КОЛОНКА ЧИТАТЕЛЯ

Евгений Медников, "Развилка дороги".
Предисловие автора

В человеческой истории, как и в жизни каждого человека есть узловые точки. Перепутья, развилки, от которых история страны (или жизнь личности) может пойти тем или иным образом. Их много, наверняка не все они нам видны и известны - но некоторые заметны явно. Одна из таких точек в истории России - смерть Александра II. Бомба террористов поставила точку на его земном пути в тот самый день, когда он должен был подписать документ, фактически превращавший Россию в конституционную монархию. Но этого не случилось, и к власти пришел Александр III, боявшийся любых реформ. И без того медленное демократическое реформирование Российской империи застопорилось совсем. В итоге все закончилось революционной ситуацией и приходом к власти большевиков...

Я по образованию историк - и учился во времена сугубо материалистического понимания исторических событий. Тогда понадобилось много размышлений над такими вот узловыми точками развития, чтобы понять - вовсе не только производительными силами и производственными отношениями определяются судьбы людей, стран и народов...

Но когда мне пришла в голову идея "Развилки дороги", я думал совсем о другом. О маленьком эпизоде из жизни двух великих композиторов. Эпизоде, который биографы Вольфганга Амадея Моцарта вообще не замечают, а биографы Людвига ван Бетховена упоминают мельком, словно бы он принижает достоинство человека, о котором они пишут. Юный Бетховен мечтал о встрече с великим Моцартом, встретился, но тот не обратил на него и на его игру никакого внимания! Наверное, при бетховенском характере это пошло ему только на пользу, было побудительным мотивом к тому, чтобы вопреки обстоятельствам постараться стать великим композитором. У Бетховена и жизнь, и творчество - все держалось на преодолении! И другая вещь меня заинтересовала: а почему Моцарт-то ограничился дежурной похвалой? Ведь импровизации Бетховена тогда уже многие хвалили, Моцарт не мог не разглядеть таланта! Да, разглядел бы, если б хотел разглядеть. А он не увидел в Бетховене своего преемника (по масштабу дарования) - и эта деталь, если в нее вдуматься, многое может рассказать о Моцарте и о его жизни. О жизни настоящего Моцарта, а не книжного "гуляки праздного"... Вот из этих-то размышлений о том, что волновало Моцарта в жизни, родился рассказ, ставший ядром будущей повести.

Сразу бы хотел сказать - я не ставил задачи показать, каким был настоящий Моцарт. Это невозможно. Каждый автор, который утверждает, что вывел в своем произведении историческую личность такой, какой она была "на самом деле", либо сам наивен, либо считает наивными своих читателей. Даже современники, воочию наблюдавшие Моцарта, вряд ли могли понять, каков он "на самом деле" - хотя бы потому, что истинный масштаб его личности был не всегда доступен пониманию окружающих. А уж сейчас... Многие ли читали воспоминания современников о Моцарте? Все, что большинство из нас о нем знает, придумано писателями и драматургами! За Моцартом, как и за любым другим историческим персонажем, тянется длинный шлейф ассоциаций современного читателя. Скажешь "Моцарт" - в голове тут же вспыхнет "Сальери". Потом десяток цитат из бессмертной пушкинской пьесы. Потом - уже индивидуально - кому-то вспомнится спектакль БДТ, кому-то - фильм Формана...

Хочется вырваться из этого душного шлейфа, попросить читателя посмотреть на исторического персонажа другими, свежими глазами.. Давайте честно признаемся - не знаем мы, каким был Моцарт, и не узнаем никогда, как не знал этого Пушкин, решавший свои задачи, ставивший свою проблему и разыгрывавший свою мистерию "на материале" двух реальных личностей, двух композиторов. Не стоит упрекать Александра Сергеевича в том, что он "опорочил" Сальери, использовав дошедшие до него слухи (при том, что у Моцарта было больше причин для того, чтобы отравить Сальери, чем наоборот). Ничего страшного в неисторичности пушкинского Моцарта или Шеффнеровского Амадея нет. В конце концов, стрельцов казнили не на Лобном месте, княжну Тараканову не утопили, а задушили, и никакого триумфального проезда боярыни Морозовой по улицам Москвы не было - но люди будут продолжать ходить в Третьяковку и любоваться "неправильными" картинами.

И мой Моцарт не более историчен, чем другие. Хотелось сразу показать это. Не хочется играть с читателем, наряжать композитора в парик и заставлять его говорить цитатами из биографических книжек. Не хотелось забывать, что для любого из моих потенциальных читателей пушкинский Моцарт куда более реален, чем настоящий... Потому-то в предлагаемой вам повести так много анахронизмов. Потому-то в других моих произведения Кутузов на Бородинском поле то и дело вспоминает пушкинскую "Полтаву" и другие еще не написанные стихи, а Иоганн Себестьян Бах едет в поезде и слушает разговор музыкантов на рок-н-рольном слэнге.

Оторвать исторических персонажей от контекста, от времени, от читательских ассоциаций, взглянуть на них свежими глазами... Зачем? Просто так, оригинальности ради? Нет, только для того, чтобы понять о них что-то важное. Я не знаю, каким был настоящий Моцарт. Но я уверен в том, что над проблемами, которыми решает герой моего рассказа, он задумывался! Только отвлекаясь от деталей, мы можем попытаться ухватить целое. Я не хотел писать об австрийском сочинителе музыки XVIII века. Я попытался написать о Великом Композиторе и о том, как он пишет вопреки всему, вопреки обстоятельствам жизни. Удалось ли это? Судить читателям. Все, что осталось нам от реального Моцарта - это его музыка. Вот и попробуйте понять, мог ли Амадеус из рассказа написать то, что написано Моцартом настоящим...

Два приложения к рассказу не случайно названы необязательными. В рассказе речь идет об одной ветке времени, в них - о другой. Идущей в другую сторону от развилки дороги, от узловой точки - от того самого вечера, на котором Моцарт послушал-послушал Бетховена, да и не обратил на него никакого внимания... "Нам не дано предугадать", чем обернется любое наше слово или действие. А уж такие великие люди, как Моцарт, несомненно своими действиями пишут человеческую историю. Если герой рассказа Брэдбери "И грянул гром" изменяет человеческую историю, раздавив доисторическую бабочку, то почему не может этого сделать Моцарт? Что было бы, если б он внимательно выслушал Бетховена и похвалил бы его? Бетховен всю жизнь жил вопреки обстоятельствам. То недоразумение было для него мощнейшем стимулом для творчества...

В моей версии альтернативной истории, заключенной в приложениях, место Бетховена в истории занял другой композитор, Шульц. Два приложения - как попавшие к нам документы из параллельного мира. Во время обсуждения повести в ЛИТО имени Стерна многие упрекали меня в том, что приложения написаны нехудожественным языком. Увы, они такими и должны быть (и, может быть, поэтому будут тяжело читаться). Первое - стилизация под реальную серию ЖЗЛ, вторая - статья в несуществующем журнале несуществующей страны про несуществующую запись несуществующего оркестра. Вернее, все это существует - но не в нашем мире, а в мире, где Моцарт выслушал Бетховена, поэтому и другая узловая точка была пройдена по-другому. Александра Второго не убили. Да и Пушкин пожил подольше, а старинный городок Ставрополь-на-Волге не был уничтожен разливом рукотворного моря, детища советских гидроэнергетиков. Что бы я делал в этом мире? Наверное, в нем было бы гораздо больше талантливых людей - и без меня нашлось бы кому писать повести и рассказы. Может быть, я слушал бы музыку и писал о ней рецензии в журналы? Не знаю. Все повернулось так, как повернулось. А эпиграфом к повести можно было бы поставить слова Конрада Аденауэра: "История - это перечень событий, которых можно было бы избежать"

С уважением к читателям
Евгений Медников.
2002

Обсуждение