КОЛОНКА ЧИТАТЕЛЯ
ЧИТАЕМ:  Александр Житинский. Спросите ваши души

Андрей Комов

Опыты

Изд-во "Геликон-Плюс", СПб, 2005

Лет через двадцать, в том удивительном будущем, о котором так тепло расспрашивает нас радио "Свобода", будто оно чуть-чуть верит в коммунизм, обязательно появится умный и дотошный мальчик, который скажет, что восстановление Петербурга, о чем мечтала вся Россия, было глобальным бессознательным медиапроектом очень далеким от потребностей обывателей, как и все великое. Именно поэтому, скажет он, в начале 21 века центр города неосознанно превратили в театральную сцену, какой видел ее еще Гоголь в "Невском проспекте". Реклама, анимация, телеэкраны, заполонившие главную улицу, стали только подчеркивать условность, а появление стеклянной гусеницы Мариинского театра было знаковым событием, изменившим архитектуру, а значит и всю историю города. "Этого совсем не понимал академик Лихачев", - подумает мальчик. И не то чтобы эта идея объяснит ему мир или поможет торжеству справедливости, а так, будет являться неотступно и нашептывать: "Петербург превратился в театр, чтобы доказать, что его никогда не было".

Возможно, все будет по-другому, но как не верить в такое после Гоголя? Идешь, например, мимо Носа майора Ковалева на стене памятного дома и слышишь, как одна девочка говорит другой:

- Правильно! А иначе мы были бы все в гробу. Тебе полагается конфетка.

"Ничего себе, совпадение места и действия! - думаю невольно. - И что за трагедия, что за всемирная катастрофа занимает ее ум, и какое спасение видится?" - гадаю я несколько дней, так и не представив, о чем мог идти разговор. Знаю только, что это что-то невидимое, неотвратимое и что оно забудется скоро, заменится другим, а через эти самые двадцать лет уступит место столь же неодолимому прагматизму, от которого не спасет ни луч Адмиралтейства, ни призрак Исаакия.

Не могу сказать, что Житинский в своей последней повести "Спросите ваши души" именно об этом и думал, но он соединил двух похожих героев. Немного поменял их ролями, смешал мужское и женское, нашу мечтательность и рационализм, и дал им волю, - то есть позволил ставить над людьми опыты.

Русские души, которые взялись преобразить герои Житинского, совершенно непознаваемы. В них есть и благонадежная готовность к опытам над собой, и стабильное сопротивление этому. Жан Бодрийяр написал о нас так: "С экспериментальной точки зрения будет интересно увидеть, что делается со свободой, когда она снова появляется на поверхности. Когда ее воскрешают, предварительно уничтожив все ее признаки... Оттаявшая свобода, быть может, и не столь лицеприятна".

Уж как она оказалась нелицеприятна, мы знаем! Мы даже не оттаяли - оттянулись по полной, наверстывая упущенное в русском рассеянии. Удивительно ли, что юные герои, незнакомые еще с этими особенностями непротивления, взялись все вернуть на прежние вершины?

В общем-то, да, удивительно. Потому что о прежних вершинах они имеют весьма слабое представление и не слишком озабочены результатами опытов. Зато у них у них есть вера в чудо науки. Есть свое мнение об этой жизни и сознание, что все прочие концепции - туфта, нафталин и полный отстой. Они дети республики, как ласково сказал недавно президент Франции.

Впрочем, Житинский написал не памфлет и не фантастику, а притчу. В отличии от фантастики тут важна не сама ситуация, не вопрос "Что случится, если?", а само будущее, вершителей которого автор уже видит. В притче интересен не случай, не бабочка Брэдбери, которая может изменить историю, а сама история. Не фантастическое переселение душ, а наша вера в приборчик, во всесилие материализма. Поскольку ничего другого у нас, похоже, в запасе и нет. Вот этот абсурд материалистического преображения человека, пожалуй, и есть для меня самое важное в повести.

И все же, что происходит, когда наши дети ставят опыты? Собственно, ничего особенного. Потому что драмы политические и социальные их не колышут совершенно. Даже на мысли о мировой известности и "нобелевке как минимум", - "А мне это надо?" Так в чем же план? А ни в чем. Есть идея, и ее надо попробовать.

Пробуют на тараканах. Создают модель общества, которое можно изучать, менять его сознание, создавать новых лидеров, отслеживать перемены и планировать будущее. Далее, конечно, переносят на людей. Тут уж ничего не поделаешь - все от родителей. И не только от ХХ века, но от всего европейского рационализма, который мы понимаем по-свойски. Не пародия ли наша социология, тесты, опросы, опыты, ролевые игры и пиар-компании на что-то большее, нам неизвестное? Не ощущаете ли и вы уже оскомины, услышав слова "рейтинг" и "продвижение продукта", от которых еще чуть-чуть и вырвет? Не сводит ли все к такому же упрощению и Жан Бодрийяр, сравнивая деятельность человеческого общества с жизнью вирусов?

Так что дети повторяют отцов. Это их судьба, поскольку ни страну, ни время своего рождения они не выбирали. Это их несвобода. Но, пожалуй, на этом их сходство с родителями и заканчивается. Разница в том, что после "Мне это надо?" их нельзя построить. Они облагораживают души бандитам, но никогда не задумались бы создать организацию для борьбы с преступностью. Они даже ставят опыты над депутатами в Думе, но, в сущности, плюют на них. Им гораздо интереснее преобразить соседку в коммуналке, которая в прошлой жизни была глистом. В этом есть, по крайней мере, потусторонний юмор. А потому любое желание заставить юношество и девушество "Идти вместе" или загипнотизировать их привидением "Молодой гвардии", - наивные, несбыточные мечты. Как это не противно, они отличаются от нас тем, что у них есть принципы. Но спроси их, что это, - ответят, но не длинно. (Потому что краткость в русском языке не только сестра таланта, но и отношение к действительности.) Или расскажут про туманные вершины.

Что же касается старшего поколения, то тут отношение к будущему еще удивительнее. Странность не в том, что отцы решили превратить в деньги способность видеть души; не в том, что они создают для этого целый проект с телешоу на Первом канале; не в том, что хотят обманом внушить всем, что могут эти души продавать. Странность в том, что в этой притче самый богатый человек России хочет купить душу и стать Пушкиным. Он видит в этом венец жизни, главное в карьере. Он понимает, что Пушкин не просто важней, но что он - цель этого будущего. И что вся карьера и богатство, все реформы экономики, весь рыночный дух, вся оттаявшая свобода - только средство для этого. И при этом, зная нашу страну, зная что такое наш бизнес, понимая, что его обязательно обманывают, он готов рисковать и купить то, что купить нельзя!

Конечно, все это выдумал Житинский, но, воля ваша, не могу представить себе Била Гейтса, мечтающего стать Шекспиром или Фолкнером. Зато сразу верю в такой наш реализм. Причем понимаю, что ни Абрамович, ни Ходорковский стихов не сочиняют, но действительность не убеждает. А все потому, что есть за этим все та же понятная нам русская мечта.

Что же это за мечта такая? Во-первых, она - вторична, потому что герой не сам становится Пушкиным, а хочет быть похожим на него, сравняться. Во-вторых, она - реальна, потому что в Пушкине, который наше все, воплотилось наше родовое противостояние времени. Мы глядим не в Наполеоны, но намного выше. Нашего олигарха волнует не личная жизнь, а желание встать над эпохой. Он хочет победить смерть.

Надо ли для этого писать стихи? Да боже упаси. Кто же их будет читать сегодня или завтра? Нужны не стихи, а имидж. Не поэзия, а ее знак. Достаточно, чтобы все просто засомневались: не Пророк ли это? Как же тут не пойти на сделку, с первого взгляда, совсем не выгодную? Ведь это как бы и не обман, а вопрос обмена информацией. "Не продается вдохновенье? Все меняется. Стань лучше!"

Читаешь, например, на улице, на растяжке: "Катя! Книга - дурацкий подарок. Купи ноутбук!" Неужели поверишь этому? Нет, не для того и написано. Скорее подумаешь, что это указатель для Кати, которая уже достигла грядущего, и извлечь ее оттуда нет никакой человеческой возможности. Что ей Пушкин? - "Незапный мрак иль что-нибудь такое". Пушкин для нее мелодия, а не смысл. Прошлое отменяется. Ей нужна обыкновенная знаковая личность, которую не надо постигать и расшифровывать, а достаточно просто видеть. Ей нужен повтор и похожесть, по которым она узнает свое время.

Но почему же все кончается опытами? Нельзя ли как-то попроще? Новые технологии опять же, гипноз рекламы и СМИ? А как, вы думаете, может обойтись без них какой-нибудь кремлевский мечтатель, имеющий власть над всеми телеканалами, желающий построить, наконец, либеральную демократию, и вдруг обнаруживший, что ближайшие соратники его могут только коробочки клеить, да и то под присмотром, как справедливо заметил Вячеслав Пьецух? Ведь они не только воруют виртуозно, но еще и переживают за гуманизм во всем мире. Вот тогда-то он и поймет, что мало теорию проверял практикой, и смелее будет ставить опыты для постижения русской души. Но выбьется из сил, конечно, плюнет на все и захочет уйти. И выходя на Рублевское шоссе, вспомнит милого охранника, уговаривавшего остаться на третий срок и подарившего на память кошелечек, вышитый бисером. А что после таких кошелечков бывает на большой дороге, не знает только иностранец Василий Федоров.

Тут уж нельзя не вспомнить вслед за Житинским "Мертвые души", и, заглянув в будущее, нельзя не представить себе их волшебное преображение и окончание нашей долгой Одиссеи. Финал повести счастливый и успокоительный. Герои женятся, души больше не пересаживают, их счастье охраняет талисман. "жжош нипадецки пиши исчо!" - сказала бы Катя. Но верит ли в это Александр Николаевич? Надеется ли он на будущее? Думаю, что об этом даже спрашивать неуместно.

"Писатель ничего не пишет, - сказал недавно Битов, - за него все делает автор". Комментарии к своему тексту любого сочинителя ставят в тупик. Дальше "пробило", "так сложилось" и "бог его знает, что это" дело не идет. Мои же заметки - только часть из тысячи соображений, возможно, приходивших Житинскому в голову, а может быть и совсем странных для него. Осталось только досказать о мальчике, о котором шла речь в начале.

Он, конечно, переедет жить в Москву. Выйдет из поезда, увидит высокое, не питерское небо, и подумает, что судьба этого города, лет сто поражающего приезжих, - доказать, что прежняя Россия не нужна. "И со временем надо бы в Киев..."

Обсуждение