Здравствуй, Федор - и прости гада,
что пишу тебе из середки оленьего стада,
а не звоню оттуда, где вечная заря демократии
сияет омоновскими мышцами калокагатии,
т.е. из Москвы, кастрированный юбилей которой
ты, уверен, справил не с какой-нибудь оторвой,
а в кругу меров, серов, пёров и достоверных потомков
Николая Кровавого Страстотерпца и прочих обломков
хваленого плюсквамперфекта,
включая своего муниципального префекта.
Здесь, в лесотундре, среди ягелей, обласов и блат,
я порой вспоминаю тебя, далекий брат,
той порой, когда стою горой, а не сижу долиной
и не точу на чернолицего свой ножик длинный.
Вот и сейчас я отложил его в сторону -
в ту сторону, куда кланяюсь ворону,
родовому тотему, он же табу,
а прочих птиц я видал в гробу.
Я пишу, а из глаз, демонстрируя отвагу,
течет слеза на бытовую влагу,
чтобы потом в процессе совместного испарения
улетучиться в виде попутного зрения:
так, возможно, тебя увижу
сквозь твердь Оби и Урала жижу,
как ты уютно прилегши на прогретый кан
полощешь слух таго-магою Can.
Сухая канва моего дао-пунктира
с базовым маршрутом от трактира до сортира,
минуя жизнь и театр, актеров и даже актрисок
(на осталась от старого мира лишь пара ирисок),
так вот, основная струя, имеющая четыре фазы
от ревмакардита и включительно до проказы -
это мирный исход из царства вещей
к вещанию леммингам и бурундукам, а заодно
сопутствующим им людям, но
я не Овидий кислых щей -
мне нечего сказать президенту и премьеру,
кроме как послать их к бую в шхеру.
Федор! Как ты витаешь, в смысле жив вообще ли,
видишь ли звезды в красноармейской щели,
зришь ли свет сквозь ментальный прищур,
а также как у тебя окот овцы и яйценосность кур?
Все эти вопросы, а также иные,
Включающие проблемы не только куриные, но и свиные
Живо пронзают интерес к твоей персоне -
умело бодрствующей профессиональной соне,
а попутно подскажи - правы ли те,
кто склоняют народ к апофатической пустоте?
Здесь, в краю поверженных идолов и торчащих вышек
к этим проблемам заметен излишек
праздного притяжения,
несмотря на саженные
шаги православия, вколачивающего слово и дело
так, чтоб всякая тварь по-евонному пиздела.
И ах! Прости за обсценную оговорку
в адрес сакрального, но в мою каморку
по счастию еще не долетела благая весть
и я могу себе позволить околесицу несть.
Впрочем, я сериозно. Жду ответа,
как соловей соловья, как лето - лета,
как призрак коммунизма - продюсера из Голливуда.
Вещай, Айболит.
Твой ворон Карудо.
P.S. И как говорят просвещенные ненцы,
Вздымая чохом изначальные концы:
"Живи, не кашляй, и пусть не калом пахнет
все то, что из тебя бабахнет".
Горят костры.
Это формула счастья.
Горят половые глаза.
Так уходят портовые своды во тьму.
Горят утонувшие книги.
Не время ли сверить часы?
Кедровый хахаль распушил семена,
семиствольный яйцеклад на горизонте.
"Вам суповой набор или плевок в губы?"
О, эта пряная палевая синева меж морщинистых ребер!
Соскочишь - и пушисто-пушисто...
Так что с Новым годом -
и не пытайтесь возражать!!!
А на закуску - отличный стодолларовый поцелуй.
С прибором.
С присыпкой.
С прибавкой к жалованью.
Лежу на диване имени Анастаса Ивановича Микояна.
Здравствуй, Наташка, пишу.
В животе журчит от какого-то кишечного изъяна,
в доме никого, за окном шу-шу-шу.
Там же трепещут древесные былинки, снежная пыль
похожа на муку сквозь сито.
А я лежу как на сильном ветру ковыль
и сердце мое твоими слезами разбито.
Нюрка недавно позвонила из общежития,
где ночевала, чтоб зачет прибить на доску почета -
это хорошо, что линия ее развития
не что иное как коллективная работа.
Она скоро приедет и согреет душу,
на которой мерзлые собаки терзают протухшую солонину,
но до основанья тоску я все равно не разрушу,
ибо твой образ вонзился мне в спину,
словно какой-нибудь нож или стрела никакая -
мучит, терзает, яд пущает по крови.
Видимо, в тебе, Наташка, сила колдовская
или в нас обоих взаимная сила любви -
поди его знай? Меня безвозвратно покинул разум,
только и могу, что озираться, не понимая.
Если по правде, то давно пора КрАЗом
меня переехать в честь 19 мая!
Ты сама-то лечись, не глупи, на нервы
не трать последние силы и сбережения,
вкушай витамины, а не консервы,
слушайся меня, а не дам из своего окружения -
они не похожи на сивилл и пророчиц,
их даже не уподобить компьютерам с интернетом,
и с годами из-под когда-то милых рожиц
выползает у них прагматизм кастетом...
.........
Предыдущую мысль пришлось закончить
абы как, ибо в перерыве вклинилась Нюра
в ее повествование - и я как кочет
курки вокруг захлопотал - как Шура,
то есть как матка моя, готовя пищу и ложе
для бедной девочки - теперь она тихо волнует одеяло
свои дыханием, передающимся коже
и облепившей кожу материи, на кухне шкворчит сало -
это тетя твоя колдует над плитою - и как раз зовет
разделить с нею трапезу, я сходил, за окном природа
сыплет снегом, сбивает мороз, а я, идиот,
сижу, подобный изваянию урода,
и не могу никуда - вот.
.........
Тем не менее с сегодняшнего дня начнется прибыток света!
Даже если умирать, ничто так не радует, как круговорот
великого однообразия: только замкнутая эстафета
служит гарантией того, что палочка не упадет.
Чересчур эротично, ты скажешь? Ну и что же!
Несмотря на аденому, я еще живой
и верю: кое-где кое-как кое-что еще сможет
мой верный товарищ, мой друг половой!
.........
Целую твои глазки, а бровки обнимаю, а ушки
согреваю дыхом, а ножки - чохом,
в ротик сую наилучшие московские сушки,
стенку твою посыпаю горохом,
волосики на голове умащаю мирром,
а не на голове не мирром умащаю,
вслух тебя называю кумиром,
а про себя с пьедестала спущаю,
говорю: не смей, разнюни-нюнина,
рыдать голосами в телефонную трубку.
Куда как лучше иная картина -
где ты воркуешь собою голубку.
...извини за длинноты: то, что длинно,
есть поцелуй, надстрояющий губку!
.........
Теперь сижу на диване, рядом зубрит
физику Нюрка, ноги подо мной согревая,
у нее при этом такой вид,
как будто она материя неживая.
За дверью тетя Тася слушает Сибелиуса
в исполнении певицы Урве Таутс,
для меня, как для истого эста и руса,
это приятно - в небесах витаю
от голоса ейного. А вчера мне другой был голос -
я в клоб ходил по Фединой наводке.
Должен заметить, что Федя по-прежнему холост
и не страдает склонностью к водке,
чего не скажешь о Германе - глушит проклятую,
как и пять и девять и десять лет назад,
несмотря на то, что ведает палатою
реанимации, где люди смертью болят.
Так вот, о клобе - там пела певица
по имени Рада, ей подыгрывал коллектив
волосатых людей. Вряд ли их музыка будет сниться,
неплохо и то, что рвотного позыва
не вызывает она.
Мне больно, что ты так грусна.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
