РАФИНАД
Все привыкли к Вере как к даме с хорошими манерами и вкусом. Вкус у неё был незаметным: серое ни-то-ни-сё, а потому приемлемым и всегда уместным. Поэтому когда в один не задавшийся день Вера, выкрасившая седину в лимонные локоны, пришла в офис в травянисто-зелёном велюровом костюме, не по-возрасту обтягивавшем полную фигуру, в сиреневом капроне и туфлях на каблуках, все неприятно удивились и встревожились, подозрительно посматривая и прислушиваясь к ней, ища в словах и жестах намёк на сумасшествие.
"Двинулась", - шептались девчонки в туалете.
"Потеряла дряхлую девственность", - шутили мужчины в курилке.
"Рафинад!" - думала Вера.
В этот день всё шло не так, с самого завтрака. Завтрак висел на стене в рамке. Три милые коровы приличествующих манер попивали чай за столом, чинно прикрытым цветастой скатертью, и слегка щурились от теплых солнечных бликов, расцветивших обои канареечного цвета. Всё по-коровьи просто и пасторально, а главное - убедительно аппетитно.
Вера приветливо поглядывала на теплую компанию и по совету пятнистых леди, следуя картинному принципу завтрака, клала сахар-рафинад в чашку. Обои в её кухне были совсем не такими радостно-яркими, как на картине, и за окном скорее лил убийственно занудный дождь, пробиваясь мелкой сыпью плесени по углам продрогшего до пред-простудного озноба дома. Но тем не менее дисциплинированно скудный завтрак был очаровательно приятен и вкусен. Вера не подозревала, насколько рафинад вкуснее рассыпчатого сахара. И почему в её доме столько дождя и скуки, скуки и дождя? - улыбалась она троице на стене.
Она серьёзно задумалась, не переклеить ли ей сдержанно-тусклые обои в какой-нибудь тропический цвет и не пригласить ли на ужин парочку-другую местных коров. Пусть и не столь хорошо воспитанные и ухоженные, но всё же компания. Кое-кто из офиса, из тех, кто любить мычать, мог бы заглянуть на домашние пирожки и обсудить новые обои.
Приглашения на чай с рафинадом, чай с кубиками, были разосланы в виде смс, и Вера срочно побежала по магазинам.
Жизнь помечена символами, как брэндами. Вроде и то же, а нет - дороже, ценнее, потому как называется по-другому. Универсально, оригинально, забрэндировано - факт. Жизнь делится на актуальную и не очень, в сущности оставаясь всё той же. Тем не менее, актуально обозначенное соответствующими символами бытие по причине своей передовитости привлекательно. Вера это почувствовала, ощутила сладость рафинада в чашке чая с бергамотом. Да и сколько можно плодить эту серость? Жизнь ярче и шире, чем две комнаты и окно в сырое небо, чем офисный стол в углу и громоздкий ящик старого компьютера. "Надо меняться, Вера Семеновна", - и три милые буренки приличествующих манер согласно кивнули.
Ну, что... никто, конечно, не пришел. Все приняли смс-приглашение за чью-то шутку. Чтобы Вера Семеновна? Да ну вас!
Тогда Вера купила торт киевский, любимый, и принесла на работу вместе с коробкой рафинада. К чаю.
Сахар был замечательным - так и таял в кипятке. Сладко и мило. И всем понравилось. И даже новый облик Веры не так уж раздражал глаз, а начинал казаться вполне уместным - к чаю очень даже ничего, как глазированный зеленым кремом кекс. Вера улыбалась, угощала, выкладывая кусочки на пластиковые тарелки, и болтала без умолку. Глаза ее светились, кожа сияла, и маленькая офисная кухня была уже не такой крохотной, а на удивление вместительной и уютной.
"Молодец, Вера Семеновна. Так все славно придумали, организовали", - радовалась Света, очаровательная, но не очень усердная в работе стажер. - "Давайте так каждую неделю!"
"Ой, как здорово Верочка придумала! Я могу слоенок напечь".
Вера согласно трясла лимонными локонами и счастливо улыбалась.
"Точно влюбилась", - хихикали довольные коллеги, слизывая крем с пальцев и сербая сладкий чай.
Так Вера неожиданно для всех и самой себя позеленела, расцвела, словно первоцвет по весне, предоставив офису и соседям тему для долгих перченых разговоров. И жизнь Веры зеленой совершенно изменилась - конечно, к лучшему. Помимо нового костюма, набора фиолетово-сиреневых юбок и туфель на умопомрачительно высоких каблуках, у нее еще появился и новый вкус. Рафинад! Очень важно, что не с сахаром, а с рафинадом, не рейтузы, а леггинсы,
не кофе, а макиато,
не дворовый сквер, а пейзаж,
не стихи, а хойку,
сойку...
не Вера Семеновна, а Верочка-Милая-Вы-Наша,
а Чудесница чайных церемоний,
а специалист по фен-шуй и где-какие-подушки-дешевле-купить-достать,
не постные накрахмаленные салфетки крючком, а лоскутное искусство пэчворк,
не ленивая зарядка по утрам сквозь зевоту, а рефлексология и йога под смолистые
травяные ароматы,
не потом, а сейчас,
не опять, а снова...
Другой день по пути в офис на выходе из метро к ней, энергично потряхивая портфелем с ноутбуком, подскочил Павел Витальевич, административный начальник. Вежливо взял её под локоть - и откуда в нем вдруг появилась эта манерная галантность? - и заговорил о какой-то ерунде. Конечно, Вера знает, где по фен-шуй лучше поставить диван и повесить зеркало в квартире. Конечно же она заметила и оценила новый аромат привлекательно дорогих духов, раз уж он так близко подсовывал свой выбритый подбородок и вымытую шею к ее плечу. Вера даже смутилась от такой напористости. Тем более неожиданной от Павла Витальевича, известного ловеласа тяжеловозрастной категории, который подкрашивал седину на висках a la Джордж Клуни. Неожиданной, потому что прежде Вера Семеновна не была включена в состав этой самой категории женщин, которых ее административный начальник стремился осчастливить. Но теперь она Верочка, да еще зеленоглазая, пусть и карандашом по контуру, но ведь производит впечатление.
Она вежливо, не без не известно откуда вдруг взявшегося кокетства, обещала помочь тому с перестановкой мебели и, растревоженная и раскрасневшаяся, почти пробежала к своему столу в галантно открытую для нее дверь офиса. Она глупо проулыбалась монитору компьютера весь день. Да и наплевать ей на всех. Правильно говорят, что счастливые люди - все эгоисты. И Вера перестала обращать внимание на чрезмерное любопытство коллег. Наоборот, призналась она монитору, ей льстили заинтригованные взгляды и шепотки. "Пусть смотрят. Пусть видят, коровы".
Да и зачем ей кто-то вообще нужен? Муж был, дети были, друзья были. И почему были? Они и есть, только сами по себе. Оставили Верочку, наконец-то, в покое, в пасмурном сумеречье двухкомнатной квартиры на одну. Есть кошечка Муська - партнерша и домовладелица. Есть соседка Зинаида Валерьевна, которая носит Верочке вкуснющие пироги и тортики поболтать на кухне о том, о сём, обсудить нового градоначальника, жэкэха и последние сорта помидор. И как это у нее так ладно получаются торты? Есть и Павел Витальевич. Почему бы и не быть ему в вериной жизни, хоть иногда?
Как хорошо, что она купила Завтрак. Три пятнистых головы, писанные пастелью, на стене в рамке. И кто бы знал, что жизнь может так преобразиться? "Это переворот", - думала Вера Семеновна, улыбаясь сама себе. "Это же революция!" - радость открытия щекотала пятки, и Вера летала по квартире, подпевая виниловому Тото Кутуньо, чей голос приятно потрескивал каждый раз, когда игла проигрывателя цеплялась за комочки пыли на пластинке. "Надо желтенькие, солнечные, или лучше цвета зелени!"
И снова полетели смс с приглашениями на пироги, приготовленные радушной соседкой, с чаем - это уже у Веры. Старые обои содраны и раскромсаны, сброшены в мусорный ящик. Новые витиеватые узоры расцветили верочкин уют, на кухне появились винтажные баночки, которые наполнялись разноцветными крупами и специями, морскими ракушками и высушенными цветами - очаровательно. Ароматные свечи были предусмотрительно расставлены по комнатам, мягкие подушки радужных расцветок прикрывали все непривлекательные углы в доме.
Павел Витальевич тоже пришел, благоухающий и аккуратный. Он загадочно посматривал на Верочку, попивая ароматный сладкий чай из новых чашек. "Ох, не для него ли были они куплены, Вера? Ох, потеряла ты голову", - нашептывали буренки на стене, чопорно поводя ушами. Коллеги шумно пробежались по комнатам, щупая, обсуждая, хваля и восхищаясь, пробуя на ощупь и порой на зуб.
"Вера Семеновна, вы такая мастерица".
"Верочка, обязательно научите меня, или хотя бы выкройку, выкройку мне".
"Вера просто волшебница! Ведь вы поможете мне навести такую же красоту в моем доме, правда?" - и Вера уже не стесняясь краснеет, кокетливо отбрасывая локоны с лица, и укоризненно улыбается завтраку на стене. Почему бы Вере Семеновне и не быть женщиной? Почему бы не радоваться жизни?
Когда все, сытные и довольные, лениво разошлись по домам, Павел Витальевич, приобняв Верочку, провел ее через парк под цветущими яблонями к своей машине, а потом они прокатились по темнеющим улицам к нему домой. Вера все мастерски, со знанием дела и женской заботой устроила и объяснила, где и как поставить-повесить-подвинуть, чтобы в доме холостяка начальника был достаток и мир, любовь и... Вера упала на мягкие подушки и растаяла от крепких, настойчивых объятий почти не сопротивляясь.
На завтрак была яичница, бутерброды и крепкий кофе со взбитыми сливками, без сахара. А потом Вера прошлась до метро и вернулась в свой район. Коровы на стене, скривив морды, отвернулись. Завтрак не удался. "Глупые", - обиделась Вера.
Она встретилась с мужем в парке после работы, под цветущими яблонями, где совсем недавно прогуливалась в обнимку с другим мужчиной. В новом костюме, с тщательно наложенным макияжем и завитыми желтыми локонами. Все в ней говорило о том, что да, у нее есть личная жизнь и да, Вера совсем не простаивает в своей старости, как древний комод в доме грусти. Нет, и не старости, а зрелости, а спелости. И да, она на зло ему похорошела, не скучает, со вкусом одевается и живет полной жизнью, в которой есть пусть не мужчины, но - мужчина, Павел Витальевич. Так что еще вопрос, кто кого оставил и кому от этого лучше. Уж по ней точно не скажешь, что она проводит одинокие ночи или тоскует одна за завтраками. Для нее даже готовят яичницу с кофе, что он никогда не делал, эгоист, лапоть.
И вот он пришел, как всегда неаккуратно одетый, с щетиной на скуластом лице - все ему некогда одеваться-бриться-мыться. Улыбнулся по-родному, словно и не было болезненного развода и громких скандалов, пахнущих валерьянкой и полотенечной сыростью ванной комнаты. Заметил, значит, как Вера похорошела, кого он оставил одну в их доме, в сожительстве с уединением и кошкой Муськой. Муське он никогда не нравился: то на хвост наступит, то вообще не заметит. Также и с Верой. То на сердце наступит, то мимо плюнет. Эгоист. Улыбается, словно рад ее видеть, словно он простил, а не Вера. Словно только Вере снятся, снились сны, где она все ищет, ищет его, зовет, звонит по телефону, только номер его никак не может вспомнить. Номер-то такой же, как и у нее, только нет его там, не отвечает. То на хвост наступит. И все с улыбкой, полукивком головы, мол, как ты там, родная?..
Жизнь - как тонкая бумажная ткань салфетки, которая рвётся от резкого потока воздуха, выдуваемого чьим-то сопливым носом.
Все уже привыкли к зеленой Вере, её пирогам и канареечно-желтым локонам и даже начали немного любить её. Когда одним утром она появилась в сером костюме, со слизанным чистотой лицом и стянутыми в постную гульку волосами, все неприятно удивились и встревожились, прислушивались к её словам, ища в них намёк на сумасшествие.
"Точно двинулась", - шептались девчонки в туалете.
"Здрасте, климакс", - шутили мужчины на заднем дворе.
"Нет, девочки, что-то здесь не так, - расплакалась, расстроившись, Света. - Погасла наша Вера".
"Коровы", - горько злилась Вера. - "Подкованные телки".
Дамы преклонного возраста в ядовито зеленых костюмах - просто дуры. И никакие обои или крашенные локоны дурость эту не спрячут. Скорее наоборот, Вера, - говорила она сама себе - только подчеркнут. Дура, она и в Африке, и в зеленом костюме, и без -дура. В костюме она, правда, зеленее и преклоннее. И вообще, сахар - это яд, рассыпчатый или в кубиках. И пошли они все, все коровы эти, на свои зеленые поля, - сердилась Вера.
Завтрак Веры в этот день был сух и несладок. Чай без сахара, не то что рафинада. Сахар, особенно рафинад, вреден - можно заработать диабет. А Павлу Витальевичу пришлось уехать домой вместе со Светой, так расстроенной переменой Верочки Семеновны.
Муж ее бывший расписался со школьной учительницей - худенькой и ушастой скромницей. Типичная серая мышка. Серее Веры. И Вера растерялась, а завтрак затрясся в гневе и покосился, обвиснув беспомощно на одно рамочное плечо. Глупо как - весь этот ваш рафинад и велюровый костюм. "Глупо", - тихо плакала Вера, уткнувшись лицом в цветастые подушки, а Муська бережно обнюхивала ее мокрое лицо и потеки зеленых теней под глазами.
© Таня Нефедова, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
