Белым снегом укройся и окна закрой:
Это Питер тебя обнимает рекой,
Стометровым размахом ладоней-мостов,
Темнотою парадных, хвостами котов,
Серым небом, в котором так звёзды горьки.
Нет на свете нежнее и крепче реки.
Спи и снись наконец своим собственным снам,
Пока ветер скользит по застывшим волнам
И о чём-то горят за окном фонари,
Свято веря в пришествие новой зари.
Только в финский гранит полуночного сна
Плещет синей водой за весною весна.
мы были слишком инь и янь
как неба синь и утра рань
и звон трамваев вдалеке
и отражение в реке
склонившихся над нею лиц
дымящих труб, летящих птиц
и сотен городских мостов
и снов
мы были слишком здесь и там
как ветра песнь и птичий гам
и поздний завтрак на траве
и сто билетов в рукаве
в такие дальние края
куда ещё ни ты ни я
не собирали рюкзака
пока
Что там думала первая рыба, ползком выбираясь на сушу?
Вряд ли ждала чьего-то спасибо, скорее - мол, трушу,
Говорила себе, но ползу, плавником попирая простор неуютный
Слишком давящий, плоский, чужой и для глаза подводного мутный.
Я - праправнук той рыбы, наследник затеи сомнительной крайне,
Наблюдающий воду в основном в протекающем кране
Раз поверив в мечту о реальности альтернативной свободной,
Зажил жизнью двойной, с точки зрения рыбы - весьма земноводной.
Вот, свалив из стихии родной в чёрт-те-что добровольно,
Я ползу, обдирая колени. Мучительно больно
И мучительно стыдно. Зачем вообще, непонятно.
Впереди не бельмеса не видно, но уже не вернуться обратно.