а в Москве моей ночь уже так давно
как зима длинная длинная
словно кадры ложатся фантомы снов
в одну сюжетную линию
может стану мудрее еще на фильм
там за титрами Сталкер Тарковский
шестикрыло взмахнет скрипач Серафим
и заплачет хрусталь отголосков
здесь так много историй в одну срослось
километры немого кино
наматывает зима на земную ось
отстраненно... ей все равно
"и мертвые любят", - сигару ко рту
поднося, задумчиво скажет Иосиф...
человек человеку - Овидий, Катулл
или небо, которое, вечность набросив,
как плащ нетленный, пространству на плечи,
пронизано светом, и время любовь
притупляет до бога в тебе, но не лечит,
и ты, просыпающийся в любой
ипостаси: животное? камень? растенье?
слышишь, как гулко саднит у ребра...
и безмолвно на свет, перемешанный с тенью,
глядит в уголке запыленный Рембрандт.
он в лимбе рисует поэтов, в обитель
их каждую ночь в лучах серебра
спускаются ангелы, с ними Креститель-
Иешуа, Понтий, эт сэтэра...
"и мертвые любят", промолвив чуть слышно,
тысячеруко поправит пенсне,
и вдруг обернется в младенца Вишну,
досматривающего сон во сне.
Небо слабеет, данью
туч обложенное со всех сторон.
Проводами связаны зданья,
будто кровными узами. "Старо,
как мир..." - запнется на цитате
дождь, в насмешку словно,
так некстати,
так остро, кратко, так условно,
по скользкой крыше босиком,
по серой штукатурке стен...
О ком ты думаешь, броском
одним мир этот связывая с тем?
Не говори об этом, пусть
твое молчанье льется в реки,
и строфы уплывают в путь
из варяг в греки.
а когда наступило утро обрушился ливень
стали реками улицы рыбами люди
и глядели боги на все свысока лениво
и листая прошлое страшно скучали судьи
а потом раскололась земля как чаша
и от боли ее было некуда деться
убаюкивал Бог на руках качая
колыбельную пел будто младенцу
он ее завернул в плащаницу дождей
расщеплялся на атомы мир до предела осенний
и осталась лишь грусть и осталось лишь свыкнуться с ней
бытиё... день седьмой... воскресенье...
Алексей Смирнов: Концерт на карантине[Вот разные рыбы, - благожелательно отмечал господин Лю, шествуя через рынок. - Вот разные крабы. Вот разные гады, благоухание которых пленяет... / ...]Татьяна Грауз. Прекрасны памяти ростки[Татьяна Грауз о самых ярких авторах второго тома антологии "Уйти. Остаться. Жить", вышедшего в 2019 году и охватившего поэтов, умерших в 70-е и 80-е...]Татьяна Парсанова: Пожизненно. Без права переписки[Всё чаще плачем, искренне, как дети... / Всё чаще в кофе льём слезу и виски... / Да кто же знал, что нам с тобою светит - / Пожизненно. Без права...]Ирина Ремизова: За птицей[когда - в который раз - твой краткий век / украдкой позовёт развоплотиться, / тебя крылом заденет человек, / как птица...]Алексей Борычев: Обречённость[Бесполезная пустота. / Кто-то... Что-то... А, может, нечто... / И весна, как всегда, не та. / Беспричинно бесчеловечна...]Братья Бри: Живой манекен[Прежде я никогда не испытывал тяги к игре, суть которой - заманить чей-то разум, чьи-то чувства в сети, сплетённые из слов. Я фотохудожник, и моё пространство...]Наталья Патроева, Юрий Орлицкий. Настоящий филолог, умеющий писать стихи[В "Стихотворном бегемоте" выступила петербургский ученый и поэт Людмила Зубова.]Сергей Слепухин: Блаженство как рана (О книге Александра Куликова "Двенадцать звуков разной высоты")[Для художника на Дальнем Востоке нет светотени. Здесь отсутствие светотени и есть свет...]Александр Куликов: Стихотворения[В попутчики брал я и солнце, и ветер, и тучи. / Вопросами я и луну, и созвездия мучил. / Ответы на травах, каменьях и листьях прочел, / и кто-то...]Максим Жуков: Она была ничё такая[На Пешков-стрит (теперь Тверская), / Где я к москвичкам приставал: / "А знаешь, ты ничё такая!" - / Москва, Москва - мой идеал...]
