|
МАТЕРИНСКАЯ ЛИНИЯ
Поэма
*
Провинциальная пьеса.
Вспоминаю все реже.
Кисейная дама, принцесса,
ты ведь осталась прежней?
Помнишь, стихи и рассказы
о книгах, Польше, Китае,
прабабушках, старых вазах
перед сном на ресницы слетали?
*
Сад Буфф и новый театр, стихающий шум погрома...
Спрятался ли großvater? Где сейчас oma?
На опрокинутом кресле
след сапога, и гулко
падает книга. "Если
они забрали шкатулку..."
Россыпь открыток и писем
перебирая влюбленно:
"Это от дяди Изи,
Розы и Соломона".
Перекошенный зубной болью,
чёрный, как в чёрной ваксе,
начдив Волин проходит в праксис.
Отец лечит зубы,
никогда не был так бледен
трупно, бледнее трупа.
На пороге соседи,
тетя Фрида, прошу её тише,
её муж где-то у белых.
Начдив ровно дышит.
Говорят о расстрелах.
Смолкло. Купеческие ряды.
Томь затопила левый берег,
на конском волосе из воды
крестьянин вытаскивает череп.
*
Это фото из Ленинграда,
это фото Целинограда.
Французы, латиноамериканцы в переводах.
Это рассада. Вечером танцы.
Силберштейн, Silberstein - имя
не подходит для кандидатской,
родословная неизлечимо
непролетарская, датская.
Сосны, походы-гитары:
внутренняя эмиграция.
Мама уже состарилась,
папа ещё не старится...
Сомневаться в искренности старших
(почему не уехали "туда") юной барышне
в пионерском галстуке с бантом
после собрания дружины.
Дедушке ставят банки,
очередь на машину.
*
Ты училась читать по старым
дедушкиным и бабушкиным открыткам,
раскладывая их по парам:
к агитке - политагитка,
к флорентийскому фото - фото
из Парижа, к рождественскому мотиву -
пасхальный, и в этих заботах
твое детство казалось счастливым.
Я любил эту девочку, как она
почти болезненно, неустанно
придумывала себе имена:
Арабелла, Лючия, Кристиана...
*
Маленькая дворянка,
одуванчик, блондинка,
а на улице столько дряни.
Надо кофточку и ботинки.
Папа жалеет денег.
Первый поклонник, на двадцать
старше, говорит, твой пленник,
предлагает денег.
Но если уж отдаваться
в первый раз, то совсем красавцу -
и находишь такого (подавленный стон)
чтобы затем расстаться. Из сердца вон.
А потом в ресторан с плешивым,
"Дом ученых", "Поганка",
постсоветское чтиво.
И ноет какая-то ранка.
*
И ноет какой-то нерв, и желудочный спазм.
Лет через пять ты изменяла с одним
бедным поэтом, и впервые познала оргазм.
Так появляется нимб,
блудницы становятся целками.
Вечера с посиделками
у непризнанных гениев, party
бог весть где ещё, психотренинг,
агитация в девяносто пятом
за "яблоко", и хронически не хватает денег
на такси и фитнесс, что делать?
Одноклассники в бизнесе и рекламе,
но им похуй твои открытки
и твои книги, а прыткой маме
не терпится тебя сплавить.
*
Мы занимались любовью
на набережной, без оглядки
на прохожих, занятые собою.
Ты глотала всё без остатка.
После очередного траха
мы читали Ричарда Баха
в переполненной электричке,
по пути на очередные кулички.
Мы ходили по саду Буфф, где прабабка
пряталась от погрома, я стыдился
как сын русского пролетария, и на лавке
подкреплял портвейном душевные силы.
По пути в Новосиб автостопом
объяснялись в любви на грязной
заправке, глупые мы хронопы.
Фамы, надейки, праздность.
Хотела поесть в ресторане,
под залог оставил свой паспорт.
Я тебя в чём-то обманывал,
но больше ни с кем не спал.
*
Что же тебе запомнится,
моя шлюшка, тихая скромница,
читавшая Кортасара вслух
на подоконнике вечером в универе?
Ведь огонь, если был, потух
(всем воздалось по вере).
Я звонил через пару лет
к вам с мужем, и ты по-старому
бросила после короткого "нет"
трубку. Мы не были парой.
Нет синагоги, не будет рая.
Немцы в вестфалиях и бавариях.
Последние еврейские дочки рожают
сыновей чувашам и татарам.
*
Знаешь, я научился играть на гитаре,
я был в Венеции и Париже,
я много думал о карме и каре
за то, что не смог стать ближе.
Я сражался с мельницами, противился плоти,
спал с кем попало, менял работы.
Ты осталась во мне куда глубже,
чем хотелось. Сейчас мне лучше.
*
Я, по сути, такой же, как ты, обломок,
пережиток исчезнувшей культуры,
неассимилированный и бездомный.
Я трясусь за свою шкуру,
потому что, боюсь, со мною
что-то непоправимо исчезнет,
сгинет в безродной бездне,
не останется под луною.
2003
|
© Андрей Дитцель, 2003-2025.
© Сетевая Словесность, 2010-2025.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Андрей Бычков. Человек знака [Как обычно некто не знал, что ему делать, забывал, что сделать хотел, вроде бы решал и снова застывал в своей нерешительности. Вдруг обнаруживал себя...] Владимир Буев. Обнять не обнятое [Репортаж с первого из вечеров, посвящённых 11-летию арт-проекта "Бегемот Внутри".] Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" [Все линии вдруг стянутся к одной, / соединятся в непредвзятой точке. / И жизнь, и смерть стоят на проходной – / я предъявляю пропуск на листочке...] Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях [Февральским снегом падают века, / На антресоли в банках бродят вишни, / Останутся ржаветь в черновиках / Простые незатейливые вирши...] Лана Яснова. Из прошлого в настоящее [Владельцам небогатого улова, / нам так привычна рыбья немота / и вера, что сумеет правда слова / сравниться с правдой чистого листа...] Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте [Наверное, это моменты, когда я бываю необъяснимо счастлив, разлетаются вот такими шарами, и в них заводятся отдельные какие-то маленькие миры...] Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" [Обнаженка притягивает. Однако современные люди со своим культом одежды, с вечной погоней за модой закрывают свою суть – свои тела...] Дмитрий Аникин. Царь Эдип [Беда большая. Мор великий в Фивах. / Ходил слепец пророк узнать, за что / такое нам. И в храме объяснили: / есть, дескать, нераскрытое убийство...] Илья Будницкий. После оттепели [Всё это – свет, но ты живёшь в тени, / Проходит жизнь в неслышном промежутке, / Со всех сторон огни, огни, огни – / И многие пугающи и жутки...] Александр Заев. Акварели [Жизнь безоблачна и блаженна, / когда дождь омывает крышу, / тихо в окна стучит и в стены, / и я только вот это слышу...] |
| X | Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|
