Христос въезжает в Брюссель. "Транзитный голубь с тяжестью гагары / проносит в клюве каменный цветок". Торжественную процессию возглавляет военный оркестр. Толпа несет лозунги, флаги, транспаранты, хоругви. Администраторы из мэрии, с шарфами и нагрудными лентами, стоят на трибуне. Вверху растяжка "VIVA LA SOCIALE". Электорат с искаженными, оскаленными лицами-масками. "Гомо гомини люпус тамбовский эст". Овации. "Улыбки до ушей". Монстры, вооруженные зонтиками и метлами, дерутся из-за трупа повешенного... "Начинается спектакль домашний..."
Там мотыльки знамен, сизый простудный чад,
пестрые тумбы, мёрзнущие ничком.
Там пистолетной песней костры звучат
под ветровым смычком.
(Папарацци)
вьюгой вылепленный воск
прорастет младенцем в колбе
а вокруг - surround dolby
кроет эхом сотни вёрст
(Dead Morose)
Что это? - "Безумные нулевые", "Roaring Zero". Въезд Христа в...? Иерусалим? Брюссель? Нет, - "в приподнятой стране - наверное, в Китае, / Где души воробьев образовали стаи, / В сосуде радужном (свинцовое стекло) / Мы время плавили - и время протекло"...
Христос? Нет, но, бесспорно, Гарант и Мессия. По старинной традиции автор помещает себя с краю, среди участников шествия. Приглядимся. Джеймс Энсор * ? Нет - Игорь Караулов, московский "продавец пряностей".
Я серый волк, я отморозил хвост,
Меня из леса выгнали в окопы.
Жизнь не прошла, но превратилась в пост-
Авангардизм, в шагающий погост
И главку в геологии Европы.
(Финское)
Такие "мультики", такой ампир во время чумы. Новый век, "гламурный" и "шедевральный", в своей красе и славе... "Только глянуть вослед и позвать наугад.../ Время - Аушвиц, время - Освенцим".
Я чувствую себя Незнайкой на Луне
В скафандре с блестками и по уши в говне.
Сквозь толстое стекло пытаюсь докричаться,
А жители спешат, довольные вполне.
Я так хотел попасть на остров дураков
Покушать пряников и сладких бураков.
Я снова полюбил премудрую Цирцею
И снова вижу хлев, а метил-то в альков.
На острове ее дурак на дураке,
Кто с древком в заднице, кто с черепом в руке.
Сквозь жидкое стекло меня не замечают,
И я не говорю на лунном языке.
(Мультики, I)
События наших дней, протекающие перед взором поэта Игоря Караулова, не рождают в нем быстрого, конкретного отклика - они медленно отстаиваются и наслаиваются, концентрируясь в скорби и человечности: "об отечестве моем плачу / как в детстве о некупленном луноходе".
При обнаружении бесхозных вещей на станции -
карманной библии, черепа, топора -
самое время опомниться, задержаться и
подумать, не их ли видел еще вчера.
За всем ведь не уследишь, ибо сектор поиска
расширился, а взгляд еще простоват.
Сегодня уже не страшно отстать от поезда,
вот только поезд не собирается отставать.
Он будет злиться, гнаться, сверкая жвалами -
Лярва, личинка чартерной стрекозы -
тоннелями, виадуками, водоканалами. Обалденные ставки, сказочные призы.
(Еще про метро)
В поэзии Караулова сочетаются витражная звучность и тлеющая глухость распадающихся серых тонов.
Меня научил Церетели,
Хозяин плавильных печей,
Вливать не мочу - цинандали
В пространство белесых ночей.
И серого сплава громады,
Сопя за моею спиной,
Моей ожидают команды
К походу за перцем и хной.
(Italiano Vero)
В пространстве его стихов - неуютные московские пригороды и их обитатели, подземка, спальные районы столицы, пустые улицы первопрестольной, залитые лунным светом, глухие стены домов с черными проемами окон, небоскребы и фабричные трубы, упирающиеся в небо.
какой-то человек, служивший на таможне
танцует во дворе и ходит по воде
бирюлькой ветровой, хлопушкой новогодней
на нем его пальто и белый пух везде
глазеют на него и тлеют мимоходом
коричневый старик с посудой в рюкзаке
на леске ползунки и липы хороводом
и девочка, любовь несущая к реке
и самая река, где башенные краны
приколоты к холму смирительным лучом
где святый себастьян промасливает раны
и заливает кровь почтовым сургучом
и гордый внук славян, повешенный на рее
и сын шотландских гор в кокетливом юбце
проходят мимо глаз в прозрачной галерее
еще бы знать, кого покажут нам в конце
назавтра новый год - не ждать же, в самом деле
что превратится в лед вся дольняя вода
когда мы так легко, так близко, так у цели
как в этой памяти не будем никогда
(не по сезону)
Композиции стихов Игоря Караулова тяготеют к обобщенному портрету города и страны. Он нередко повторяет одни и те же мотивы в поисках единственно верной экспрессии, без страха сорваться в вызывающую яркость, создание зловещей пародии на человечество.
много было кистеперых
пескоструйных гад морских
кремневевших в тайных порах
и навскидку неживых
я храню в своем защечье
сорок тысяч хромосом
стрекот там идет рабочий
шорох кружев невесом
(много было провожатых)
порхают лица так же как и фары
мучнистокрылы бабочки-фарфале
роятся флаги тещиным бельем
где листопадный варится бульон
в огне плывут рекламные хоругви
и стекловозный парусник ли, струг ли
и облако, как будто сена воз
срывается с расплавленных колес
/.../
а может, это бегство прокаженных
жуков пожарных, веком обожженных
и колокольчик в воздухе на бис
небесный пепел стряхивает вниз
(дорога на бутово)
Персонажи стихов поэта - обезличенные "фигурки лобзиком": одушевленные вещи, "картонное зверье из студии Диснея", рекламные логотипы, фигуры речи. "Войско тысячи мелочей, / овладевшее головой". А есть ли живые люди? - Встречаются, нечасто. Более вероятно - их следы, тени, рисунок движения - побега:
вот только легкие не сдались бы
не стерлось горло в осенний дым...
но не человек уже - ворох листьев
одними тапками различим
(побег)
Деньги, ключи, несчастливый билет,
книги, журналы...
А человека вчерашнего - нет,
как не бывало.
(К вечеру снова падает снег...)
Люди покидают пространство жизни - "маршрут обкатан уже вполне". "Из песочницы вытекают большие реки", "слева гудит там-там и пули свистят дум-дум", "бегут в закатный край бизоны и слоны", "двери закрываются, поезд идет в Тибет, / а мы сделаем вид, что поезд идет в депо".
это брендинг и ребрендинг
ангел мой
нижний новгород назвали
костромой
волгу-матушку сослали
в туркестан
стоп машина, малолетний
капитан
(ребрендинг)
"Следующая станция - Тартарары", - / объявляет актер. Наверное, Лановой". Начинается разнузданное актерское веселье, парад масок, карнавал, маскарад, "le peinture des masques" - мир необузданных человеческих страстей, порождения причудливой фантазии.
ледокол по прозвищу челюскин
человеков ловит, как моллюсков
острым килем человечий домик
разрезает, словно свежий томик
(креветколов)
"Кукольный домик, фанерные гаражи, / пластмассовая тойота" - жизнь? - нет, существование. Человека? - нет, куклы Барби, с "нулевым iq". "По небу летает добрый Бэтмэн / и дарит солдатиков малышам". "А здесь живет кораблик-мизераблик / из спичек набранный бухгалтером как хобби"."А жуки по небу носятся и строчат, / как машинки зингер / на одной из своих регат".
Резиновую бабу завернули в целлофан
и продали матросу за четырнадцать рублей,
а он ее до света ласкал и целовал.
Резиновую девушку, матросик, пожалей.
У ней потерты локти, рубцы на животе,
засаленные волосы как флотская лапша.
И третий раз, и пятый раз ты был на высоте,
а из ее кармашка чуть не выпала душа.
А как ей было хорошо в резиновой стране!
Повсюду были гибкие и мягкие - свои.
Бывало, отражаясь в бензоловом вине,
виниловое солнце ей пело о любви.
Ступай себе на камбуз, наешься в три горла,
пока несет на скалы корабль сторожевой,
пока твоя подружка еще не родила
резинового пупсика с твоею головой.
(резиновая зина strikes back)
Беспорядочное движение пятен, контрасты света и тени, произвольное смешение речей и жестов, диссонанс и гротескное преувеличение. Отчаяние перед некрасотой мира, излом и горькая ирония. Караулов творит сурово:
я отшельник, для меня шумит ольшаник
в голове моей творится обезьянник
мне не перекричать своих макак
я их унять не знаю как
(я отшельник, для меня шумит ольшаник...)
Поэт осознает значительность момента, значительность трагедии несправедливости, насилия, лжи, времени Pseudo. Его символы-маски выступают из тьмы кровавыми пятнами и озаряют пространство тревогой и чувством безжалостной непоправимости.
выходит он
поющ, свистящ
и полный разных трубочек и склер
канальцев, устьиц
полных насекомых
которые поют, свистят
нахальными трещотками трещат
и цокают, и шебуршат крылами
и хоботками делают вот так
и выдвигают яйцеклады
ах, рабби-рабби, что же ты наделал
(Голем)
Поэт убеждает нас, что рядом с человеком происходит нечто, не поддающееся разуму - "в алхимии, увы, привычны неполадки":
зайдешь с другой стороны магазина
а там не вина, а антивина
и штабелями антигорошек
и мышь преследует стаю кошек
(антимиры)
и менеджера, и визионера
одна из мира выгребет холера
им в форточки влетают по ночам
агенты четырех первоначал
сорочьим лётом, ловким и проворным
о, длинный дом в каштановых свечах!
о, люди в черном!
(бессонница)
На шутовском человеческом маскараде частой гостьей оказывается насмешница Смерть, прячущаяся под различными масками, зловещий образ быстротечности жизни.
Так что спляшем, Пэгги, сквозь мокрый снег
Наобум летящий в медвежий мех.
На пуантах, цыпочках, на носках,
Как пингвины ватные в облаках.
/.../
Так что спляшем рэгги, разбудим дом,
Перемелем стены в муку со льдом.
Пусть озябший город летит с винтов,
Пусть соседи зовут ментов.
(Так что спляшем, Пэгги...)
Смерть в стихах И.Караулова "под подушкой слиплась от пахлавы". Это пока еще только боль, от "долгого несения креста", "отложение солей мертвого моря". Это пустота и одиночество, это осознание, что "хэппи-энд отличается от хенде-хох / только порядком чужих неприятных букв". Это ощущениепотери себя и неверие в "вечное Рождество":
мы теперь простые электроны,
от высоких судеб далеки.
вероятно, к новому сиону
мы уйдем сквозь ваши проводки.
(Новогодние отрывки, III)
Смятение и дезориентация, испытываемые моим поколением, ощущение от "безумных нулевых", невозможность разобраться, что есть Добро и Зло, Спаситель и Дьявол, горечь людского лицедейства - все эти симптомы концентрируются в стихах Караулова:
Но в день, когда под талой стекловатой
По всей Москве дороги развезло,
Когда Гекуба, сделавшись Гекатой,
Искала в нас ответчиков за зло,
В поту, в бегах, в чужом автомобиле
Мне молвил демон нежным голоском:
"Как жмут сапожки! Милый мой, не ты ли
Мне раздвоил копытца языком?"
Оригинальные, полные импульсивной нервной энергии стихи Игоря Караулова в высшей степени экспрессивны, в них находят выражение драматизм его мироощущения, его гнев и печаль, разлад с окружающим миром, но, вместе с тем, и огромное желание обрести в этом мире гармонию. Это удивительно правдивая и честная поэзия:
Как жаль, что я природою лишен
Той смелости, что - истинное зренье,
Что мой рисунок груб или смешон
И блекнет от чужого подозренья.
Как жалко, что в безверии моем
Мне не дано на радость эрмитажью
Щеголевато выстрелить пером
И голых баб раскрашивать гуашью.
(Сотворение Евы)
ПРИМЕЧАНИЕ:
* Джеймс Энсор - бельгийский художник конца 19 - начала 20 вв., один из предтеч экспрессионизма (наряду с Ван-Гогом и Мунком), англичанин по происхождению. Для него характерны яркий мазок, экспрессия, ёмкое философское осмысление образов-символов. Он впервые обозначил тему "масок" в европейском искусстве ХХ века, понимая под этим человеческие страсти и грехи. В этом он наследовал другим фламандским мастерам - Босху и Брейгелю.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
