Сергей Слепухин
В ОЖИДАНИИ ЧУДА
(Сергей Ивкин. Йод. Книга стихов. "Евдокия", Екатеринбург, 2012)
В последнее десятилетие новострой-новодел в Екатеринбурге расцвел пышным цветом. Небоскребы "Высоцкий", "Рэдиссон САС", "Призма", "Демидов-Плаза", "Стражи Урала" растут, как на дрожжах. Нет, скорее, как на нефти сорта Urals. Шик, блеск, красота!
Но неожиданно в самом центре города вдруг предстает заброшенный госпиталь, развалины бывшей городской больницы скорой медицинской помощи. Смешение времен и стилей: колонны и коринфские ордера, конструктивистское ленточное остекление, аэрозольное граффити, одичавшие тополя. В центре двора высится полукруглая башня - черные щербатые дыры вывалившихся окон. Именно сюда заводит своего читателя Сергей Ивкин, автор книги "Йод", здесь звучит голос поэта: "Нет ни нового неба, ни новой земли". Появляющийся из-за плеча "тощий ангел" снимает четвертую печать: "Иди и смотри!"
"И вознес меня в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога". И где же ты, Град Божий, образ красоты духовного мира, покоя, света, открытости Божественному Промыслу и благодати? Увы, не видно тебя с пятого этажа разрушенной больничной башни, неоткуда ждать скорую духовную помощь. Молчит Блаженный Августин, не дает ответа черно-белая метафизика. Крепнет сомнение: "странствует" ли и ныне Град Божий "внутри града земного", "узнает ли Господь своих" в конце пути?
Постмодернистский Апокалипсис, Пост-Апокалипсис, mix между откровениями Иоанна Богослова и Говарда Филлипса Лавкрафта. Метаморфозы безжалостны: райские "прекрасные селения", когда-то нарисованные детским воображением, закономерно оказались в аду. Вот она - Апсны, Страна Души: снег падает, но не долетает, осень не имеет меры и конца, безногая ящерица ползет вдоль реки, потерявшей название, архангелы-заключенные, укладывают валуны в облученном дерне.
и никого нет в мире кроме Бога
и две собаки (и ещё немного)
и три собаки спящие в листве
Сто лет назад наш земляк, пермяк Михаил Андреевич Осоргин, тоже взялся рассказать об Апокалипсисе. "Мозг человека боролся с солнцем, стараясь подчинить живущее мертвой воле. Огораживал забором кусок земли, стенами город, границами государство, цветом расу, традициями национальность, современностью историю, политикой быт. Хитрый и пытливый мозг строил пирамиду из живых и трупов, взбирался по ней до верхней точки - и рушился вместе с нею. Солнце смеялось над ним, он смеялся над солнцем. Но последним всегда смеялось оно".
Из книги Сергея Ивкина явствует: времена изменились. Одинокая Башня Первой Помощи оказалась на самом краю Солнечной системы. Когда-то Желтый Ангел слетал вниз с потухшей рождественской елки, теперь же он явился с планеты Юггот, перевалочного пункта в неизвестность.
нас обучали ждать пока не скажет ангел
что может выходить на белый свет душа
не помня ни единого закона
готовиться начать единственный полёт
авось посмотрит Бог с высокого балкона
авось и нас в ладонь из воздуха возьмёт
Божьему свету теперь стало все равно, что точить - камень ли, кафель-пластик. Перевозчик (в Аид?) ныне не требует платы - tax free. У третьей палаты - общий молебен, кем-то удачно отменено деление "на агнцев и прочих", все "приняты скопом". Стерильность - даже на пятом не чувствуешь запаха крыс, и "нет ни боли живущим, ни радости нет". Но, если отложить в сторону АКС и выглянуть из черной могилы окна, то внизу по-прежнему увидишь "перегной", "шевелящийся силос".
Открываю глаза: ни шатров, ни тебе огней.
Зырят двое патрульных сверху: "Давай, вали".
"Время разбрасывать время". Стрелки - не переведены, звуки - отключены, циферблат - заброшен далеко в тайгу. Сверху "стекает" нагота, плывут аэростаты, кружат левиафаны, близится затмение Солнца. Дыханием раскаляются угли, пасть извергает пламя, Ужас бежит впереди. Бурлящий котел, пучина кипит, море растекается кипящей мазью, бездна седеет. "Собором осыпается небо", разобраны "инженерные рельсы", разрушены ребра моста на пути в Небесный Иерусалим. Балаган, вертеп, здесь все висит на нитях - золотые колокола, планеты, машины - семиглавые чудища. А "слепой ребёнок ножницами шарит". Все бы ему резать, все бы резать! Такое откровение, пожалуй, пострашнее дюреровских всадников, Безумной Греты Брейгеля.
Как правило, образ лирического героя строится не как слепок авторского сознания, а кроится по лекалам замысла в соответствии с заданной "участью". Не стоит примерять к стихам Сергея Ивкина понятия "герой", "субъект", "персонаж". Лучше назвать так: "тот, о ком речь", или "тот, кто в центре".
И вот, стоит этот некто, "не выходя из круга", шевелит губами в "зеркале глухоты", "невесомое тело в ладонях одежды ревёт, / избавляясь от страха". Декортицированный инвалид пытается снова "сочинять воздух", "учиться дышать", отыскивать "тоннели назад", вспоминать забытые имена: Дерево, Дым, Облако, Вода...
С дыркою возле сердца, в чужом пальто,
С выстрелом каждым всё легче смотреть иное.
Кто с тобой, парень, идёт по тропе? Никто.
Это плохая примета - идти со мною.
Казалось бы, сюжет не нов, а вполне дежа вю - братья Стругацкие плюс Тарковский. Вымышленное время, пространство, смутно напоминающее район аномальных явлений. Но эта кажущаяся похожесть - заблуждение. В сборнике Ивкина иное. Комната на пятом этаже заброшенного здания не место, где сбудутся, обязательно сбудутся чьи-то желания. Увы, ничто здесь сбыться не может, как ни проси, ни упрашивай. Да и некто вовсе не Сталкер, проникший в Зону. Это человек, мечтающий Зону покинуть! Залогом того, что у него получится, его библейское имя: Инаков. "И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба". Лестница Иакова: "Не существует преград на небесной тропе"! А может, это космический лифт в футуристический мир-антиутопию Gunnm? Не библейская легенда, а киберпанк по всем законам жанра: "high tech, low life"?
"Царство Моё не от мира сего... ныне Царство Моё не отсюда". В "Йоде" все иллюзорно: декорации, импрессии, фантазии, галлюцинации. "Страна столов и стульев. Занавески / на театральных рамах мимо стен". Однако,
Не занавешивай завистью мой окоём:
я отгадал иллюзорное царство твоё -
все 33 превращённые в олово буквы...
Может быть, Царство Небесное было обещано кому-то другому, ведь и в имени тайное откровение - Инаков? "Человеческий неликвид", пытающийся "в малиновых мокроступах" перейти "белые-белые области нелюбви", выбраться из зарослей "развесистой клюквы".
вечерний макияж: замазать атавизмы
здесь щупальца у рта здесь жабры вдоль спины
таким как мы хватает оптимизма
хватает нервов ждать падения стены
срезать шипы, щитки и запасные пальцы
(всё отрастает за четырнадцать часов)
чтоб только не шептать очкарику не пялься
на левый мой висок на правый мой висок
"Тот, о ком речь" - мужественный индивид, "пламя рвется изо рта", он "смотрит в глазницы пустоте", стоит "с монетою во рту: и тут нельзя - и некуда отсюда". Алхимия генно-модифицированного времени заставляет быть мутантом, да вот только проклятые атавизмы тела и души не дают забыть, кто же ты на самом деле. "Просто помню, я ведь не отсюда / и по смерти съеду - не сюда".
Черное зеркало памяти. Свинец старых фотографий на сетчатке. Кластеров не хватает, сбилась нумерация, шумы... Чуда сверхъестественного нет! НЕТ ЧУДА! "Проступают из заплечной тьмы / господа из мемори-надзора, / создают иллюзию зазора".
"Мы себя назвали птицами", величали джедаями. Рыцари-миротворцы, звездно-воинские традиции, кодекс чести. Пятистрочная мантра, световой меч! Разве можно построить "на останках панельных трущоб" Храм, вознесенный в Небо? Откуда начинается дорога к Храму? Детство закончилось, мечты не сбылись, пора, наконец, снять повязку со лба.
Одинокий кратковременный полет, "возвращение Нильса". И не полет, а всего лишь подъем на мгновенье! "Шевелящийся силос", виденный с высоты. Не идет он из головы! "Всех приемлет компост", но, знали бы вы, как хочется, хочется вырваться из "дорогогоогорода", где "унавожено, но не распахано"! Даже графикой стихотворец показывает, что это невозможно, - нет ни щелки, ни зазора, "посколькуогороды".
Но средство спасения есть и называется оно - ЙОД. Им прижигаешь телесные и душевные раны - швы, строчки, стежки, спаи. Это - фиалковое лекарство любви, испытанное еще в детстве. В тот день в глазах девочки, сидящей напротив, ты впервые увидел отраженным свое чувство. Ее мама обрабатывала твою рану на стопе, а ты смотрел в широко раскрытые глаза цвета йода.
О летучее, о возгоняемое, о недолговечное чувство любви! "Воздух свободы куражится над диафрагмой". В тебе - скорая первая помощь, в тебе - единственное спасение! Только твоя легкость позволит отставному джедаю вырваться за пределы человечьего "компоста"!
Нас захлестнёт избыточность любви.
Попробуем сегодня против правил.
Куда ж нам плыть? Не важно, брат. Плыви.
Не все на свете храмы на крови.
Приложение: Сергей Ивкин в "Сетевой Словесности"