой рекомендуют этой осенью для блондинок почти все американские косметические фирмы как "цвет сезона".
- "Цвет сезона"? Правда? - восхитилась Лада. - А я и не знала. Просто взяла то, что мне больше подошло. Ну и видела, конечно, как сейчас вообще продвинутые люди ходят... Постойте, - вдруг спохватилась она, - а откуда вы так хорошо проинформированы насчёт моды на косметику?
- Когда много работаешь с женщинами, - объяснил Сергей Михайлович, - узнаёшь массу всяких разных вещей, которые тебя, в общем-то, и не очень интересуют. Всё само собой доходит до твоих ушей.
- Вы меня уже ужасно заинтриговали вашей работой, - призналась Лада. - Мне кажется, пришло вам время рассказать, в чём она конкретно состоит. Ну и, конечно, провести обещанную экскурсию по служебным помещениям.
- ОК, - согласился Гончаров. - Но, прежде чем приступить к произвольной программе, не покончить ли нам сначала с обязательной? Ведь вы же мной, прежде всего, с точки зрения моих прошлых заслуг интересуетесь? Вот и задавайте вопросы на эту тему, чтобы было потом, о чём в газете написать.
Лада лукаво поморщилась, показывая, что она совсем не в восторге от идеи "нормального интервью". С одной стороны, Гончаров, конечно, прав, напоминая ей о её обязательствах по отношению к редакции, но, с другой, обстоятельства будто сами были против заранее намеченного для командировки плана работы: блокнот со старательно продуманными вопросами к Сергею Михайловичу так и не нашёлся (вероятно, Лада, собираясь в дорогу, забыла положить его в чемодан), диктофон для записи их разговоров, удививший её вчера внезапной поломкой, починить тоже не удалось. Так что оставалось только импровизировать и надеяться, что потом получится как-то собраться с мыслями и наколдовать для газеты что-нибудь более-менее приемлемое. Ну а если уж импровизировать, то не всё ли равно, на какую тему? В данный момент Ладе больше всего хотелось осмотреть помещения управляемой Гончаровым фирмы. Значит, с этого и стоило начать.
Она поднялась с дивана:
- Пойдёмте лучше сразу на экскурсию. Всё остальное подождёт.
- Ну как хотите.
Сергей Михайлович встал из-за стола, вынул из кармана связку ключей и отворил выкрашенную в белое и оттого почти сливающуюся со стеной дверь, находившуюся прямо за его креслом. Проделав это, он слегка отодвинулся в сторону, пропуская свою гостью вперёд. Лада сначала робко заглянула вовнутрь и лишь затем переступила порог менее официальной части занимаемых Гончаровым помещений, ощущая при этом какое-то преувеличенное, ей самой не вполне понятное волнение.
"Вот так, наверное, чувствовал себя Буратино, когда перед ним, наконец, открылась та самая дверь в глубине очага папы Карло, - успела подумать она. - Только тут меня навряд ли ждёт волшебный город или вообще что-либо таинственное..."
Однако первая же комната, в которую они попали, выглядела не совсем буднично, хотя и трудно было так сразу сказать, что именно в её интерьере являлось необычным. Розовые стены? Отсутствие какой-либо мебели, кроме массивного шкафа из красного дерева? Или винтовая лестница в самом центре, ведущая куда-то наверх?..
- А я и не знала, что отсюда можно подняться ещё выше! - воскликнула Лада. - Это же самый последний этаж!
- Вы ещё многого не знаете, - заметил Гончаров. - Но это, пожалуй, первое, что вам сегодня предстоит усвоить: где бы ты ни находился, всегда можно подняться ещё выше и зайти ещё дальше. Главное, чтобы рядом был тот, кто знает, как это делается... Впрочем, не удивляйтесь раньше времени, - посоветовал он, заметив озадаченно выражение на Ладином лице. - Тут-то как раз всё просто: в нашем доме последний этаж - двухъярусный, так что лестница ведёт на верхний ярус моей же квартиры.
- Ага, - сообразила Лада. - Ну и где же вы работаете со своими клиентками? - она огляделась по сторонам.
- Да практически везде, - ответил Сергей Михайлович. - Начинается всё прямо здесь. Эта комната - что-то вроде гардероба. Тут женщины, вернее, та конкретная женщина, с которой я как раз собираюсь заниматься, снимает с себя свою обычную одежду, вешает её вон туда, - он показал рукой на шкаф, - и, в зависимости от того, что я намерен с ней делать, либо достаёт оттуда же другую, заранее для неё приготовленную, либо ничего не достаёт, то есть так и остаётся голой.
- Голой? - Лада округлила глаза. - Вы работаете с голыми женщинами?
- Как правило, да. Так удобнее, и для меня, и для них. Но в некоторых случаях совсем без одежды никак не обойтись. Например, когда женщина по специальной договорённости проводит у меня какое-то более длительное время. Разумеется, за дополнительную плату.
- Понятно, - пролепетала Лада, хотя уже совсем ничего не понимала.
- Ну раз понятно, тогда давайте заглянем на кухню. Думаю, вас это особенно заинтересует.
Сергей Михайлович отворил одну из выходивших в "гардероб" дверей, и они очутились в просторной кухне, оснащённой добротными, несколько старомодными сервантами. Висевшая на гвоздиках кухонная утварь производила почти ностальгическое впечатление. Посередине стоял длинный, деревянный, покрытый тёмно-зелёной клеёнкой стол в окружении таких же деревянных кругленьких табуреточек.
- Здесь вы тоже с женщинами занимаетесь? - спросила Лада с провокацией в голосе, за которой она пыталась скрыть свою растерянность.
- Иногда, - спокойно ответил Гончаров. - Но чаще они здесь сами по себе занимаются, без меня. Кухня и всё с ней связанное - это ведь традиционно женское дело, не так ли? Но до кухни я, конечно, далеко не каждую допускаю. Только тех, кто остаётся у меня на официальный курс обучения сроком от одной недели и больше. То есть тех, кто может себе позволить эту роскошь. Таких обычно бывает не очень много.
- Роскошь? - переспросила Лада.
- А что? Образование, для людей понимающих, это самое ценное. Вполне справедливо, что и стоит мой курс тоже не очень дёшево. Далеко не всем по карману.
- Чему же вы обучаете? - поинтересовалась Лада, недоверчиво глядя на своего экскурсовода.
- Только тому, чем владею сам, - честности, выносливости и главное - мужеству.
- Мужеству? - рассеянно повторила Лада. - Но почему же именно женщин да ещё и голых?
- Потому что женщины этим меньше всего владеют, а значит им первым и следует преподать мой урок. Ну а в голом виде таким вещам учиться намного легче.
Они покинули кухню, снова пересекли гардероб и вошли в следующее подлежащее осмотру помещение. Это была небольшая комната без окон, оклеенная бордовыми обоями, вся обстановка которой состояла из трёх узких, аккуратно застеленных кроватей, покрытых одинаковыми жёлтыми покрывалами.
- Мы находимся в спальне, - объявил Сергей Михайлович. - Здесь спят находящиеся в обучении женщины. - Больше трёх одновременно я никогда не принимаю, поэтому и кроватей всего три. Эта дверь ведёт в туалет. А эта в душ.
Лада с любопытством заглянула вовнутрь: три незакрывающихся душевых кабинки были отделены друг от друга перегородками из кусочков разноцветного стекла.
- Какая прелесть! - Лада не смогла удержаться от того, чтобы не пройтись ладонью по гладким цветным стёклышкам. - Похоже на витражи! Это прямо как в фильме-сказке во дворце у какой-нибудь принцессы!
- Ну да, - согласился Гончаров, - именно как в сказке они себя у меня и чувствуют. За этим ко мне и приходят. Только в принцесс они, как правило, в детстве наигрались, им это уже неинтересно. Хочется чего-нибудь новенького.
Гончаров двинулся в сторону выхода, давая понять, что пора продолжить осмотр в другом месте.
Опять они оказались в "гардеробе". На этот раз Сергей Михайлович указал своей гостье на винтовую лестницу. Несмело переступая со ступеньки на ступеньку, Лада начала своё восхождение на второй ярус, сопровождаемая тяжёлыми, уверенными шагами хозяина столь необычной фирмы.
- Это гостиная, - разъяснил Сергей Михайлович, когда они оба добрались до верхнего яруса.
Лада кивнула, хотя выкрашенная в голубые тона просторная комната, на взгляд непредвзятого наблюдателя, мало годилась на роль традиционной гостиной, прежде всего из-за крайней скупости обстановки, состоявшей всего лишь из деревянного кресла с по-антикварному витиеватой спинкой, будто нарочно размещённого так, чтобы производить на посетителей впечатление досадной помехи при передвижении в любом направлении, широкого журнального столика у его ног и высокого комода. Ах да, к этому прибавлялась ещё и низенькая, обтянутая кожей скамеечка, приютившаяся у самой стены и оттого не сразу замеченная Ладой.
- Вы здесь и вправду принимаете гостей? - засомневалась она.
- Гостей я не люблю и никогда не любил, - сообщил Гончаров. - Все эти частные визиты - праздная трата времени, обожаемая теми, кому нечем заняться. Ко мне и в семидесятых-восьмидесятых в России люди только по делу заходили. Вот и сейчас, кроме женщин, с которыми работаю, никого обычно у себя не принимаю. Так что "гостиная" - это чисто условно, просто место для отдыха или, вернее, для менее активной работы, не требующей особых физических усилий (полное-то безделье я себе практически не позволяю). Ну что ж, пойдёмте дальше. Нет, не сюда, - остановил он Ладу, готовую уже толкнуть одну из выходивших в гостиную дверей. - Там моя спальня. Навряд ли вам будет интересно. А даже если и будет? Всё равно не покажу. К работе она не имеет никакого отношения - зона абсолютного табу для всех клиенток. И для журналисток, - прибавил он, с усмешкой подмигнув ей.
Они покинули гостиную через другую дверь и очутились в тускло освещённой комнате, целиком заставленной книжными шкафами, которые, казалось, прогибались под плотно прижатыми друг к другу пухлыми томами, как деревья под тяжестью переспелых плодов.
- Ого, какая у вас библиотека! - вырвалось у восхищённой Лады.
Гончаров ничего не ответил, но было видно, что он горд своей коллекцией.
Они пошли через комнату вдоль узкого прохода, образованного рядами шкафов, которые, казалось, по мере необходимости неохотно расступались у них на пути и затем снова теснее придвигались друг к другу за их спиной.
"Солженицын, Борхес, Гессе, Стругацкие..." - читала Лада про себя надписи на коленкоровых переплётах.
- Эти авторы меня воспитали, - сообщил Гончаров своей спутнице, заметив, что её взгляд скользит по книжным полкам.
- Да? А я практически никого из них не читала, - робко призналась Лада.
- Тут вы, к сожалению, не одиноки, - причмокнул языком Сергей Михайлович. - Людям теперь часто не хватает времени на хорошую литературу. Но это не беда: есть более быстрые и не менее эффективные способы воспитания характера. Они у меня собраны вот здесь.
Он резко распахнул дверь в комнату, находившуюся сразу за библиотекой, и, тронув Ладу за локоть, слегка подтолкнул её вовнутрь. Перешагнув порог, она тут же замерла на месте, с трудом подавив возглас испуга: на задрапированных чёрным стенах висели плётки всевозможных форм и размеров, верёвки различной толщины и структуры, кожаные манжеты, соединённые между собой цепочками, а также другие предметы, о назначении и названии которых Лада не имела ни малейшего представления. У противоположной стены стояло некое подобие спортивного снаряда, известного как "конь", только раза в полтора шире и длиннее.
- Это... это какая-то шутка? - пролепетала Лада, инстинктивно отступая назад.
- Шутка?! - изумился Сергей Михайлович. - Разве я похож на клоуна? Нет, я здесь занимаюсь серьёзными вещами и шутить ни с кем не собираюсь.
Лада посмотрела в его глаза, в которых в этот момент не было ни капли иронии, и поняла, что он говорит правду.
- Хотя, - тут же прибавил Гончаров, качнув головой и многозначительно улыбнувшись, - без определённой доли артистического мастерства в моём деле не обойтись. Как, впрочем, и в любом другом. То, что жизнь - это театр, известно уже довольно давно. Поэтому театральное образование, которое мне в своё время посчастливилось получить, является на поверку самым полезным и перспективным, чем бы ты потом ни занимался. Профессиональный актёр имеет перед другими людьми огромное преимущество, так как в совершенстве владеет искусством игры, а значит и искусством жизни. Ему легче быть убедительным в любой роли... Но наша экскурсия, к сожалению, уже подошла к концу. Пора назад. Да и вам, я вижу, необходимо расслабиться и отдохнуть от впечатлений, - заметил он, взглянув на побледневшую и всё ещё ошарашенную Ладу.
Она молча проследовала за ним из "чёрной комнаты" назад в библиотеку. Проходя мимо книжных шкафов, Лада машинально снова прошлась взглядом по расставленным на полках любимым авторам Сергея Михайловича. В гостиной она слегка замешкалась, обратив внимание на незамеченную ею раньше расположенную в углу узкую лесенку, ведущую в какие-то ещё более верхние регионы. Неужели здесь был ещё и третий ярус?
- Я же говорил, - усмехнулся Сергей Михайлович, - всегда можно подняться ещё выше. Дорога наверх никогда не бывает закрыта. Когда-нибудь я, может быть, покажу вам, куда выходит эта лестница. Но не сейчас.
Лада не возражала. Она сегодня и вправду уже увидела больше чем достаточно.
Они спустились на первый ярус. Прежде, чем окончательно покинуть "служебные помещения" Сергея Михайловича, Лада в последний раз оглянулась и внезапно почувствовала, как её сердце ёкнуло, словно в предчувствии какой-то опасности, которой теперь никак не избежать. Однако она тут же постаралась взять себя в руки.
Обстановка в бюро, куда они теперь вернулись, подействовала на неё успокаивающе. В конце концов, это было самое обычное бюро самой обычной фирмы, и ничто в нём не содержало даже и намёка на то, что находится, а главное - что, по-видимому, практикуется здесь в задних комнатах. Кроме, пожалуй, самого хозяина... Лада, снова устроившись на своём диванчике, подняла пристальный взгляд на Сергея Михайловича: да, от него можно было и вправду ожидать чего угодно...
- Вы хотите меня о чём-то спросить? - участливо поинтересовался Гончаров, размещаясь на кресле за столом.
- Ещё бы! - закивала Лада. - Скажите мне, наконец, что вы делаете с этими несчастными женщинами, которые к вам сюда приходят?
- Делаю их счастливыми, - невозмутимо ответил Сергей Михайлович.
- Ах, это всё как будто во сне!.. - Лада провела ладонью по лбу. - Только не рассказывайте мне, пожалуйста, что они вам платят за то, что вы их стегаете плётками!
- Могу не рассказывать, - пожал плечами Гончаров. - Не люблю вообще-то хвастаться, но вы и сами, думаю, видите, что дела у моей фирмы идут хорошо. Значит, клиентки действительно платят, и платят неплохо. Других доходов у меня нет.
- Как же это всё называется? - развела руками Лада, обращаясь, скорее, к самой себе, чем к Сергею Михайловичу.
- Как это называется? - повторил Сергей Михайлович, облокачиваясь обоими локтями на письменный стол и пристально вглядываясь в лицо своей собеседницы. - Я вам скажу, как это называется... Вы следите за литературными новинками в интернете?
- Да, вообще-то да, - поспешно кивнула Лада.
- А я нет. Но некоторые вещи как-то сами тебя находят. Например, читали "Dominus Bonus или Последняя ночь Шехерезады" в "Сетевой словесности"?
- Повесть Екатерины Васильевой? Да, конечно.
- Ну так вот, я этот самый "Доминус" и есть, - произнёс он значительно. - Перед вами "Добрый Господин" собственной персоной. Но не в виде какой-то там витающей в облаках абстрактной идеи, как у Васильевой, а абсолютно реальный, из плоти и крови, материализовавшаяся мечта многих и многих женщин. Всё, как заказывали: даже плеть у меня имеется, вы же видели, - и не одна. Всегда можно выбрать ту, которая наилучшим образом впишется в конкретную процедуру. Женщины, знаете ли, вообще любят, когда есть выбор, даже если выбирают в конечном итоге всё равно не они, а я. Это придаёт им уверенности в том, что о них заботятся, думают, с каким именно инструментом к ним на этот раз лучше подступиться, а не просто так лупят чем попало куда попало. По похожему принципу, кстати, вся косметическая промышленность функционирует: женщины так и тянутся ко всем этим "запахам года" и "цветам сезона", которые им предписывает какой-нибудь кутюрье. Ну что ж, у них там "цвет сезона", а у нас - "плётка недели" или что-то в этом роде. Всё та же знакомая система.
- Хорошо, я всё понимаю, - попыталась успокоиться Лада. - Я слышала про такие вещи, даже видела по телевизору репортаж про то, как одна женщина бьёт мужчин за деньги и втыкает им в кожу булавки. Ну а раз есть такие женщины, то почему бы не появиться и мужчине? Всё, вроде бы, закономерно. Только одно у меня в голове не укладывается: каким образом именно Сергей Гончаров, в прошлом видный общественный деятель и правозащитник, пришёл к этому ремеслу?
- А кому же ещё за это взяться? Женщины - очень разборчивые существа. Они к себе и с букетом цветов далеко не каждого подпустят, ну а с плёткой и тем более. Тут требуется человек зрелый, опытный, надёжный, со сформировавшимися взглядами на жизнь и готовый, если надо, отстаивать их до конца. Разумеется, большинство тех, кто ко мне приходит, ничего не слышали о моей борьбе с советским режимом. И тем не менее, они чувствуют, что перед ними не какой-нибудь там бесхарактерный тип, половину жизни просидевший за письменным столом, а вторую половину пролежавший перед экраном телевизора. Для меня письменный стол - это так, тьфу, камуфляж, - он пренебрежительно шлёпнул пальцами по гладкой поверхности своего стола, -декорация, необходимая для успешного пролога. Я всегда был человеком дела и предпочитал переходить к нему, как можно скорее. Ещё тогда, в начале восьмидесятых, на одну статью у меня приходилось десять реальных акций. Сидеть сложа руки я не люблю и не умею. Возможно, тут и образование не последнюю роль сыграло: в театральном мы ведь не по конспектам учились и не над партами сгибались, а всё познавали в действии, в динамичном движении. Каждый день помимо актёрского мастерства - спорт, акробатика, основы танца, не говоря уже о таких дисциплинах как пантомима, сценическая речь и так далее. Никакой гнилой теории - одна практика. Гоняли нас там порядочно, но зато и вышли мы оттуда не вызубрившими наизусть учебники узкими специалистами, а людьми, способными действительно что-то сдвинуть с места. Многие, конечно, сломались, осели у кормушек в уютных театрах. Но со мной этот номер не прошёл, никому пока ещё не удалось приручить Сергея Гончарова. Я ни разу не отклонился от того пути, который указала мне моя совесть.
Он гордо вскинул голову, как делал это ещё восемнадцать лет назад в самом расцвете своей правозащитной деятельности. В эту секунду Ладе показалось, что она видит перед собой того старого, вернее, молодого Гончарова, который прочно обосновался в её детских воспоминаниях.
- Именно из такого человека и может получиться хороший Мастер, - заключил Сергей Михайлович.
- Мастер? - удивлённо переспросила Лада.
- Ну да, Master - Хозяин, так по-английски называется то, чем я теперь занимаюсь. Хотя "Dominus" мне лично нравится намного больше. Но повесть Васильевой только в этом году появилась, а я это дело, слава Богу, ещё семь лет назад открыл. Теперь уже поздно переключаться на новую терминологию: во-первых, американцы вообще очень консервативный народ, редко одобряющий нововведения, а во-вторых, за годы работы у меня уже сложился определённый имидж, пользующийся солидной репутацией. Все заинтересованные лица знают меня как "Master Goncharov", пусть оно так и остаётся.
- И всё-таки, - Лада перекинула вперёд аккуратно расчёсанные светлые пряди и зачем-то стала заплетать их в косичку, которую, впрочем, собиралась тут же распустить, - скажите: откуда берутся ваши клиентки? Как вам вообще удаётся уговорить их на такое?
- Уговорить женщин ничего не стоит, - ответил Гончаров, глядя ей прямо в глаза. - Нужно только правильно взяться за дело, организовать умелую рекламную кампанию. Теперь у меня за это отвечает мисс Хэнкс, моя секретарша. Ну а раньше я сам публиковал объявления в газетах, не пренебрегал выступлениями в ток-шоу, давал интервью на радио, то есть шёл прямо к народу, разъяснял, в чём состоит привлекательность моих услуг. Вообще, если хочешь, чтобы женщины слетелись к тебе как мухи на мёд, лучше всего пообещать им верную возможность похудеть или улучшить фигуру. С этого я и начал.
- Вы шутите! - недоверчиво покачала головой Лада.
- И не думаю! В принципе, то, что порка, повышает эластичность кожи и помогает против целлюлита - неоспоримый факт. А похудание - это уже не проблема. Женщины, которые ко мне ходят, стараются выглядеть для своего Господина как можно лучше, меньше едят, больше занимаются спортом, так что, кому надо, худеют сами по себе, чисто автоматически. Как видите, народ я не обманываю, никогда этого не практиковал... Ну со временем, правда, отпала необходимость делать упор на побочные эффекты. Теперь ко мне идут в основном женщины, заинтересованные в духовном совершенстве, а не в физическом. И в этом смысле они на все сто процентов могут рассчитывать на мою помощь, потому что свою важнейшую задачу я вижу именно в воспитании. То есть ни порка, ни другие, подчас довольно суровые наказания, которым я подвергаю женщин, не являются для меня самоцелью. Главное - формирование характера, быстро и легко достигаемое посредством моих методов. Иногда нескольких сеансов бывает достаточно, чтобы превратить хмурую и вечно всем недовольную дамочку в кроткого ангела, исключительно приятного в обращении и безропотно сносящего любые жизненные неурядицы. Налицо польза - и для окружающих и для неё самой, потому что каждый человек стремится к совершенству и к гармоничному развитию собственной личности. К этому я своих клиенток и веду... Постойте, - Гончаров нахмурил брови и откинулся назад в кресле, - вам не кажется, что мы чересчур углубились в теорию? Это не в моих правилах. К тому же, есть вещи, которые трудно объяснить на пальцах. Поэтому будет лучше, если вы своими глазами понаблюдаете за тем, как я работаю.
- А можно? - осторожно спросила Лада, ощущая, как её сердце встрепенулось радостным волнением.
- Обычно я занимаюсь с клиентками один на один и при всём желании не могу нарушить гарантированную фирмой конфиденциальность наших встреч присутствием третьего лица. Но есть одно исключение, а именно, когда женщина не просто посещает меня раз или два в месяц, как парикмахера или зубного врача, а остаётся здесь на круглосуточный курс воспитания, о котором я сегодня уже упоминал. В этом случае она обязана заключить специальный договор, дающий мне на определённое время неограниченную власть над ней. Естественно, после этого мои действия не сковываются уже никакими правилами. Она должна стерпеть от меня абсолютно всё. В том числе и позволить кому-либо другому наблюдать за тем, что я с ней делаю. Обычно, правда, клиенток, желающих подписать этот договор не очень много: во-первых, далеко не каждая отважится на такое, у большинства ведь семья, дети - как им объяснишь? А во-вторых, услуга эта, как я говорил, очень недешёвая и не всем по карману. Но вам повезло: завтра как раз в моё распоряжение поступает одна женщина, которая подписала договор на целый месяц. Вот этим мы и могли бы воспользоваться.
Лада почувствовала лёгкую дрожь, холодком пробежавшую вдоль тела. Она не очень-то верила в возможность описанного Сергеем Михайловичем договора, от которого веяло почти средневековым укладом, но, в то же время, не могла себе представить, что Гончаров врёт. Оставалось только кивнуть:
- Да, мне это было бы очень интересно. Не для газеты, конечно, а так...
- Почему же не для газеты? Вы что думаете - я стыжусь своей работы? - он зафиксировал на Ладе упрямый, требовательный взгляд, который будто хотел вытянуть что-то из глубины её глаз. - Совсем напротив: если ваши читатели хотят узнать настоящего Сергея Гончарова, вы просто обязаны рассказать им в том числе и о том, чем я сейчас занимаюсь.
- Хорошо, - тихо проговорила Лада, опуская ресницы. - Только... надеюсь, той женщине не будет неприятно, что я на это смотрю... - она нервно прошлась ногтями по кожаной поверхности диванчика.
- Естественно, ей будет неприятно! Но пусть вас это не волнует. Она за тем сюда и пришла, чтобы ей сделали неприятно. И как можно скорее! Вчера, вы видели, не могла дождаться, пока её ко мне пропустят, ревела в приёмной.
- Так это будет она? - удивлённо спросила Лада, действительно припоминающая зарёванную женщину в приёмной, хотя после того, что ей показал и рассказал сегодня Гончаров, удивляться тому обстоятельству, что именно эта клиентка поступит завтра в рабство, вроде бы, не было особых причин.
- Да, очень нестабильный экземпляр, - как бы осуждающе покачал головой Сергей Михайлович. - Я этого вообще-то не люблю и не взял бы её, пожалуй, даже, но, с другой стороны, каждому надо дать шанс, а потом уже смотреть, что из этого выйдет. Она уже брала у меня несколько сеансов флагелляции, то есть попросту - порки, но ей всё казалось мало. Ну а когда эта барышня узнала про возможность такого вот круглосуточного пребывания в моей власти, тут же загорелась этой идеей. Я предупреждал её, чтобы сначала хорошенько подумала, ведь это не в самолёт сесть и в отпуск укатить. Но куда там? Плачет, рыдает, говорит, что только что уволилась с работы, расторгла контракт с владельцем своей квартиры, заняла повсюду денег на оплату пребывания здесь и, если я немедленно не возьму её к себе, то она и не знает, как ей теперь дальше жить и куда в ближайшее время податься. Ну что ж, я не изверг - церемония приёма состоится завтра в восемь.
- Опять в восемь? - Лада не удержалась от недовольной гримасы.
- И не опаздывайте, - предупредил Сергей Михайлович, не обратив внимания на её замечание. - А теперь извините, нам придётся распрощаться: у меня впереди ещё много работы...
На этот раз лифт, который вёз Ладу вниз, останавливался чуть ли не каждую секунду, подбирая всё новых и новых пассажиров, также желающих переместиться на первый этаж.
"Что там у них такое? - раздражённо подумала Лада, качая головой. - Час-пик что ли?.. Надо же было так высоко забраться! - упрекнула она мысленно Гончарова. - И так низко пасть!" - прибавила она неожиданно сама для себя, имея в виду его ремесло.
Лада шла по улицам квартала Сохо, до сих пор сохранившего за собой имидж прибежища нью-йоркской богемы. Влажные разноцветные листья, покрывавшие тротуар, легко поддавались нажиму каблучков её сапожек и дарили ей ощущение прогулки по мягкому, ворсистому ковру. Около часа назад стемнело, но вокруг было достаточно света, благодаря огонькам, переливающимся в окошках баров и кафе. Лада краем глаза скользила по ним, стараясь подсмотреть, что происходит внутри, но матовые стёкла не позволяли разглядеть деталей. В большинстве случаев она различала только плотно сгрудившиеся у столиков, оживлённо жестикулирующие силуэты. То и дело наружу вырывался приглушённый ставнями смех. Лада была благодарна этим людям за то, что они не несут своё веселье наружу, а переживают его в тесном дружеском кругу, оставляя в мире место для задумчивой меланхолии.
Но вот впереди показалась особенно яркая полоска света, озарявшая довольно внушительный участок тротуара. Выливалась она из распахнутой настежь двери, возле которой собралась небольшая группа молодых людей и девушек, вероятно, только что покинувших свои автомобили и оттого одетых в неприкрытые куртками или плащами элегантные костюмы. Подискутировав о чём-то между собой, они скрылись за гостеприимно раздвинутыми створками дверей, которые вслед за этим приняли в себя ещё несколько подоспевших к подъезду компаний.
Поравнявшись с лучом света на мостовой, Лада чуть замедлила шаг, будто ожидала, что её кто-то окликнет, как это в действительности и произошло.
- Мисс! - услышала она голос девушки, стоявшей у распахнутых дверей. - Проходите, пожалуйста! - девушка указала ей рукой вовнутрь.
После секундного колебания Лада последовала её приглашению, хотя и не была уверена, что сделала правильный выбор: кто знает, что там находится и для какой цели её позвали?
Внутри было очень душно (Ладе тут же пришлось сбросить с себя куртку и повесить её на руку) и почти совсем темно (свет, как оказалось, исходил не из самих помещений, а всего лишь от фонарика над входом). Она сразу оказалась в тесной толпе, двигающейся куда-то вперёд, без особого энтузиазма, но с настойчивым нажимом. Лада поддалась этому движению, которое влекло её глубоко в темноту и неизвестность, туда, где она уже не могла ничего различить. Ей показалось, что они заходят в узкий туннель. Зачем? Почему? Ведь ещё пару минут назад она спокойно брела по улице, имея возможность в любой момент заглянуть в карту города, вычислить своё точное местоположение и повернуть назад в гостиницу. Но теперь все ориентиры потеряны. Нельзя не то что повернуть, но даже и повернуться довольно затруднительно: сзади уже дышат в затылок идущие следом, давая понять, что останавливаться или замедлять ход они ни при каких обстоятельствах не собираются. Мысль об абсолютной необратимости всего происходящего повергла Ладу в состояние сладкого напряжения и заставила быстрее и решительнее двигаться навстречу тому, что ждало её впереди.
Постепенно туннель, в который они углублялись, начал наполняться таинственным гудением. Вернее, это было даже не гудение, а какой-то неправдоподобный, не существующий в живой природе звук, не имеющий на человеческом языке определённого названия. Звук становился всё громче, извилистее, распадался на множество отдельных нюансов, которые потом вновь сплетались вместе. В конце концов Ладе стало казаться, что он исходит не откуда-то извне, а рождается внутри неё самой. По мере продвижения вдоль туннеля окружавшее её кольцо темноты стягивалось всё плотнее, она уже едва различала людей идущих рядом и предчувствовала, что вот-вот совсем потеряет ощущение времени и пространства.
Но вот впереди что-то замерцало. Или ей просто показалось? Нет, где-то там, вдалеке, действительно находился источник света, такой слабый, что глаз отказывался стопроцентно гарантировать его существование. Но Ладу было уже не разуверить: сердце подсказывало ей, что впереди действительно есть что-то, что оправдывает этот мучительный и опасный путь. Не может не быть.
Прошло ещё несколько секунд, и Лада облегчённо вздохнула: сердце не обмануло её - всё новые и новые огни вспыхивали на горизонте, распускаясь, как цветы из сгустков темноты. Однако ей по-прежнему не удавалось определить, что именно стоит за этими огнями. Может быть, она просто каким-то образом оказалась в открытом космосе, и вокруг неё усеянная звёздами Вселенная?
Но нет, огни постепенно наполнялись близким и понятным материальным содержанием: Лада уже различала очертания причудливых светильников, парящих в воздухе на всём протяжении просторного зала, в который теперь плавно перешёл узкий коридор. Она даже стукнулась головой об один из них и испуганно отпрянула назад. Но заметив, что другие тоже натыкаются на светящиеся объекты, ничуть при этом не смущаясь, а, напротив, норовя использовать случайное столкновение для того, чтобы беззастенчиво ощупать мешающийся на пути предмет, Лада немного успокоилась и, подобно им, протянула руку для прикосновения к озарённой светом стеклянной фигуре. И снова её ждал сюрприз: хрупкое стекло оказалось вделано в жёсткую металлическую оправу, которая оптически сливалась с темнотой и оттого поддавалась исследованию только через осязание. Острые концы проволоки, которой были обмотаны металлические части светильника, больно царапали пальцы. Но, тем не менее, Лада была счастлива ощутить грубое трение на своей коже, ведь это означало, что она не затеряна где-то в тёмной неизвестности и в её руках находится вещественное тому доказательство. Почти с детским восторгом созерцала она свою добычу, замирая от преклонения перед нежным светом, струящимся на неё изнутри загадочного объекта...
Внезапно темнота, до сих пор заполнявшая пространство между отдельными огоньками, исчезла, как сдёрнутое с кровати покрывало, обнажив прозаические подробности помещения, вроде дощатого пола, неровной кирпичной кладки стен и огнетушителя в углу. Свисающие с потолка светильники потеряли свой торжественный, почти ритуальный ореол и производили теперь впечатление вполне нормальных люстр, сработанных, правда, в неоспоримо оригинальной манере, основанной на сочетании стекла с другими, подчас несовместимыми с ним материалами: там плыл в воздухе прозрачный кораблик с резиновыми мачтами, тут раскачивалась на кабеле стеклянная птичка с войлочными пёрышками... Висевшая над Ладой модель представляла собой нечто абстрактное, состоящее из светящегося шара и окутывающих его бесформенных металлических элементов.
Все присутствующие зааплодировали. Музыкант, стоявший на небольшом помосте, нажатием кнопки заставил замолчать синтезатор, который, как оказалось, и распространял до сих пор по помещениям так взволновавшие Ладу звуки. В зале появились люди, несущие в руках подносы с бокалами шампанского. Лада сообразила, что попала на вернисаж в одну из многочисленных в этом районе галерей. Светящиеся объекты над головой - всего лишь выставочные экспонаты, переход по тёмному туннелю - часть тщательно подготовленной программы, посвящённой открытию новой экспозиции.
Ладе не хотелось здесь больше оставаться. Она отклонила предложенный ей бокал и поспешно направилась к выходу. Туннель, который она только что пересекла вместе с другими посетителями, оказался при ярком электрическом свете не слишком длинным, хотя и неприятно узким коридором, соединяющим выставочный зал с вестибюлем. Быстро выбравшись на улицу, Лада почувствовала удовольствие от встречи со старыми знакомыми - неторопливыми вечерними сумерками: им она доверяла больше, чем суетливой публике, нежащейся в ослепительной вернисажной атмосфере.
В гостиницу возвращаться не хотелось: там её никто не ждал. Пройдя ещё несколько кварталов в неопределённом направлении, она остановилась, не зная, имеет ли смысл дальнейшая прогулка... Внезапно её внимание привлекла к себе точёная башенка знакомого небоскрёба, озарённая огнями ночной подсветки и отчётливо вырисовывающаяся где-то вдалеке на фоне неба, окрашенного мутными рентгеновскими тонами. Лада и не подозревала, что дом Гончарова может быть так хорошо виден на расстоянии, даже конкурирующие небоскрёбы не заслоняли теперь его верхушку.
Она улыбнулась: ей стало безумно хорошо от сознания того, что в этом гигантском сооружении есть кто-то, кто знает её и, наверняка, думает о ней. Быть может, прямо сейчас...
Следующим утром Ладе совсем не пришлось ждать в приёмной. Улыбающаяся секретарша тут же попросила её в кабинет к Гончарову.
"Тоже мне, - не без досады подумала Лада, недоверчиво косясь на секретаршу. - Знает ведь, что здесь делают с женщинами, и ещё улыбается..."
Сергей Михайлович уже шёл ей навстречу:
- Пришли всё-таки? Мы чуть без вас не начали.
- Так сейчас же ровно восемь, как и договаривались... - попыталась оправдаться Лада.
- Если вам предстоит что-то важное, - назидательно заметил Гончаров, - нужно приходить с запасом. Вообще, являться впритык довольно невежливо.
Лада хотела возразить, что она уже дважды приходила вовремя или даже чуть раньше и каждый раз Сергей Михайлович заставлял её долго ждать в приёмной. Но, подумав, сказала только:
- Извините.
Сергей Михайлович ничего не ответил. Сделав ей знак следовать за ним, он открыл конспиративно сливавшуюся со стеной белую дверь и вступил в свои владения, не пропустив её вперёд, как накануне. Ещё из-за его спины Лада заметила ту самую женщину, которую мельком видела ещё в первый день плачущей в приёмной Сергея Михайловича. Она сидела на полу, опустив голову и упёршись подбородком в колени. Впрочем, увидев Гончарова женщина тут же вскочила на ноги и прочно зафиксировала на нём свои жёлтые, полупрозрачные глаза, в которых теплилось какое-то по-детски беспомощное, кроткое удивление. В следующую секунду она сообразила, что Мастер пришёл не один, и взглянула на Ладу, но совсем по-другому: недоверчиво и вызывающе, почти злобно. Ладе стало ужасно неприятно: она уже начала жалеть, что позволила втянуть себя в это мероприятие.
- Не бойся, Кимберли, - обратился Сергей Михайлович почти ласково к своей клиентке, - это журналистка из России. Она хочет посмотреть, как я тебя воспитываю.
Кимберли тут же потеряла к Ладе всякий интерес и больше не смотрела в её сторону. Зато Лада, воспользовавшись этим, теперь с откровенным любопытством разглядывала женщину передающую себя во власть Гончарова. Ей было минимум тридцать, но, скорее всего, около тридцати пяти. Короткие пепельные волосы, давно уже требующие повторной стрижки, невыразительное лицо без тени косметики - она явно не относилась к тем клиенткам, которые по рассказам Гончарова стараются выглядеть как можно лучше для своего Господина... Одета Кимберли была довольно странно, но Лада едва ли решилась бы списать это на отсутствие вкуса: весь наряд выглядел настолько нелепо, что с трудом верилось, что это случайность, а раз нет, то значит здесь, возможно, присутствует какая-то задумка, быть может, специальный стиль, который человеку непосвящённому просто трудно сразу воспринять. Так или иначе, на Кимберли была ярко-красная футболка с длинными рукавами и крупномасштабным изображением Че Гевары на груди, заправленная в коричневую мини юбку, из-под которой торчали чуть расставленные ноги с выступающими атлетическими икрами, затянутые в эластичные колготки телесного цвета и заканчивающиеся забрызганными грязью кроссовками, напяленными на белые шерстяные носки.
Сергей Михайлович отворил ключом деревянный шкаф и приказал Кимберли сложить туда свою одежду. Она скинула сначала кроссовки и носки, затем спустила колготки одновременно с трусами и стащила через низ юбку. Лишь после этого настала очередь ярко-красной футболки. Наконец Кимберли расстегнула белый лифчик нейтрального покроя, обнажив крупные, на вид мягкие, сильно отвисавшие груди. Все свои вещи она небрежно закинула в шкаф, даже не попытавшись прибегнуть к помощи плечиков или хотя бы аккуратно расправить Че Гевару на полке.
Лада с интересом исследовала взглядом её фигуру, не зная в точности, какую оценку дать этому женскому телу, выставленному теперь на свободное обозрение: с одной стороны, Кимберли могла похвастаться абсолютно плоским, натренированным животом, с другой - узкие бёдра, почти совсем не расходящиеся от талии, и широкие плечи с сильными руками придавали ей, несмотря на крупные груди, нечто мужеподобное .
Гончаров снова запер шкаф и указал Кимберли на винтовую лестницу. Она тут же поняла, что от неё требуется, и стала покорно подниматься наверх. Сергей Михайлович следовал за ней своим уверенным, громким шагом. Специального приглашёния для Лады не поступило. Могло показаться, что о ней совсем забыли, и, останься она внизу, никто бы не обратил на это внимания. Тем не менее, Лада также взошла на второй ярус, в уже знакомую ей гостиную.
Сергей Михайлович сел на возвышавшееся в центре наподобие трона деревянное кресло, приказав Кимберли опуститься на колени на низкий журнальный столик у его ног, что та беспрекословно и исполнила. Ладе было неудобно стоять в такой ситуации и, поскольку на её счёт по-прежнему не поступало никаких распоряжений, она потихоньку опустилась на кожаную скамеечку у стенки.