Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность



ВСЕ  НЕ  ЗРЯ





      * * *

      Теплое дерево гибнет под узкой сталью,
      Дерево не защищается и не хочет,
      Дерево глаз не ширит и слез не мерит,
      Пахнет смолой и усталостью - молча, молча.
      Сталь же - кричит, еле слышно, почти певуче,
      Не защищается тоже, ей, чистой, быстрой,
      В блеске бесстрастном порхать над корой шершавой.
      Боль, и для дерева будет она постелью,
      Будет ему метелью и стылой далью,
      Теплое дерево гибнет под узкой сталью.

      После рождается
         виолончелью.

      _^_




      ФЛЕЙТИСТ

      Ты смеёшься, как бес, приручил свечу, научился спускать курок. Эти шрамы идут твоему плечу, как отметины ста дорог. Ты бежишь, как собака, вперёд и прочь (был бы кто-то, кто мог позвать!), но тебя обожает любая дочь и боится любая мать.
      И, куда б ни пошёл, узнают давно залихватский бездомный свист.
      Это всё так заманчиво, так смешно, но бессмысленно - да, флейтист?

      А в садах её вечно лежит роса, и в чертогах её - хрусталь, она ходит по травам и небесам и рисует водой печаль. Ровен голос её и спокоен сон, и не рвётся послушный стих. Она знает сто тысяч чужих имён, но, конечно, не помнит чьих. Нерушим и прекрасен её покой, пуст и светел уютный дом, словно боги создали её такой и оставили под стеклом.

      Так куда тебе, смертный, её хватать, на неё и смотреть нельзя, разве что излохматив морскую гладь и пустыни избороздя, чтобы там, где шагнул, колосилась рожь, чтоб был жемчуг в твоей сети. Только шёл бы ты лучше куда идёшь, не пытаясь её найти. Ты её не приманишь своей свечой и дешёвым своим вином.
      В горле сухо, колюче и горячо, а вокруг, как всегда, Содом. И ты шепчешь сквозь дым и хмельной туман: может, я не настолько глуп, может, ей тоже хочется дальних стран, так, как мне - её глаз и губ? И я даже, наверное, буду жив, если пламя пройду и лёд, но мне точно не выжить, о ней забыв...
      Только кто ж её разберёт.
      И вот, в пьяном угаре, в слепой тоске ты вдруг флейту берёшь, как меч, и она поначалу дрожит в руке, но себя ведь нельзя беречь. И сначала ты трелью пронзаешь дым, а потом отступает явь. Всё становится сразу таким простым, и ты знаешь, что точно - прав. Будут ветры меняться, срываться дни, все забудут их звук и вкус. Но останется небо, огни, дожди и твой хриплый бездомный блюз. И никто не узнает потом, кому посвящаешь ты этот бой.
      И однажды, пробившись сквозь пыль и тьму, ты увидишь её живой. И тогда ты узнаешь, как ты крылат, и насколько ничтожен страх.
      У неё вдруг окажется грустный взгляд и загар на худых плечах, лебединая шея и тонкий нос, удивлённый изгиб бровей. Будет запах костра у её волос.
      Глупый мальчик, беги за ней.
      От тебя до неё - бесконечный круг, как от марта до ноября.
      Но пока твои пальцы рождают звук, это значит, что всё не зря.

      _^_




      * * *

      Сегодня все, что бывает в мире, я отправляю на все четыре,
      я - странный гость у тебя в квартире,
      давно и без вести приглашен,
      я - пешка, вечная потеряшка, ношу твой взгляд и твои рубашки,
      просыпан пепел, немыты чашки,
      неистолкован вчерашний сон.
      Здесь нет терактов и эпидемий, здесь встало время - да к черту время,
      мы первым делом порвали с теми, кто ловит время на циферблат.
      А мы медлительны, как эстонцы, а мы за руки хватаем солнце,
      а кто последний - всегда смеёется,
      а кто не спрятался, тот крылат.

      _^_




      * * *

      Легче не будет, ты что, ты что. Здесь не бывает легче.
      Вынырнул - воздух хватаешь ртом, путь озаряешь - свечи
      Станут ожогами на руках. В сказках легко - когда-то
      Жил далеко-далеко в веках сказочный император,
      В светлом заоблачном терему, в царстве хмельного лета,
      Двух дочерей принесли ему боги вершин Тибета.

      Время проходит, шумит волна, ветер несёт удачу.
      Младшая любит гулять одна, старшая чаще плачет.
      Птицы из сада почти всегда к младшей садятся ближе.
      Старшая дочка ворчит: ну да, всё достаётся рыжим.

      Праздники с вечера до утра - девочки любят танцы,
      Старшая - платья и веера, маски и иностранцев.
      Младшая - слушать обрывки фраз или смотреть на свечи.
      Звали и замуж с десяток раз кряду за этот вечер,
      Но, когда падает кто-то ниц, рыжая лишь смеётся.
      Старшей сестре достаётся принц, младшей - цветы и солнце.
      Время проходит. Вода бежит. Старшая плачет чаще.

      Город вокруг начинает жить, тихий и настоящий.
      Вон под гитару за грош поёт ангел, наверно, падший.
      Знаешь, бывает, что нам везёт, так же, как этой, младшей:
      с неба на нас не течёт вода, августом пахнет ветер -
      люди тогда говорят: ну да, всё достаётся этим.

      Сколько ни жалуйся, как ни вой, так же всё будет дальше:
      Нам
      не достанется
      ничего,
      здесь ничего не наше.
      Да, пусть под нами не треснет лёд - нам не откроют двери.
      Нас ничего, ничего не ждёт, в этом мне можно верить.

      Если к нам даже спешит гонец - только послать на пламя,
      Нам не достанутся ни дворец, ни паруса с гербами,
      Ни королевский дармовый пир, ни золотая дверца.
      Только прекрасный безумный мир, бьющийся вместо сердца.

      _^_




      * * *

      Она почему-то уходит в вагон, зачем? Постойте, не надо, зачем закрывают двери?
      Ещё один миг, и она пропадёт, совсем, за тем горизонтом, в который сейчас не верю.
      Я буду бороться, и я её сберегу, она будет прежней, весёлой, живой и шумной. И я не хочу отпустить её, не могу, и вот, я бегу за вагонами, как безумный. И вот, спотыкаясь, кричу, но не слышу что, швыряю на ветер проклятья и камни в окна. Мелькают квадраты задёрнутых белых штор, и я догоню, я смогу, я почти что смог, но...
      Куда же ты. Не получается вровень с ним. Пожалуйста, стой. Не шути так со мной, не надо.
      А поезд не слушает, поезд неумолим, а поезд не знает поломок и неполадок. И тот, кто ведёт его, невозмутим и строг, он знает, зачем и куда уезжают люди. И поезд дойдёт, разумеется, точно в срок.
      Она будет там, где меня не будет.
      И как ни старайся, его не остановить, я знаю, что всё это правильно, так бывает, что надо принять и с этим учиться жить, что будут другие, она не одна такая. Что люди уходят, и в том, что она ушла, ничьей нет вины, ни твоей, ни её, ни бога. У вас был костёр, а сейчас прогорел дотла, и поезд гремит, и петляет в лесу дорога, и надо не плакать про горечь людских разлук, а просто, смирившись, поблагодарить за встречу.
      Но ты, машинист, кукловод, ну зачем ты вдруг?
      Ты сделал нас целым, за что нас теперь калечить?!
      Мы слабые, господи, нам не хватает сил, возможностей, времени, нам, беспокойным, страшно - нам хочется просто, чтоб кто-нибудь нас любил, ты слышишь, любил! остальное вообще не важно.
      И этих, моих осмелевших, моих живых, похожих на солнце в траве или хохот клавиш,
      моих неотрывных,
      зачем ты уносишь их?
      И что ты оставишь?
      ...
      Так шепчешь ты яростно, после молчишь, молчишь, сидишь на обочине, гравий катаешь в пальцах. А поезд ушёл. Над платформой повисла тишь. И хочешь по рельсам, но учишься оставаться. И хочешь кричать, но уходишь через пустырь. Все бросить, но что же бросать. Самому бы сгинуть.
      ...
      Однажды случится, что в поезд садишься ты. И кто-то, молчащий и сломленный, смотрит в спину.
      Зайдешь, не прощаясь, положишь билет в карман,
      Но вот, когда тронется поезд, и гравий брызнет,
      Ты вспомнишь, как здесь бежал, и рванешь стоп-кран.
      Не в силах сегодня уехать из чьей-то жизни.

      _^_




      * * *

      Он говорил: "Девочка ты моя,
      мы убежим в солнечный Суринам,
      там корабли в бухтах своих стоят
      и мотыльки бегают по волнам.
      Там иногда папоротник цветёт,
      хочешь себе целый букет нарвать?
      Время течёт тихо, из года в год,
      так хорошо - можно не умирать".

      Он говорил: "Девочка, не молчи.
      Видишь, луна - тонкая, словно шёлк?
      В пальцах твоих тают её лучи,
      да, я с тобой, тише, я не ушёл.
      Лодку я сам выточил из былин
      и потому не налечу на риф.
      Мир наш, увы, соткан из паутин,
      может быть, он поэтому так красив?"

      Он говорил: "Девочка, жди весны.
      Это недолго, не навсегда, поверь.
      Лучше скажи, что за мечты и сны
      в доме твоём светлом живут теперь?
      Я принесу запах вечерних гроз,
      жаль, он уже многими позабыт.
      Очень хочу солнца, луны и звёзд -
      здесь у меня вечно туман стоит".

      Он говорит: "Девочка, как же так?".
      Твёрдым комком в горле гудят слова.
      В доме пустом ходит немой сквозняк,
      горький апрель входит в свои права.
      Надо бежать, чтоб не сойти с ума,
      душу до дна выкричать, не тая...

      Он всё смотрел в пасмурные дома
      и повторял: "Девочка ты моя".

      _^_




      * * *

      Я - маленький шудра, я - пыль берегов Индии.
      Хожу по парящим лесам, стерегу зной.
      К дворам подхожу - мне кричат: уходи, выйди, и
      Когда дома нет, то куда это - домой?

      А скоро начнутся дожди, и листва вздыблена,
      Я - маленький шудра, и ноги мои грязны.
      На лодках плывут рыбаки, и в сетях - рыбины,
      И волны взлетают, изорваны и грозны.

      Я вижу коров. И коровы идут к улицам,
      Лениво жуют и величественно горды.
      Я глажу их тонкой рукой, и они жмурятся,
      И солнце выходит ко мне из большой воды.

      _^_



© Светлана Галкина, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2011-2024.




Словесность