КОЛОНКА ЧИТАТЕЛЯ
ЧИТАЕМ: Платон Беседин
Эскиз полуострова
(Платон Беседин. Учитель. В 4 томах. Том 1. Роман перемен. - Харьков: Фолио, 2014. - 384 c. - 1500 экз.)
I
Когда-то давно, ещё в начале своей писательской карьеры, Лев Николаевич Толстой задумал цикл из четырёх повестей, в которых хотел отобразить один из самых сложных периодов человеческой жизни - от раннего, полусмышлёного детства до вполне уже устоявшейся, взрослой и строгой молодости. Он написал «Детство», «Отрочество» и «Юность», а «Молодость» писать не стал - она так и осталась лежать в его архиве скупыми набросками.
Через полвека другой великий русский писатель, Иван Алексеевич Бунин, будучи уже зрелым, признанным автором, лауреатом Нобелевской премии, пишет «Жизнь Арсеньева. Юность» - автобиографический, интимный, чарующий, блестящий, традиционный, но такой модернистский роман о своей молодости.
Его главный литературный соперник, Марсель Пруст, в это же время создаёт пространство из текста, в котором ищет своё утраченное время, время беззаботной юности, находит осколки его, скрупулёзно вытирает многолетнюю пыль, и выставляет напоказ в виде огромных, во всё воображение, причудливых мозаик.
А где-то в пряном святом Киеве украинский гений Валерьян Пидмогильный тщательно выстраивает историю своего взросления - молодой деревенский студент, свежий, пасторальный и свободный, въезжает на своей незамысловатой бричке в городскую грязь и измазывается в ней, прыгает с разбега в Днепр в надежде отмыться - и крупные брызги попадают читателю прямо в глаза...
Когда-то давно, ещё в начале русской словесности, Николай Васильевич Гоголь в одиночку воздвиг украинский алтарь в храме мировой литературы, подарил абсолютному тексту сладость вечернего воздуха в бескрайнем пшеничном поле, хрустальный девичий смех на вечерницах, тёрпкий дым люльки, закутанный в красную казацкую свитку, лазоревый закатный румянец на белоснежных облачных щеках... Позднее Гоголь создаст Петербург, мистический и холодный, положит начало петербургской прозе...
Его современнику, великому англичанину Чарльзу Диккенсу тогда же придёт в голову вообразить Англию, Лондон, его пригороды, окрестности, типичные английские дома, типичных дам, настоящих английских джентльменов и фирменный, туманный и загадочный, как, впрочем и, погода в Объединённом Королевстве, юмор...
Через много лет гениальный ученик Гоголя Михаил Булгаков пристроит к литературному дому «киевскую комнату» - в ней около изразцовой печи с Саардамским плотником будут сидеть интеллигентные Турбины, пить чай и петь гитарные романсы, наблюдая за тем, как тысячелетний тяжело больной Киев кашляет гулкими пушечными разрывами и как последние ведьмы улетают с Лысой горы в иссечённое звёздами пуль кофейное небо.
Пройдёт ещё очень много ночей и в Харькове родится миф о Донбассе - отцом его будет луганский кочевник Сергей Жадан, он обольёт дикое безжизненное поле живой водой, заселит его свежими образами и на карте литературного мира появится ещё один город - Ворошиловрад.
II
Платон Беседин стоит на перекрёстке и громко читает написанные главы из «Учителя». Куда он пойдёт - по дороге эмоционального автобиографизма вслед за Толстым, Буниным и Сартром?; или станет кропотливым строителем, создающим новый литературный локус?
Написана первая из четырёх задуманных частей грандиозной эпопеи о человеке в истории и об истории в человеке, о взрослении, категорическом императиве, инаковости; жестокости, любви и смерти, обо всём... но и не о чём тоже. Беседин пишет введение, пролог с «достоевщинкой» к чему-то очень большому и, возможно, интересному. Мы не можем говорить о том, что выйдет из-под его пера, вещь какой силы он сможет написать, пока не поставлена последняя точка, ведь только точка, последний штрих, по словам великого итальянца Антониони, срывает покрывало с нового, и позволяет публике с полным правом судить об этом новом. Однако Платон зажёг в своём тексте несколько маяков, и они светят очень ярко, многообещающе...
Беседин создаёт роман о взрослении - его герой автобиографичен, повествование подаётся фрагментами, что роднит вещь Платона с Прустом и французскими экзистенционалистами. Аркадий Бессонов - подросток, постоянно мятущийся, рефлексирующий, страдающий. Его нравственное чувство обострено до предела, он не может найти себе места в мире жестокой и грубой телесности, которая его окружает. Воспоминания и размышления Аркадия - одна из главных художественных ценностей романа. В них можно найти и меланхолический мистицизм (сцена охоты на нетопырей) и оригинальные психолого-эстетические находки (отрывок о куриной голове) и любопытные экскурсы в историю Крыма (рассказы деда о войне).
Другой не менее важной особенностью произведения есть его ювелирная бытовая точность - Беседин стремится зафиксировать окружающую его действительность в мельчайших подробностях, пространство романа изобилует марками автомобилей, лейблами, бирками на продуктах, названиями улиц и ресторанов, отчего становится более ярким и зримым. Платон хочет придумать Крым вслед за своими великими предшественниками, хочет воздвигнуть его в человеческом воображении раз и навсегда.
Безусловно, до Беседина были попытки создания крымского текста в русской литературе, да и не только в русской. Иностранцы чаще всего связывают Крым с войной 1853-го года -таким показан полуостров у Луи Буссенара и Альфреда Теннисона, таким он предстаёт и в «Севастопольских рассказах» Толстого. Пушкин, Мицкевич, Цветаева, Друнина, Волошин, Апухтин - выбирают из крымского песка золотые крупинки и огранивают их силой своего поэтического таланта. Для Чехова место действия не суть важно, Грин работает только над своей мифологической Гринландией, а прекрасные крымские очерки Евгения Маркова и Михаила Булгакова - всё же только очерки и не могут претендовать на «высокую», в самом тонком смысле этого слова, художественность. Действие замечательного романа Аксёнова «Остров Крым» происходит в альтернативной реальности, что также не дает читателям возможности зафиксировать и вообразить полноценную крымскую действительность. Таким образом, у Платона есть место для творческих манёвров. Очень интересно будет посмотреть, как он им воспользуется.
Лейтмотив романа - любовь Аркадия к татарской девушке Раде и его соперничество с братом на этой почве намечен только эскизом - чувствуется, что в следующих частях эпопеи автор будет сгущать эмоциональный фон, делать повествование более напряжённым и страстным. Убийство Борова в финале актуализирует вечную антитезу «Любовь-Смерть» и служит достойной кульминацией завязки, из которой воображение Беседина понесётся бурным потоком по намеченным сюжетным линиями, заполняя и расцвечивая их художественностью.
Что ж, семена засеяны, и автору теперь нужно старательно приглядывать за ними до тех пор, пока не взойдут достойные всходы. Остаётся пожелать ему удачи в этом нелёгком деле и запастись терпением в ожидании следующих книг романа...
От редакции: Читайте также беседу Бориса Кутенкова с Платоном Бесединым: "Ад - это зеркало, и носить его с собой неизбежно"
