Словесность 


Текущая рецензия

О колонке
Обсуждение
Все рецензии


Вся ответственность за прочитанное лежит на самих Читателях!


Наша кнопка:
Колонка Читателя
HTML-код


   
Новые публикации
"Сетевой Словесности":
   
Анна Арканина. Мы – лишь звуки. Стихи
Сергей Пахомов. Ощущение пустоты. Стихи
Эмилия Песочина. Звёзды, яблоки, дожди. Стихи
Михаил Бару. Концерт для двух гобоев с оркестром. Рассказы
Андрей Бычков. Достопочтимый директор. Рассказ
Андрей Мансуров. Щенок акулы. Рассказ


ПРОЕКТЫ
"Сетевой Словесности"

Колонка Читателя

Давайте чаще делиться друг с другом - и нам всем будет интереснее в этом безграничном и замкнутом, занимательном и беспорядочном мире литературного интернета!






КОЛОНКА ЧИТАТЕЛЯ
ЧИТАЕМ:  Александр Кабанов. Кубик-любик. Стихи



Марина Конюшихина

Как собрать кубик-любик?



Каждый поэт, создавая цикл стихов, заново творит мир. "Кубик-любик" Александра Кабанова - мир одновременно смешной и страшный, вывернутый наизнанку. Смех и ужас соседствуют: они стороны одной медали.

Все здесь соткано, кажется, из цитат, но это только на первый взгляд, потому что даже самые избитые образы, цитаты и аллюзии приобретают в поэзии Кабанова абсолютно новое, не свойственное им ранее звучание. Всё это усиливается мастерской языковой игрой, где каждое слово, как звено в цепочке, тянет за собой другое и накрепко к нему припаяно.

Цикл открывает стихотворение, начинающееся ключевыми словами для понимания всей структуры: "Всадники Потешного Суда":

    Всадники Потешного Суда -
    клоуны, шуты и скоморохи,
    это - кубик, это - рубик льда:
    ни собрать, ни разобрать эпохи.

Аллюзия на "Откровение Иоанна Богослова" здесь однозначна и очевидна: конец света предрекают четыре всадника апокалипсиса, персонифицирующие собой различные катастрофы и катаклизмы. Однако слово "Потешного" снимает впечатление ужаса. Мир оказывается обманчивым и "не складывающимся" в единую картину, так как некоторые пазлы или потеряны, или не подходят именно к этой мозаике: "ни собрать, ни разобрать эпохи". Здесь присутствует ужас, но не настоящий - цирковой, балаганный (наверное, как у А.Блока в "Балаганчике", где марионетка умирает, истекая клюквенным соком):

    Сахар-сахар, что же ты - песок,
    и не кровь, а кетчуп на ладони?
    Вот архангел пригубил свисток,
    и заржали цирковые пони.

Бог и человек в этом мире почти на равных: Бог - портье, человек - постоялец.

Следующие стихи раскрывают мысль, предложенную в первом: "Господь не выполняет план", люди, выключенные из мировой гармонии, живут без любви ("вот и любовь - аренда, птичьи мои права"), без надежды ("всё быстрей и ближе слышится серебристый свист косы"), без счастья ("на земле у счастья - никакого шанса, улетай на небо и не возвращайся!")... Каково живётся человеку в таком мире со знаком "-", со знаком "без"? Человеку, который менее божьей коровки, в мире, который умер:

    Старый почтовый ящик, соросовский ленд-лиз
    для мертвецов входящих и исходящих из
    снежного полумрака этих ночных минут,
    Что ты глядишь, собака? Трафик тебя зовут.

Раненый Босхом в спину ("вишнёвый и седой наполовину"), живущий в сотворённом Николаем Васильичем Големом (аллюзия сразу и на самые страшные гоголевские образы, и на персонаж из еврейской мифологии, сотворенный из неживой материи) хорроре, не просящий ничего у "давно бастующего Бога", - человек в художественном мире Александра Кабанова всё-таки центр Вселенной. В которой есть "запотевшие windows" бессмертия и странная любовь - изуродованная, искалеченная ("и любовь в шутовских ярлыках - вот и режут ее по кусочку и уносят в своих рюкзаках") - но все-таки не плотские утехи, а ЛЮБОВЬ, когда невозможно расстаться:

    Вот и любят друг друга они,
    от восторга к удушью,
    постоянно одни и одни,
    прорисованы тушью.

    Я глазею на них, как дурак,
    и верчу головою,
    потому, что вот так, и вот так
    не расстанусь с тобою.

И вера, наверное, тоже есть.

Последнее стихотворение замыкает цикл. В нём нет шутовских интонаций. Оно напевно и проникновенно. Говорение в нем сопоставляется с горением фонарей (у света свой язык), и в этом горении-говорении призыв к состраданию, как к благодати ("и нам сочувствие даётся, как нам даётся благодать"). Недаром в последнем четверостишии появляется образ слепой девочки, рисующей на снегу чёртика (не чёрта). И поэт, увидевший его и запечатлевший в своём стихотворении, таким вот ЗАПЕЧАТЛЕНИЕМ помогает миру выжить.

Стучаться с "челобитной флешкою" к Богу страшно, да и смешно. Но можно попробовать...



Обсуждение