Светский волк, серый лев, из лесов капитана Жиглова,
обнажающий "паркер" и стали дамасской топор,
помечая мочой свой метраж бурелома жилого,
запиши на манжетах, храни и тверди: "Мутабор!".
Мутабор - это прямохожденье смешных и субтильных,
это аверс и реверс двери, т.е. выход и вход,
аварийное всплытие в сне или просто будильник
с циферблатом в полжизни, сигналом одиножды в год.
Мы врубились в семантику птичьих, взахлеб, междометий,
понимаем речь рыб, что набрали воды морской в рот.
неолита акцент в популяции уж не заметен,
а вожак стаи стар, а Гауф, как сказочник, врет.
Впервые пели про хеппи кристмасс
у разных елок. Еще не кризис,
мы разминулись - и вся проблема -
меж новостройками Вифлеема.
Я обращаюсь к тебе по факсу,
еrgo, мы входим в иную фазу.
Уже исчез - облизнулись волки -
олень с капота и сами "Волги".
Цена исконной, как имя Вани,
бутылки с пятой графой в названьи
уже не кратна рублю Госбанка,
троице Петька, Чапаев, Анка
и мушкетерству, в котором Вицин
предполагает двух види, вици.
Милости просим в Мальборо кантри!
Курс указует не компас - кантор.
Что ж, Бальтазар, если встретишь Гаспара,
передавай, что три валенка - пара.
Ваш Мельхиор. И постскриптум: к прочей
обуви вряд ли относится. Прочерк.
Если нужна наверху звезда,
рисую в заглавии, трижды, да.
Наступил медведь на душу - прохожу себе транзитом,
где наряженною елкой мироздание дразнило.
Боинг сменит кукурузник, четвертуя серафима,
и Останкинская- с башней Вячеслава не сравнима.
Но когда выходит месяц, выймет ножик - и маячит,
и в законе Архимеда не уверен в речке мячик,
давит горло от горючих, как встряхнули кока-колу,
оттого что все - всего лишь, и нельзя игрушек в школу.
Заскулил - выходит басом. Разве повод, что, чужая,
ты раздела шею стрижкой, только холод ощущая,
что, в числителе раздельны - под землей сплелись корнями,
что волхвов авансы сплыли через дырочку в кармане,
что нет истины в кефире, а в трактире нет гармони?
Это железы и музы, аониды и гормоны:
радость слюноотделенья - от скоромного со шкуркой,
и невидимые миру - от короткого окурка.
Когда я чудачил, я был чуть тронут
той, чья спина параллельна трону
из книг, которые вы не листали.
Хоть "стать" в отдаленном родстве со "сталью",
осанка и гибкость присущи розгам,
но как в белый стих переходит проза,
она забиралась с ногами в кресло -
рок-н-ролл мертв, рококо воскресло.
Свет стал честней. Выключатель ныне
задул все свечи, как именинник.
Был хлеб с повидлом, а стал - насущный,
я разеваю жабры на суше,
прикрыв стакан, если льется жидкость.
Люблю чужих жен, как цветы и живность.
Однако, пока мы не околели,
литеру Z, подбородок в колени,
память хранит, учредив опеку,
последнее, как мой карман - копейку,
что долговечней квартиры, дачи:
не разменять, так как нету сдачи.
Злой, как перец; упорный, как червь; и живучий, как вирус,
написавший пером Марш сквозь зубы и Шепотом гимн,
гадкий лебедь однажды в прекрасного коршуна вырос,
исклевал Прометея цирроз, неповадный другим.
Это марш-стиснув-пломбы двоих персонажей, чье завтра -
лишь гипотеза вилами по водным знакам верже.
Словно мышка-норушка махнула хвостом динозавра -
и разбила все их жили-были, яйцо Фаберже.
Жилы были накручены в них на лебедку для баржи,
шито-крыто жилье и белье. Тихой сапой примет-
2ПR передвинутой вазы, зиянье пропажи -
штили пыли, осадок минут, осаждают предмет.
Рафинадная кладка и пряничный домик от пули,
в этой лавке посудной что может быт крепким? Один,
отрицающий сладость своей смолянистой пилюли,
разгоняющий пульс, вместо всякой любви, кодеин.
Пой, синица в руках, про заботу жить-быть, о напрасных
лотерейных билетах (давали на сдачу - отверг).
И на нашей мейн-стрит будет праздник
после неба в алмазах в четверг.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
