РЕЖИССЕР
Театр начинается с буфета, мой начался с телефонного звонка.
- Слушаю.
- Мсье Владимиров?
Я решительным тоном заявил:
- Спасибо, но я не намерен прерывать мой контракт...
Трубка прервала меня удивленным вопросом:
- Какой контракт?
- Ну, вы же сейчас начнете меня агитировать перейти в вашу телефонную компанию.
- Нет, что вы, - хохотнула трубка, - с чего вы так решили?
- Потому что никто другой... кроме всяческих компаний... мне не звонит.
Это была святая правда. При своей привлекательной внешности я практически одинок.
- Я звоню вам, - трубка придала своему тембру значительности, - по вопросу театра.
- Не понял.
- Поясняю. Я хочу пригласить вас в театр.
- В качестве?
- Актерском, - трубка сделала паузу и, перейдя на французский, поинтересовалась, - Comment aimez-vous mon preposison?
- Предложение интересное, - ответил я, - но дело в том, что в данную минуту... я стою возле зеркала... и нахожу в нем довольно невзрачное отражение. Уж точно не артистическое.
Трубка выразила решительное несогласие.
- Разрешите с вами не согласиться. Напротив, очень даже артистическое.
- А вы что же, меня видели?
- Да, видел. На видео у Веры Яковлевны. Вы играете там поющего солдата.
Я тут же вспомнил новогодний вечер в эмигрантской компании.
- Ах, вот вы о чем. Да, такое дело имело место.
- Ну, вот и договорились. Жду-с вас, скажем, в воскресенье. После обеда.
- А вы позвольте... поинтересоваться... кто?
Трубка представительно замолчала и затем внушительно представилась:
- Режиссер.
Мое отражение в зеркале удивленно вздыбило бровь. Своим тембром и шепелявеньем голос мог в лучшем принадлежать театральному буфетчику, но никак не режиссеру.
Я согласился. В воскресенье, в назначенное время, в новом костюме и начищенных туфлях я прибыл на встречу с режиссером. Теплый ясный день переходил в бодрящие сумерки. На внушительном крыльце серого дома меня ждал человек.
Белый пиджак, накрахмаленная рубашка с бабочкой, набриолиненный пробор и переброшенный на манер полотенца летний плащ (ни взять, ни отнять буфетчик провинциального, торгующего осетриной второй свежести, ресторана).
- Андрей Дмитриевич, - представился человек и добавил, - засуха.
- Да, - согласился я, - жарковато для такой поры.
- Я говорю... фамилия моя... Засуха.
- Ах, простите.
- Ничего, ничего. Давай без этих ахивоков, а по-простому... по театральному... Андрюха.
Пахло от А.Д.Засухи пеной для бритья и "ершом".
- Владислав Максимов. - Отрекомендовался я.
- Здорово, Влад! Как ваше ничего?
- Могло быть и побольше.
- И потолще.
- Я бы сказал, объемнее.
- Сработаемся, Влад, - режиссер дружески толкнул меня в бок, - прошу вперед... в наши... Мельпомены.
Мы вошли в здание.
- Иди прямо, - сказал мне Андрей Федорович, - а я пока... отольюсь. Вчера усугубился пивком. Догоняешь?
Режиссер заговорщицки подмигнул. Я понимающе кивнул и пошел длинным узким коридором. Вскоре меня догнал Засуха. Мы прошли с ним сотню шагов и остановились у стеклянной двери. Режиссер толкнул ее и барским жестом пригласил меня войти. Я переступил порог и оказался в небольшом интимно освещенном догорающим солнцем зале. На стенах зала висели портреты неизвестных мне лиц, бородами и пронзительными взглядами, однако же, походившими на актеров мхатовцев старой школы, что придавало залу театральную презентабельность. В мягких креслах сидели люди. В центре зала расположился уставленный кушаньями стол: колбасы, сыры, котлеты, пирожки...
- Знакомься, Влад, это наши актеры! Саша. Толя. Артур. Надя. Юля и, наконец, Гоша. Андрей Дмитриевич дружески потрепал собаку.
- Ну, что... за знакомство?!
А.Д.Засуха ловко извлек из кармана вместительную фляжку.
Выпив, мы взялись за закуски. Послышалось чавканье, причмокивание, прихлюпывание - и не только за столом, но и, как мне показалось, на портретах, висевших над ним.
- Не кислит-с? - интересовался режиссер, как только я проглатывал очередной, имевший непременно какое-нибудь экзотическое название, салат.
- Не горчит? Кислоты довольно?
За закусками наступила очередь горячих блюд: пирожки, беляши, кулебяки, чахохбили. Наконец, режиссер сытно икнул и, вытерев салфеткой жирные губы, торжественно вымолвил:
- Ну, а теперь от бренного... перейдем к вечному!
Андрей Дмитриевич вытащил из кармана пиджака мятые листы и подвинул их ко мне.
- Пир. Пьеса, - прочел я и, глядя на опустевший стол, горько произнес, - а реквизит-то мы уже съели.
- Не волнуйся, Влад, - успокоил меня Андрей Дмитриевич, - с реквизитом проблем не будет.
...Начались репетиции "Пира".
- Алекс! Алекс, - горячился Засуха, - разве так поднимают рюмку? Дорогой мой, разве так пьют? Где твой посыл!
В Андрее Дмитриевиче явно чувствовалась таганская школа! Хотя посыл из шепелявящих уст режиссера больше напоминал "рассол"
- Рассол. Где рассол, я тебя спрашиваю!
Оставив в покое актера, Андрей Дмитриевич бросался на актрису.
- Наденька! Надя! Надюшенька. К сожалению, мы вынуждены вас огорчить. По правилам этикета птицу было принято есть руками до тех пор, пока не появились вилки.
- Артур! Артур! Разве тебе дан нож, чтобы ты ковырял им в зубах? Что ты этим хочешь донести до зрителя? Каков твой посыл... рассол! Какова сверхзадача? Не знаешь. Так, стоп! Довольно! Сделаем небольшой антракт.
В антрактах мы набрасывались на разносолы: чавкали, чмокали, хрустели, икали, ковырялись в зубах, рвали курицу руками...
Самым деликатным из нас в эти минуты являлся пес Андрея Дмитриевича Гоша...
Дождливым воскресным днем я пришел на очередную репетицию. Возле стеклянных дверей репетиционного зала стоял внушительных форм работник службы безопасности.
Возле него толпились актеры.
- Не велено, - говорил им дядька, - ваш руководитель уже два месяца не платит за аренду зала. Как заплатит, тогда пущу, а сейчас расходитесь! Go home!
Мы вышли во двор, выкурили по сигарете, выразили всеобщее сожаление о не съеденном, как обычно, реквизите пьесы "Пир" и разошлись по домам.
Через несколько дней ко мне позвонил актер Артур:
- Ты знаешь, какой есть наш режиссер?
Артур относился к представителю народа, который в средней полосе России называют лица кавказкой национальности, поэтому говорил несколько своеобразно.
- Какой такой?
- Совсем шакал. Вот какой.
- И в чем это проявилось?
- Помнишь еду, которую приносил?
- Да.
- Так вот, шакалил он ее... совсем... это... в ресторанах, в которых работал развозчиком. Еще и двести баксов... вавайбай... у хорошего человека... моего земляка... слушай... зашакалил... шайтан такой, а я за него мазу держал... мне теперь его долги нужно будет отдавать... маму я его имел! Найду, слушай, сделаю из него... этот... брытанский флаг... совсем...
- Ну, зачем уж так, - попытался я успокоить Артура, - может быть... он... все... же вернет. Он же человек искусства, нравственности, культуры. Режиссер!
- Какой рэжиссер, слушай. Он в Москве в театре буфетчиком работал. Там его за растрату повязавлэ. Рэжиссер! Имел я таких рэжиссеров в двадцать одно!
...так и не осуществив постановку пьесы, театр перестал существовать. Ходили слухи, что обремененный долгами режиссер бежал из провинции. Не знаю, но точно могу сказать, что и сегодня нет-нет, а вспоминается мне краденный А.Д.Засухой из ресторанов реквизит пьесы "Пир"
© Владимир Савич, 2014-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2014-2024.
X |
Титульная страница Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |