 |
|
НАПРОСВЕТ В НЕБЫТИИ
Екатерина Завершнёва. Напросвет
Санкт-Петербург: Свое издательство, 2015
если это смерть то она прекрасна
Мир - не только совокупность явлений, предметов, существ и связей между ними, но и покой. Мир этой книги, названной как рентгеновский снимок - "Напросвет" - обсидиановый мир. Неподвижность бесконечно разнообразного, переливающегося вулканического стекла. Но покой - не только неподвижность. Это почивание, сновидение, оцепенение в озарении. Видящий видение - замирает в покое. Вот и стихи этой книги - все, единый организм - есть видящий. Глаза как единый организм, передающий (один - другому) детали картины. Что меня магнетизирует: то тут, то там возникающий удивительный пейзаж. Который не кажется страшным, но жить в котором никто не поторопится. Здесь преобладает жизнь неорганическая. Планета земля без атмосферы. Маслянистый след от иконы, долгие годы висевшей на стене деревенского дома. Но все же говорим о стихах. Так что если отвлечься от пейзажа, стихи удивительно современные.
"Птичьи широты" открывают книгу. Это самый характерный по изображению пейзажа цикл. Вот хайдеггеровская "линия передач уходит" - как метафизика, чтобы остаться навсегда в памяти глаза. "Высоковольтный гул" звучит на грани обрыва и падения, почти по-хулигански. Чуть ниже - не менее хулиганский "изоляторный ветер". Читаем дальше. Мир mortem per se, в нем движения не предполагается. Однако движение есть. Это - парение; порой оно мало отличимо от неподвижности.
заброшенные
радарные установки
разрушаясь порождают
бледные сгустки
новых душ
Или здесь:
небо свернуто
в циклонический глаз
по изнанке один за другим
пробегают рваные
облачные сны
"Какие сны приснятся в смертном сне?". Для автора смерть - не отсутствие движения, а некое нулевое пространство-время, где все явления, предметы и сущности находятся в парении, они не приземлены. Уже или еще в этой области выглядят как сообщающиеся сосуды. В стихах "Напросвет" "тогда" и "сейчас" соединены тонким каналом.
в перевернутом небе
качается спящая лодка
блеснув отраженьем
чайка легла на крыло
и ушла в высоту
я зову
но ответа не будет
И это пространство-время в земном выражении как нельзя лучше соответствует таинственной Антарктиде, по исследованиям - полой внутри. Полярники называют Антарктиду "белой блондинкой". Хрупкий, пугающий, трепетный образ. Возникающий в стекловидной обсидиановой мгле. Смерть как ожидание - вот о чем говорят стихи Екатерины Завершневой - и говорят "напросвет".
Отражение "обсидианового мира" есть и в "Городе, который никогда не спит": "водяная линза", "головокружительная/ секвенция поворотов". И в одноименном центральном цикле "Напросвет": "границы ветра размыты".
В чем вижу их исключительную современность? В микрохирургической работе с ритмом и объемом ("Себастьян весной"). Поражает, с какой легкостью и смелостью автор пишет нерифмованные стихи как рифмованные стихи, и в этом парадоксе нет неубедительного послевкусия. Настолько близко прилегают друг к другу оба полушария стихового сознания, что начинают восприниматься как одно.
Завершневой не нужно ломать речь, излишне ее темперируя, не надо фокусироваться на броских темах и предметах. Она берет вещи вместе с их личным излучением и собирает из двух (трех, пяти) одну. Что удивительно, вещь живет и работает. Именно - живет и работает. У нее есть жизнь, и есть функция. В осторожно разомкнутых строчках проступает неповрежденной изначально присущая русским стихам, от Ломоносова, кадента. У этих стихов нет ориентации: левша или правша. Даже если некий исследователь докажет, что эти стихи все же - левша, как известно, левша прекрасно владеет обеими руками чаще, чем правша. И в то же время рифмы возникают. Всегда новизной, невпопад, немного нелепо - так встретить на улице старого знакомого через провал лет. Таким почти дистиллированным стихам нелепость - комплимент не последний. Конечно, это эксперимент. Еще один эксперимент. Но автора несет сильным и свежим потоком наконец высвобожденной энергии. Да, все это лаборатория, дистилляция энной степени; все это - труд. Но и тот уникальный случай, когда тяжесть труда почти полностью снята, и от этих казалось бы дистиллированных стихов идет резкий озоновый запах свободы.
Завершнева исследует поэзию в эпоху великой неопределенности, в период смерти субъекта и объекта. Она, констатируя поражение языковых игр, признает тем не менее их бесконечность (было бы странно ее не признать), показывает те стороны жизни языка, о которых в поиске нового языкового вывиха как-то забывается. Возможно, так работает женская половина сознания. Что это? Оригинальная классика? Позитивная комбинаторика? Религиозная аналитика? В этих стихах есть высшая простота изначальной сложности, они напоминают стихи греческих поэтов 60-х: Одиссеаса Элитиса.
Иллюстрация двойственности, центральное в книге стихотворение "‘Round Midnight", вот фрагмент:
в этом городе
где я живу за тебя
все может произойти
Вот очень характерные, микрохирургические строчки:
внезапная тишина
затопила меня как остров
"Тишина затопила" - понятно, как может затопить тишина. Как море... река... устье... запруда съела дамбу. Нет, как остров. Потому что море приобретает значение стола (на котором нечто лежит неживое), а остров и есть нечто разлитое по столешнице. Здесь - сочетание того, что называют философский концепт и живость детского рисунка. Вот подтверждение:
в перевернутом небе
качается спящая лодка
Финальный цикл - "Реквием чайке" - начинается сразу после "двукрылого" стихотворения "вогнутый мир", отчасти напоминающего "фигурные" стихи в предыдущей книге, названной "Над морем". Любопытный концептуальный ход: чайка летит впереди посвященного ей цикла стихов. Тень чайки. Интересно, что автор называет книгу не "что" или "кто" (Птичьи широты, например), а "как". "Над морем" приобретает статус не обстоятельства (где?), а признака действия (как? каким образом?). В этих деталях - то же парение в неподвижности, осознанние великой иллюзорности неподвижности. Стихи в цикле "Реквием чайке" более плотные, строгие, чем во всей книге. Можно сказать, что финал книги удался. Весь цикл - единый, но неровный, заныривающий в волны самозабвения, полет. Хотя и в этих стихах есть двойственность. Скорее как природное качество (и понятая как нечто врожденное поэту), чем как умозрительная попытка соединить противоположное и объять необъятное. Пробившаяся ростком клена сквозь асфальт философия парадокса.
У Завершневой "светоносная кровь" встречается с "умирающим светом". Новый виток эклектики. Философско-евхаристический.
...все о чем просили
Господи все сбылось
и вечность ко рту
подступила
© Наталия Черных, 2015-2023.
© Сетевая Словесность, публикация, 2015-2023.
Орфография и пунктуация авторские.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" Людмила и Александр Белаш: Ученик чародея [На Страшном суде меня сурово спросят: Чем ты занимался смолоду, Йокке Фридль?..] Айдар Сахибзадинов: Война [Я все прекрасно помню – ведь я из того поколения, кто сидел под столом, когда наверху за свисающими кистями скатерти, пили из графинов водку молодые...] Олег Клишин: Шагреневое знамя [...замираешь, глядя на лик луны / с тёмной пастью Хроноса посредине. / И как будто слышишь со стороны, / как звучит твоё среди прочих имя.] Сергей Слепухин: Nature morte [Что ж, намудрил с метафорой и кодом, / обычного словарного запаса / мне не хватило, натюрморт испорчен. / Вот вещи и рождают безъязыко / ночь...] Братья Бри: Зов из прошлого [Ощущение реальности и себя в ней медленно покидало Хамфри. В череде воспоминаний и образов, которые случайно возникали и незаметно ускользали, появилось...] Елена Севрюгина: Время больших снегопадов [Образ зеркала, один из ключевых в книге, придаёт поэтическому повествованию объёмность и психологическую глубину...] Пётр Матюков: Микрорайон Южный [когда-нибудь и мы придём в негодность / как механизм часов ушедших в ночь / суммарная для общества доходность / от нас не сможет траты превозмочь...] Михаил Эндин: Однажды [И я, забыв про смех и шутки, / и про супружние права, / хватаю смело – нет, не юбки – / а снизошедшие слова.] Читайте также: Елена Албул: Итальянский в Тарусе | Владимир Алейников: Арка | Максим Жуков: Не ради красного словца | Владимир Ив. Максимов: Прислушаться к себе | Полина Орынянская: И быть самой собой | Марина Чиркова: По обрезу слов | Анна Арканина: Мы – лишь звуки | Михаил Бару: Концерт для двух гобоев с оркестром | Андрей Бычков: Достопочтимый директор | Андрей Мансуров: Щенок акулы | Сергей Пахомов: Ощущение пустоты | Эмилия Песочина: Звёзды, яблоки, дожди | Владимир Алейников: Посреди междувременья | Изяслав Винтерман: Стихи из книг | Андрей Галамага: Портрет отца
|