моросит, а в крови саботажничает жара,
и на девичий взгляд отзывается температура -
лет на десять, поди, меня младше она заняла
свою очередь в регистратуру
только в двери вошёл, сразу вижу: тревожна, легка
занавеска лица, ветер глаз против пришлого ветра
поднялся - да талант, неожиданной жизни строка
в поздравительном тексте больницы, могильного метра
отвернулась, и ладно, и я отвернулся о том
на конец коридора, где в окнах безмолвствует город,
но над крышами кружится Кипеж -
в том небе крутом
что ты делаешь, плоть моя голод, сестра моя голос?
я гулял выходной вдоль реки и дошёл до разлива,
ибо без вариантов, и канул в широкую высь
и нащупал билетик в кармане, а он счастливый -
там прошедшие дни и грядущие ровно сошлись
вот что будет, что было - два подступа к апофеозу,
и безумие мига мой мозг разделяет, пока
ещё можно, на небо и воды, на бездну и воздух:
горизонт на волнах, как от дома родного доска,
под которой заснул без боязни мой дядя покойный,
авантюру сознанья и доблесть дыханья храня
на которой стоишь, выходя на крыльцо, босиком ты -
перед сном посмотреть далеко, далеко, на меня
как роскошным июлем - горжусь тобой, бездна, горжусь
через синь твою, белизну, желтизну и зелень
проплывает баржа с моим хлебом, порядочный груз,
только жизнь длинней и тяжеле
и в просвете её превосходства над хлебом моим
умещается смерть и раскинулся чудный топоним:
кто прошёл через Каторжный сад, остаётся другим
к ноябрю (становясь ещё там, по весне и по-полной)
а потом - слышишь, ломик по жирному скользкому льду
всё стучит, высекая искру, подгрызая массивы,
что обычно имеются, если нырнуть, в виду
с колокольни - на город красивый
две земли - на которой стоишь
и в которой лежишь,
красная-жёлтая плитка -
одинаковым словом замазаны швы, и кресты
там, в бездонных летят рубежах, словно птицы-открытки
сквозняка обоюдного, и с высоты -
неразъёмные реки-мосты
эта глушь, куда косится взгляд - разве мне всё равно,
нет, не мне всё равно, а кому, а кому остаётся,
не кому, а чему -
с нескрываемой ярость-виной
в красно-жёлтую степь смотрит-бьётся
то и делают чувства, что врут, не стыдясь ни хрена,
эти самоубийцы в рай,
сотворившие дети:
чище свежего хмурого неба, под коим она
поезда под откос -
нет на свете
а потом снова врут, но про солнце,
(имеют право) -
вечен сварки ожог на железного мясе листа!
жаждет вида воды по весне - не умеющий плавать,
как подруги забытой лица
по обе стороны насыпи падал снег.
падал, потом лежал.
посередине, по шпалам, шёл человек,
и вроде бы соображал,
куда он идёт (к друзьям, с электрички, бухать),
но мглистая пустошь огромна была и тиха
и насыпь была высока, и пространство с неё
сходило во глушь, во мглу.
и было так тихо, как будто немой поёт
и тщетно пытает слух,
не зная, что песню свою он глазами лишь
услышит, увидит полей непроглядную тишь
и шёл человек, не зная, - вблизи, вдали
виднелись посёлок, завод, путевая стрелка.
и снег, будто карта тех мест, был разорван так мелко,
что сыпался тише, чем песня, и ниже земли
и шёл человек, не зная, куда его денет
огромный, немой, безвременный зимний день
потом позвонили друзья,
спросили, когда он, где он,
и он им ответил: я скоро, уже нигде
впечатана птица навеки в монету дорог -
литую слезу подбери на язык, на зубок
спрессованный прах, из которого делают век:
безвкусная горечь, нетленный осадок от всех
империя гибели жалкой, в щемящий замес
того, что должно быть - упавшее то, что мы есть
но это - удача, надежда, нажива - орёл
о Боже, как много над смертью просторов и сёл
и жжёт триколор остановок промеж городов
глаза даже те, что не видят ни яви, ни снов
апрель красит в рай нашу участь, и в целое - часть,
и птица так вдавлена в твердь, как приказа печать
и вслед за движением неба маршрут областной,
как жилы руки - за снарядом, натянут весной
так спит, разметавшись, земля моя в длинном пути -
мертвец плодородный - не сдался, - под спудом летит
на склонах - на сломах, - метнувшихся в кровную высь,
разбитые крылья глухими углами срослись
тем движеньем, которым туман постилает поля -
холодящим и нежным, огромным и зыбким накатом -
кровь по жилам шуршит, приползает с работы змея,
где-то в безднах молекулы тянется к Господу атом
если что-то и значат поля, то немного, а всё
для меня - или сами "зеро", и зияют в тумане,
капитально накрывшем дорогу, автобус и сон:
выходя, озираются в выкачанном океане
пассажиры неблизкой беды -
эй, водитель, смотри,
как ничто расправляет усталые крылья ли, плечи
и простор безнадёжней, чем мама и папа мои -
за любое мгновенье до встречи
кого благодарить за время года,
за то, что повезло,
опять весна, что не забыл пин-кода
неоднозначное число
на карточке расплаты, не проспал работу
с похмелья после вечера в кругу
чужих друзей, что не до рвоты
там накидался, не в дугу, -
за то, что сплю, и никого под боком,
за то, что мне пока
моё лишь тело выдано залогом
бессмертия души наверняка
в пределах жизни, пусть не больше.
за то, что смерть моя не подомнёт, -
на что крута, а не осилит солнце
там, надо мной,
и после, подо мной
кому сказать, что благодарен сильно -
погашен на ночь долг, заброшен галстук,
пустой трамвай по улице "спасибо"
гремит, и через улицу отсюда
"спасибо" искажается в "пожалуйста"
кто-то из вечеров ещё может меня уничтожить,
словно молодость неизлечима, хотя - ни черты:
лишь смятенье при взгляде на небо - откуда? - и чьё же
имя пальцам мерещится с краю моей немоты?
я не знаю, а знаю, что это - с тоски и от солнца,
просто лето уходит, свою продирая жару
дотянувшейся улице только одно остаётся -
неподвижною музыкой так и желтеть на миру
и не время теперь, а знакомое место года,
и в зелёной щетине, в глазах голубых пустыря
продолжается жизнь - столь прекрасная, видимо, кода
и безумная, что -
повторяй, музыкант, повторяй
Андрей Бычков. Я же здесь[Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...]Ольга Суханова. Софьина башня[Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...]Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки"[Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...]Надежда Жандр. Театр бессонниц[На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...]Никита Пирогов. Песни солнца[Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...]Ольга Андреева. Свято место[Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...]Игорь Муханов. Тениада[Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...]Елена Севрюгина. Когда приходит речь[Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...]Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике[Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...]Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса...[У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...]Лана Юрина. С изнанки сна[Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]