|
| |
| |
Смутные знаки воды: в пасти ночи разбитые лбы,
вздохи на черной подушке синих мальчика теней,
шорохи клена, шаги в заброшенном парке,
звуки концерта, что стихают на лестнице в доме,
а может, это луна, тихо взбираясь, считает ступени.
Нежное пенье монашек в ветшающей церкви,
голубая с дарами святыми шкатулка, чьи медленны створы,
звезды, что падают сверху в мои костяшки-ладони,
быть может, еще движенье сквозь покинутость комнат,
голубая мелодия флейты в орешнике - тихо-тихо.
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
Зеленое лето истаяло тихо,
чуть слышно; сквозная хрустальность.
Приняли смерть цветы у вечернего пруда.
Черный дрозд бросает испуганно зовы.
Жизни надежда - напрасна. Ласточка в доме
в путь собирается дальний.
В холм погружается солнце,
ночь уже намекает о странствиях звездных.
Тихи деревни, звучно окрашены рощи,
всеми забыты. Сердце,
мягче, нежнее склонись
над невинно уснувшей.
Зеленое лето истаяло тихо,
чуть слышно; звонок шаг чужеземца
в серебряной ночи.
Запомни синюю птицу тропы его дикой,
блаженного пенья его молитвенной жизни!
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
Одинокими часами Духа
хорошо идти под солнцем
вдоль желтых стен лета.
Тихо звучат шаги в траве; в мраморе сером
сновидения отпрыска Пана всё еще длятся.
По вечерам на террасе
мы опьяняем себя темным вином виноградным.
Красным огнем персик рдеет в листве;
мягкая поступь сонаты; смеха свеченье.
Ночи молчанье прекрасно.
По туманной равнине
навстречу движутся нам пастухи и белые звезды.
Осень приходит и вместе с ней - созерцанье
трезвой прозрачности рощи.
Блаженно бредем вдоль ржавеющих стен
и изумленными взорами следуем птиц перелетам.
По вечерам опускаются белые воды в свои погребальные устья.
В голых ветвях светится небо.
Чисты крестьянские руки, несущие хлеб и вино нам.
Мирно плоды дозревают в солнечной дреме.
О, как серьезны лица возлюбленных мертвых!
И блаженна душа в созерцаньи правдивом.
Необъятно и мощно молчанье опустевшего сада;
юный послушник в венке из листвы темно-бурой
тихо пьянеет, вдыхая морозное злато.
Прикосновенье рукою к древности голубеющей влаги
или в холодную ночь - к белым сестринским лицам.
Как гармонично, как тихо это движенье мимо дружеских окон,
где - одиночество, кленов шуршанье,
где, быть может, все еще дрозд поет свою песню.
В сумерках призрачен человек и прекрасен.
Изумленно он движет руками, ногами,
а в пурпурных гротах медленно вращаются очи.
К ночи в черном ноябрьском хаосе
затерялся чужак-незнакомец,
в гуще ломких ветвей, вдоль богатой настенной проказы;
здесь монах проходил незадолго,
в своего сумасшествия нежные струны всецело ушедший.
О, как одинока кончина вечернего ветра!
Испуская дыханье, он голову клонит на сумрак оливы.
Потрясающа гибельность рода людского.
В этот час наполняются золотом звезд
созерцателя очи.
Вечером тонет игра колокольная; молчь и беззвучье.
Черные стены на площади города рушатся.
В храм зазывает мертвый солдат.
Ангелом бледным
сын возвращается в дом своих предков, тот - пуст.
В даль среброликую к старцам сёстры ушли незаметно.
Ночью, проснувшись, он их встречает под колоннадой в прихожей:
только что возвратились с грустных паломничеств дальних.
Но в волосах их, о бог мой, - грязь, нечистоты и черви!
Это он видит, стоя вблизи; в серебре его ноги.
А в это время из комнат пустых удаляются мертвые тихо.
О, эти псалмы их в огненном шуме дождя полуночном!
Мерно холопы хлещут их кроткие очи крапивой;
детские кисти бузинные изумленно склонились
над опустевшей могилой.
Тихо свершают свой круг пожелтевшие луны
по лихорадке простынной того, кто еще только отрок;
не подступили безмолвные зимы.
Молча Кедрона высокий удел опускается к кедру,
вот он раскинулся в плавности линий - отпрыска кротость -
под голубыми бровями отца размышляя.
Там по пастбищам ночью пастух ведет свое стадо.
Или, быть может, это крики во сне,
в том сне, где бронзовый ангел, в роще застав человека,
плавит плоть его - тело святого -
на раскаленной решетке.
Виноградником пурпурным стены увиты глиняных хижин
и снопами, поющими ветру, желтого жита.
Пчелы жужжат, журавлей одиноких пролеты.
По вечерам на скалистых тропинках - внезапные встречи воскресших.
Прокаженные, в зеркало будто, смотрятся в почерневшие воды,
а потом одежды свои, провонявшие гноем и гнилью,
открывают, стеная, бальзаму упругого ветра -
он со склонов летит, где розы в полном расцвете.
Легкостройные девы наощупь ночь изучают
по переулков извивам, словно пастыря милого ищут.
По субботам в хижины входит нежное пенье.
Пусть расскажет им песня про того мальчугана,
про безумье его и про седые его брови,
и про его уход, и про его тленье,
когда раскрылись внезапно глаза его во всей своей сини.
О, как печально мне это с ним, в тихих напевах, свиданье!
Ступеньки безумия в комнатах черных,
древние тени в дверях, распахнутых настежь.
Здесь душа Гелиана себя созерцает в зеркале отсвета розы,
снег и проказа сыпятся вниз с чела Гелиана.
На стенах нет уже звезд, все звезды потухли.
А вместе с ними и белые призраки света.
Прах человечий могильщик бросает наверх, на зеленые травы.
Глухо молчат, завалившись, кресты на медленных склонах.
Ладана сладость в пурпуре ветра ночного.
Очи ушедших разбились, ртов обнажились черноты.
И покуда их внук, плавно сойдя в помраченье,
одинокую думу молчит о конце неизвестно-кромешном,
тихо Господь над ним голубые веки смыкает.
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
Золотые подсолнухи,
Всем сердцем к смерти склоненные,
О кроткие сестры
В тишине - вот она -
Гелиана кончается год
Год свежести гор.
Лоб упоенный его
От поцелуев становится белым
В то время как некто Другой
Цветы золотые печали
Духу приносит и прочит
Безмолвию тьмы.
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
Дома пустынность; в комнатах - осень;
Лунносветье сонаты,
Внезапное пробужденье на краю рассветного леса.
Неотступные мысли о лике седом человека,
Что оставил в далекой дали суматошное время;
Над сновиденным нежно склонилась зеленая ветка;
Крест и вечер;
Обнимают поющего звезд его пурпурных руки,
Прикасаясь к пустынно-заброшенным окнам.
Так что дрожь пробирает во тьме чужестранца,
Когда тихие веки свои поднимает
Поверх человечьего он, как далеко уж оно;
Голос серебряный ветра в прихожей.
Хоенбург - название поместья Рудольфа фон Фикера
неподалеку от Инсбрука.
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
Пешее странствие по смеркающемуся лету
Мимо снопов пожелтевшего жита. Под свежебеленою аркой,
Где ласточка бойко порхала, пили вино обжигавшее мы.
Как прекрасно: тоска и пурпурный хохот.
И вечер и запахи зелени смутно-неведомы
Охлаждают ознобно пламенность наших голов.
Серебристые воды по леса ступеням текут,
По ночи и по жизни в молчании этом забытой.
Друг; тропинка в деревню сквозь гущу листвы.
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
Голубея, дымится весна; меж деревьями - о, как сосут! -
Смутно-неведомость движется в вечер, в закат,
К нежным плачам дрозда приникая всем слухом.
Молча появляется ночь, зверь, кровавящий след свой,
Медленно никнущий рядом с холмом.
В воздухе влажном цветущей яблони ветви дрожат;
Серебрясь, растворяется всё, что сплелось,
Медленно гаснет в глазах, куда вошла ночь; падучие звезды;
Кроткий детства псалом.
Призраком спящий спускался к черному лесу;
И запел из земли ручей голубой,
Едва тот неслышно белые веки поднял
На заснеженном лике.
А луна за зверем красным гналась
От самой пещеры;
Сквозь стоны он умер; смутны женские плачи.
Тот, что светился, к звезде своей руки воздел,
Седой чужестранец;
Молча покойник оставил дом разрушенный этот.
О, прогнивший проект человека: структура холодных металлов,
Ночь и ужас лесов затонувших
И пылающей чащи звериной;
Ни дуновения в душах.
На чернеющей лодке Другой спускался по мерцанью потока,
Пурпурных звезд был он полон; зазеленевшая ветка,
Благословляя, на него опустилась,
Мак из серебряной тучи.
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
|
| ЗАКАТ
5-я редакция |
| |
Карлу Борромеусу Хайнриху
Над озером белым
Вдаль потянулись дикие птицы.
Вечером ветр леденящий задул от наших созвездий.
Над могилами нашими ночь
Склонила проломленный лоб свой.
Под дубами качаемся в лодке серебряной мы.
Стены белые города непрерывно звенящи.
Под терновыми сводами, брат мой,
Мы слепые стрелки часов, что взбираются в полночь.
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
Синева моих глаз затухла в этой ночи,
Красное золото сердца моего. О, как тихо сгорел этот огнь!
Твой плащ голубой укрыл упавшего вниз.
Пунцовый твой рот печатью скрепил погружение друга во мрак.
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
Ночь; как в комнате тихо.
Серебристо мерцает подсвечник.
Дыхания песня;
Одиночество;
Розовых туч волшебство.
Стаи мушиной круженье
Затемняет пространство из камня.
До предела наполнена
Мукою дня золотого
Голова чужестранца.
Недвижимо темное море.
Звезда и чернеющий след
Исчезли в Канале.
Дитя, твоей боли улыбка так тихо
В сон погрузилась со мной.
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
Красные часы распада
Дня под вечер, ветра рвенье,
Где в сплетеньях винограда
Свили гнезда привиденья.
Как в оковах стонут ставни,
Пыль танцует в мерзких стоках,
Гонит облачную стаю
Молния, сверкая в стеклах.
Зеркало пруда разбито,
Чаек крик в оконной раме,
Всадник огненный копыто
Вбил, взметнув над елью пламя.
Сонм больных охвачен страхом.
Синь ночного оперенья
Вдруг прорвал единым махом
Дождь серебряным сеченьем.
перевод Марины Павчинской
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
На небе - стая облаков
Пушистых, нежных - вечер жаркий,
Поет фонтан в тиши веков,
Гуляют пары в старом парке.
Все глуше птичьи голоса,
И мрамор предков тронут тленьем,
И фавна мертвые глаза
Следят за уходящей тенью.
Осенний лист в окно летит
И кружит как живая птаха.
Жизнь отсветов огня дрожит,
Живописуя грезы страха.
Пришелец белый входит в дом,
Навстречу мчится пес лохматый.
Потушен свет, и все кругом
Во власти льющейся сонаты.
перевод Марины Павчинской
[оригинальный текст]
|
|
| |
| |
1
Мать вынашивала дитя под белой луной,
в орешника тени и вековой бузины,
хмельная от маковых соков и плача дрозда;
и тихо склонялся над ней
в состраданье лик бородатый,
едва заметный в туманности окон; и старые
праотцев вещи
лежали дряхлея; любовь, осень, мечты.
Стало быть - смутный день года, печальное детство,
когда опускался тихо мальчонка к водам прохладным,
к серебряным рыбам;
Покой и Лицо;
когда ж, каменея, он бросился перед бешеными вороными,
в серой ночи над ним его звезда начала восходить.
Или: когда он подле руки материнской замерзшей
шел сквозь погост осенний Петера Санкта,
нежный покойник, тихо лежавший в сумраке склепа,
вдруг приподнял на него свои холодные веки.
И все же был он маленькой птичкой в голости веток,
колокольной игрой ноябрьских вечерий,
молчаньем отцовским, когда во сне
спускался винтом по лестнице в дымке рассветной.
2
Покой на душе. Одиночество. Зимний вечер,
смутные пастухов силуэты у старого пруда;
дитя в шалаше из соломы; о, как незаметно
упадал этот образ в черноту лихорадки.
Священная ночь.
Или когда он, подле сильной отцовской руки,
молча взбирался на угрюмость кальварской горы, *
то в брезжащих нишах межскальных
ритмами своего мифа шла голубая фигура,
а из раны под сердцем пурпурно кровь струилась.
О, как неслышно крест воссиял в смутной душе!
Любовь; по черных углам - таянье снега,
весело покачиванье старой бузины голубым ветерком,
плотные своды лещины;
тогда-то мальчугану явился неслышно алый ангел его.
Радость; в прохладе гостиной - вечерней сонаты звучанье,
из серебряной куколки на коричневеющей потолочной
балке выползала бабочка голубая.
О близость смерти! В каменную кладку стены
уперлась желтизна верхушки, замолчал ребенок,
и в том же марте зачахла луна.
3
Алые пасхальные колокола в склепе ночи,
серебряные голоса звезд,
благоговейно стерты они темным безумьем
с уснувшего лба.
О, как тихо скольжение вниз по синей реке,
оживленье смыслов забытых, когда в зеленых ветвях
дрозд в закат Чужестранность позвал.
Или: когда он возле костлявой старца руки
вечером шел вдоль ветшающих стен городских,
некто в черном плаще пронес розового младенца,
тогда-то под тенью лещины внезапно дух зла и явился.
Движенье наощупь по зеленым лета ступеням. Как незаметно
сад одряхлел в бурой осенней тиши,
ароматы старых кустов бузины; о, эта тоска их,
когда в тени Себастьяна голос серебряный ангела умер.
* Кальварий - место, обычно специальный сад на горе,
где верующими католиками инсценированы с помощью икон, скульптур и т.п.
муки (страсти) Христовы. Слово восходит к латинскому "calvaria",
что в свою очередь - к арамейскому "golgota". (Прим. перев.)
перевод Николая Болдырева
[оригинальный текст]
|
Приложение:
Николай Болдырев: Грезящий Себастьян Тракль
Мартин Хайдеггер: Язык в поэме. Истолкование (поиск местности) поэзии Георга Тракля
|
© Николай Болдырев, Марина Павчинская, перевод, 2007-2025.
Сергей Слепухин, иллюстрации, 2007-2025.
© Сетевая Словесность, 2008-2025.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Ашот Наданян. Подстриженные мысли [Когда он сказал: "Держу пари!", – она бросилась к нему на руки и согласно воскликнула: "Держи, парю!"] Владимир Буев. "Бог его знает, что несешь, стоя с утра под душем..." [Репортаж с творческого вечера Родиона Белецкого в Булгаковском доме в литературном салоне Андрея Коровина.] Людмила Свирская. Я успела в последний вагон [Я успела в последний вагон, / Задыхаясь, стою на подножке. / Позади расставания звон, / Поцелуев прилипшие крошки...] Ольга Андреева. Ищу, на что бы опереться [Что ты нахмурилось, лето? Гляди веселей – / рябью запуганной тихой реки-недотроги, / ровным пробором лимонно-зелёных полей, / схваченных узкой серебряной...] Елена Ханова. Разновеликие цветы [...и я распахну тебе настежь вчера. / Останься, такие теперь вечера, / что время густеет, а воздух сластит. / И кажется, можно любого спасти...] Айдар Сахибзадинов. Синёва: и Осенний сон. Два рассказа [Однажды в скорбный миг пролетают в мозгу человека все события жизни, мерцают лица, лица, – и память выбирает кого-то значимого, чистого, обычно из непорочного...] Яков Каунатор. Времена не выбирают [О поэзии и пророчествах Булата Окуджавы. Эссе из цикла "Пророков нет в отечестве своём...".] Николай Милешкин. "Самый главный процесс – отделение тьмы от света..." [Многие считают группу "Тёплая Трасса" культовой. Кто-то говорит, что в её песнях слишком много Егора Летова и Романа Неумоева. С основателем и лидером...] Дмитрий Гвоздецкий. Мой сын напишет не хуже [однажды твоим именем / назовут литературную премию / ни один лауреат которой не прочитает / ни одной твоей строки] Георгий Жердев. Четыре четверти [кто словом / овладел / / наплодит / словечек] |
| X | Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|
