Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




КРУГИ  НА  ВОДЕ


Маленькое зеркальце смотрело четко накрашенными губами. Губы приоткрылись и показались блестящие, белые зубы. Один зуб был окрашен помадой. Появился розовый, влажный язык и настойчиво потерся об него. Помады не стало. В зеркале произошло мгновенное движение, и оно уже смотрело серо-зеленоватым глазом с редкими рыжими крапинками. Затем опять движение, и оно уже мохнато моргало другим. Мелькнул тонкий палец, что-то пестрое, щелчок, пудреница закрылась.

- Светка Петровна, ты домой или на свидание? - это спросила Тамара, с которой Светлана проводила свободные минуты между уроками. Обычно они стояли у окна на переменах и делились новостями, временами вытаскивая из хохочущего клубка особенно расшалившегося мальчугана.

- На свидание, - Света бросила пудреницу в сумку и торопливо стала натягивать на себя свитер.

- Сколько можно ходить на свидание к собственному мужу?

- Но ты же знаешь, у него сейчас перерыв. Я уже опаздываю. До завтра. - Светлана выскочила из учительской.

На улице асфальт был мокрым и блестящим. Пахло прелью и дождевыми червями. Такой последождевой запах бывает именно ранней осенью. Он приятен тем, что понимаешь: есть дом, где сухо и тепло, где можно снять промокшие туфли, включить настольную лампу, и, сидя под ее искусственной теплотой, читать книжку маленькому Саньке. Светлана, перешагивая через растекшиеся лужи, улыбалась такой перспективе. Она завернула за угол. Далеко впереди показался сквер, через который ей предстояло пройти, чтобы попасть в тихое, безлюдное в этот час кафе. Там ее уже дожидался Валерий. Они встречались в нем раз в неделю. Это было своего рода традиция еще с тех далеких и нежных пор ухаживаний. Конечно, иногда встречи срывались из-за неотложных дел, но они старались сберечь ее, как бережет сентиментальная школьница первый цветок своего прыщавого поклонника. Цветок уже немного привял, но из-за хорошего ухода все еще оставался довольно привлекательным.

Деревья сквера придвинулись ближе. Светлана шла вдоль улицы. Мимо, шелестя шинами по мокрой дороге, проносились автомобили, истерично взвизгивая, гундосили троллейбусы. Неожиданно из-за пухлых и надутых туч выглянуло озорное солнце и осветило радостью приунывший мир. Радость засветилась, заискрилась на мокрой паутине из проводов и ветвей, на оборках листьев. Она хлестала по глазам, заставляла их щуриться и часто моргать. Светлана перешла улицу и ступила на мягкий, зеленый газон. Ноги мгновенно стали мокрыми. Светлана пожалела, что не пошла по тротуару, а, сокращая путь, вторглась в эту прохладную рыхлость. Но отступать было уже поздно. Она широко зашагала, высоко поднимая согнутые в коленях ноги, стараясь не наступать на каблуки, которые сразу мягко тонули в податливой земле. Недалеко у дерева, тужилась, жалко поджав лапы, грязная замызганная собачонка. Она затравленно покосилась на Светлану и та, деликатно отвернувшись, кузнечиком допрыгала до асфальтированной дорожки. Солнце продолжало, смеясь раздвигать и расталкивать тучи, и они нехотя сдались. В сквере появились первые молодые мамаши с детскими колясками. Среди зеленой листвы светились "солнечными зайчиками" отдельные веселые листочки, окрашенные осенью в желтый цвет.

- Смотри, проститутка снимать пошла, - хрипло раздалось сзади.

О ком это? Светлана невольно повернулась. На скамейке сидели двое мужчин, небритые и неряшливо одетые. Один смачно плюнул в ее направлении, другой обжег холодом глаз, категорично обрекающим ее на роль, придуманную им самим. Его лицо тонко и узко озарилось, как молнией, хищным оскалом-ухмылкой, обнажив гнилые зубы. Светлана резко отвернулась и поспешила прочь.

"Что во мне не так?" - думала она. - "Почему они чувствуют во мне поживу, как стая волков чувствует запах крови? Почему они считают, что я жертва?" Среди кричащей и сверкающей радости вокруг ей стало неуютно и гадко, как будто плевок достиг цели. От прилипших мокрых чулок пробирала дрожь. Светлана чувствовала, как топорщились и ежились волоски на ногах.

Кафе находилось в подвальчике. Там даже в солнечную погоду царил полумрак, но зато всегда было чисто, и подавали густой, душистый кофе. На стойке бара стоял магнитофон и горбатился по бокам двумя колонками. Он тоскливо с ресторанным надрывом репел о непродажной любви голосом известного небритого певца, изредка сверкая желтым индикатором, как золотой фиксой. Напротив улыбались потемневшие в полумраке глаза Валеры.

- Не принимай так близко к сердцу, - увещал он. - Если взять два яйца, то необязательно из них вылупятся птенцы. Из одного может родиться, к примеру, и крокодил. Все продуманно и закономерно. У людей тоже есть свои хищники и жертвы. Если ты жертва, научись защищаться, выработай противоядие, в конце концов, чтобы их злоба не разъедала тебе душу. Вообще это мелочи, просто не обращай внимания на них. И потом, есть такая категория людей, для которых красота - это преступление. Знаешь почему?

- Почему? - послушно повторила Света.

- Потому что они не могут ею завладеть. Вот и злобствуют, бедные. Ты же у меня красавица. А я не только владею. - Он приподнялся и, дотянувшись, чмокнул ее в лоб. Светлана засмеялась:

- Как у тебя дела на работе? Что это ты подлизываешься?

- Все нормально. Вечером Юрчик зайдет. Ты не возражаешь?

- Конечно, нет. Только мне придется проверять тетради. Очень жаль, что не смогу с вами поболтать.

- Свет мой, солнышко... - Валера замялся.

- Говори, говори. Что, созрел до очередной гадости? - Света шутливо насупила брови.

- Почему гадости?! Просто я хочу, чтобы у нас пожила одна молодая особа.

- Только не это! - Света закрыла лицо руками.

- Свет, она безвредная, к тому же, несмотря на свою молодость, совсем без зубов. Да, ты ее и не увидишь. Она живет в клетке. Я тихонечко пронесу ее в кладовку и сам, ты же знаешь, буду за ней ухаживать.

- И как на этот раз зовут твою молодую беззубую подругу?

Валера понял, что Светлана согласна и радостно заблестел глазами:

- Стандартное для крысы имя - Лариска. Такая милая шатеночка. Может она тебе понравится? Она добрая, ручная совсем.

- Никогда! Даже не мечтай об этом. Да, и если она решит прогуляться по квартире, тебе придется выбирать между нами!



* * *

Вечером, уложив трехлетнего Саньку, сидели на тесной кухне втроем и потягивали сухое, терпкое вино. Юрчик пришел перед самым ужином, но успел помочь Светлане накрыть на стол и повозиться на ковре с Санькой. Валера в это время обустраивал свою крысу. Светлана шутила, что за ней он уже давно так не ухаживает. Иногда она ловила на себе взгляд задумчивых Юриных глаз. Это смущало ее, и в то же время она привыкла - он всегда смотрел на нее с грустью, даже несколько угрюмо. Юра вообще улыбался редко. Он был серьезен, а его добродушная и ненавязчивая уверенность всегда вселяла в Светлану покой. В отличие от суетливого и говорливого Валеры, Юра был молчалив. Но что-то надежное и спокойное в нем заставляло собеседника раскрыться. Светлана часто рассказывала ему свои секреты, делилась неприятностями в работе, как с лучшей подругой. Она его так и называла - "подружка Юра". Они были знакомы уже лет пять, с тех пор, как Света познакомилась с Валерой. Иногда втроем они ходили в театр. И никогда он не приводил с собой своих девушек, хотя, по рассказам Валерия, они у него бывали. Как-то Света спросила, почему он не женится. В двадцать семь лет пора подумать о семье. И он ответил: "Ищу на тебя похожую". Светлана так и не поняла, была ли это шутка, отговорка или правда. Она решила не говорить больше на эту тему. Юра был высоким, крепким в плечах и, как бы стесняясь своего роста и размера, немного сутулился. У него были светло-серые глаза и черные, блестящие, как воронье крыло, волосы, которые он зачесывал немного в бок и назад. Лицо было бледным, поэтому пушистые, темные усы и брови, слегка сросшиеся на переносице, казались приклеенными.

Как всегда, разговор постепенно съехал на профессиональную тему, как это обычно и бывает у мужчин. Валерий что-то энергично доказывал Юре, который спокойно слушал, изредка вставляя свои замечания. Они работали в одном институте, но в разных лабораториях. Юра редко говорил о своей работе, Валера, напротив, много и взахлеб. Он был подвижный и изменчивый, как огонь. Его рыжие, светлого чая глаза возбуждено искрились.

- ... известно, что живая клетка гораздо умнее. Она может запоминать жизненный опыт и фиксировать эти сведения в геноме. Поэтому с уверенностью можно сделать вывод о наследовании благоприятных признаков. Ей надо помочь направленно мутировать. Понимаешь, не самопроизвольно! На случайных мутациях необходимо поставить крест - это слишком долгий путь, нескольких жизней не хватит.

Светлане стало скучно, но она решила еще послушать. Ей было жалко горячности мужа, уверенного в том, что это интересно всем.

- Это понятно, - кажется, Юрий тоже увлекся, на скулах появился легкий румянец. - Но ты сам видел, что на определенном уровне происходит концентрационная зависимость. С повышением концентрации биологически активного вещества эффект сначала возрастает, а затем резко снижается.

- Конечно, живая клетка не дура, она ест не только, что ей дают, а иногда, что ей нравится. Можно сказать - гурманит. В ней, как в саморегулирующейся динамической системе, протекают биохимические превращения. И потом: во-первых, молекулы некоторых активных веществ работают сообща, а во-вторых, конечный результат определяется не числом этого вещества и не его концентрацией, а ансамблем молекул определенного состава, который и является иммуностимулятором. - Валерий уставился на Свету, словно только сейчас ее заметил: - Светка, время неумолимо, оно приходит и уходит, но и мысли имеют столь же удивительное качество. Они возникают лишь при жестком сочетании каких-либо определенных обстоятельств, настроений. Иногда что-то значат даже освещение, запахи, то есть при отсутствии одного из подобных компонентов нужная мысль может и не родиться вовсе, хотя, казалось бы, и должна. Рождение идеи еще более тонкий механизм. Быть может, в этом случае, как раз мало одних знаний.

- Ладно, ладно, гений. Вы тут поворкуйте еще, а я пошла проверять тетради. - Светлана вышла из кухни, по пути заглянула в детскую, убедившись, что Санька спит, прошла в гостиную и уселась за журнальным столиком. Она разложила на нем синие, желтые, зеленые тетрадки и, низко наклонив лампу, принялась перелистывать, читать и что-то править в них красной пастой. Иногда из кухни до нее доносилось: "... рецепторы иммунных клеток...", "... сверх молекулы ДНК..." - она пожимала плечами и вновь принималась шелестеть белыми страничками.

Наконец, голоса стали громче, послышались шаги, и в комнату, не переставая говорить, зашел Валерий и за ним - Юра, который нес в своих больших руках две чашки с дымящимся чаем. Одну чашку он молча поставил перед Светланой и сразу отступил в теплый полумрак, примостившись в углу дивана рядом с Валерой. В комнате горела настольная лампа. Ее света хватало только на яркий пятачок стола, а дальше свет тонул и рассеивался в уютном сумраке. По углам было совсем черно.

"... пока не могу ничего сказать о составе иммуностимулятора. Скажу только, что к нему прилагается ультрафиолет...".

Юра из своего спасительного угла снова и снова смотрел на Светлану. Ее лицо едва заметно менялось, озаряемое бликами. Она держала чашку с остывающим, чаем и читала что-то, не замечая, что рука клонится и подрагивает. Свет от низкой лампы, отражаясь, плавал, игриво плескался, но озорнику этого было мало. Он вырывался на свободу и мягко шутил на задумчивом лице. Одна щека была освещена, а мочка уха просвечивала розовым. Несколько прядей ее светлых волос, выбившись из-под охвата заколки, небрежно и нежно дымились на шее. Юра отвел глаза. Он старался не смотреть на нее, но видел каким-то внутренним взором, не утруждая при этом свои глаза. Ее образ возникал в памяти и эхом тихого восторга отзывался в душе, заставляя ее тягостно и блаженно томиться. Он мечтал о ней и боялся тем навлечь на нее какие-то беды. Боялся, что тайные его мечты наложат отпечаток на ее судьбу. Как будто его сокровенные дерзкие мысли могут вовлечь ее в хоровод необратимых изменений, и они в паре будут танцевать под музыку лжи, кажущуюся ему, зачарованному, прелестной своей обманчивой доступностью. Вот как сейчас... стоит только протянуть руку... Он вздрогнул, поймав себя на этом желании: "Я безнадежно порочен! Нельзя так, нельзя! Но попробуй запретить себе думать?!"

Светлана подняла голову:

- Валера, оставь свои научные премудрости и нормальным, русским языком объясни, что у тебя там за открытие? Причем тут крыса? Только покороче.

- Все очень просто. Я, действительно, сделал открытие. Теоретически все получается. Теперь надо добиться подтверждения на практике, то есть на Лариске. Я выдрал ей все зубы и ввожу определенный состав активного вещества, плюс она загорает под кварцевой лампой. Смешно, но у нее должны вырасти зубы. Не потому, что предыдущие были молочными. Нет! Как бы тебе объяснить?! Потому что я включаю генетическую память, и больные или недостающие ткани регенерируют. Доступно излагаю? Понимаешь, что будет, если я добьюсь успеха?! Это переворот в медицине! Впоследствии можно начать работу по регенерации сердца. Представляешь? Не нужны будут пересадки. Просто сердце будет "вспоминать", каким оно было здоровым и будет таким становиться! Разве это не потрясает? А Юрчик говорит, что это невозможно, абсурдно и что я шизофреник. Он считает, что тогда я становлюсь почти богом, а это не этично и кощунственно. И вообще, почему истинное так банально? Правда - безоговорочна, любовь - очевидна, смерть - буквальна. Это все однообразно, поэтому скучно. Хотелось вырваться из круга простых человеческих понятий. Цель близка, и мне это удалось. Я смогу изменить догму, обратить необратимое, вернуть потерянное. Я смогу контролировать самое важное в природе - молодость!

- И что дальше? - раздался спокойный голос Юрия.

- Впоследствии я покорю... - Валерий сделал нарочитую паузу и торжествующе закончил - смерть! Вам хватит фантазии, чтобы понять и охватить перспективы? Вы скажите - "честолюбие"? Возможно. Но что может быть лучшим движителем для любых идей? Благо для человечества? Безусловно, но это только побочный эффект для моего открытия и к тому же очень избирательный. Понимаете? Хорошего не должно быть много, а великого - и того меньше. Иначе оно станет повседневным, а значит, банальным.

Юра предостерегающе поднял руки:

- Ты опять культивируешь в себе исключительность? Остановись!

- Да брось, наконец, лукавить! - В голосе у Валеры появилось раздражение. - К чему эта мещанская стыдливость? Любой воробей хочет стать орлом. Может, завидуешь? - Он повернулся, шутливо, но чувствительно ткнул Юрия в бок кулаком. Юра поднялся и, подойдя к столу, наклонился к Светлане, заглянул через ее плечо в белые исписанные детским почерком листочки.

- Конечно, я же не такой способный, как ты. Не вижу за горизонты. И потом, не верю я в твои бредовые идеи. - Он ощутил одурманивающий запах ее волос. Это был запах звенящего летнего зноя. - Света, вам в школе не нужен химик или биолог? Лучше я в школу подамся.

- Чего это ради? - Валера хлопнул себя ладонями по коленям и тоже встал.

- Хочу, чтобы всегда пахло летом.

Валера засмеялся:

- Что ты скрытый романтик, я всегда знал. Да, а знаете, когда меня осенило идеей? В прошлом году, у стоматолога, когда мне удаляли зуб.

В эту ночь Светлана долго не могла заснуть. Видимо, возбужденность Валерия передалась ей. Спор между друзьями она сочла какой-то игрой, но что-то мешало отнестись к ней спокойно. Хорошее на душе было теплым фоном, состоящим из разноцветных солнечных пятен. На этом лучезарном, лоскутном одеяле чувствовалось что-то беспокойное. Оно не виделось темным или серым, а ощущалось тревожным и шершавым. Прислушиваясь к ровному дыханию спящего мужа, она постепенно успокаивалась. Наконец, мысли легко заструились, как шелк на ветру. Они все время менялись, их поток и изменчивость не давали ей сосредоточиться, они завораживали, как огонь, и уже хотелось, не сопротивляясь поддаться этому гипнотическому, трепещущему переливу мыслей. Ей оставалось в полузабытьи дивиться их еле уловимому скольжению. Они стали столь тонки, что незаметно перетекли в легкие паутинки мыслей, затем в их тени, ощущения, воспоминания о них. Наконец, она заснула.



* * *

Валерий с головой ушел в работу. Он много времени проводил в кладовке, которую переоборудовал под маленькую лабораторию, поставил сотни опытов. Крыса чувствовала себя превосходно, у нее был завидный аппетит. В еде была неразборчива. Они вместе загорали под кварцевой лампой, от чего лицо Валеры приобрело ровный золотисто-коричневый оттенок. Но чего-то не хватало для заключения. Может быть, нужно было время, чтобы все осмыслить. У него появилось ощущение, что он перерос самого себя, как будто находился в себе, как в маленькой тесной коробке-футляре. Он заполнял собой все углы, все свободное пространство. Низкий потолок сгибал пополам. Хотелось пробить его и выпрямиться во весь рост, но нет сил или еще не пришло время, а, может, не хватает капельки, чтобы переполниться? Так и будешь жить скрюченным. Давящее чувство потолка напоминало о пределе, мысль билась в него и не могла освободиться. Он мучительно думал, как преодолеть препятствие. Валера устал от этой борьбы. Но остановиться не мог, как не может сойти с дистанции азартный бегун. Вот, просто взять, остановиться и сойти. Он работал, словно в лихорадочном ознобе, темп все нарастал. И, наконец, пробившись за черту, понял, насколько прост и закономерен путь к завершению. И это будет настоящим триумфом!



* * *

Валерий работал, как одержимый. Он стал жаловаться на головную боль. Его раздражало буквально все. Он потерял интерес к сыну. Мальчик вечно мешал ему, приставал со своими игрушками, шумел. Светлану такая перемена беспокоило. Они стали ссориться с мужем, чего раньше не случалось. Он обвинял ее в непонимании. Света просила, умоляла, чтобы он сделал хотя бы перерыв в работе, грозила, но муж не хотел ничего слушать. Во время бурных объяснений на него находили приступы бешенства, и тогда он остервенело бил кулаком в стену, сбивая его в кровь. В такие минуты Санька, пугаясь, убегал в ванную и запирался там, после чего долго не хотел выходить.

Однажды Валерий вышел из кладовки, держа левую руку, как чужую вещь. Он с удивлением рассматривал ее, вытянув перед собой. Пальцы были окрашены кровью. Светлана схватила его за руку. Красные капельки падали и падали на пол.

- Что случилось?

- Я не понимаю, почему она меня укусила? Ведь Лариска ручная и очень добрая. Может, я нечаянно сделал ей больно? - Валерий недоумевал.

- Ах, так у нее все же выросли зубы?! - с возмущением воскликнула Света. - Ты должен от нее избавиться. Если она укусила, значит, опасна, а у нас ребенок, - голос ее дрожал от волнения. Света ожидала встретить бурю негодования, но Валера неожиданно согласился:

- Да, ты права. Сейчас придет Юрчик, и мы вместе отнесем ее в лес, к ручью. Пусть живет на свободе. Света, завтра воскресенье и мой день рождения. Давай пригласим друзей. Мне хочется их увидеть.

Светлану удивило, что он помнит об этом. Ей казалось, что он забыл обо всем на свете.

Юрчик пришел под вечер. Валера вынес большую, размером с чемодан, клетку, накрытую клетчатым платком. Они шли не спеша. Лес был недалеко от молодого растущего микрорайона. Несколько дней лил дождь, но сейчас он, наконец, прекратился. Заходящее солнце сквозь тучи, сильно прищурившись, исподтишка смотрело на размытую и распухшую от дождя землю. Повернув за угол какого-то дома, друзья увидели впереди лесок. Осень сдула все листья с деревьев, как пушинки с одуванчиков. Лес был обнажен, а потому казался робким и беззащитным. Только над темными стволами парила рыжевато-серая фата. Это голые ветки сливались и казались издали легким, парящим над лесом облачком.

- Значит все в порядке? Будешь публиковать результаты? - спрашивал Юрий.

- Да, нет. Надо еще все обработать, оформить.

- Что-то я не слышу радости в голосе? - Юра с интересом поглядывал на друга.

- Какая тут радость! Устал, как собака. Даже с памятью что-то. Забываю элементарные вещи.

- Да, Света рассказывала, что, отработав в институте, ты ночами просиживаешь в своей кладовке. Так не годится. Говорит, несдержанный стал...

- Что, нажаловалась?! - перебил Валерий. Он почувствовал раздражение, но постарался подавить его. - Она не хочет понимать меня. Мы давно знаем друг друга, и мне казалось, что она думает, как я. Увы! Конечно, иногда мысли торопят меня. Я спешу, не договариваю какие-то тонкости, да, они ей и не интересны. И вдруг, по странным замечаниям, понимаю, что она переворачивает все с ног на голову. Появляется чувство разочарования, как будто меня обманули. Много лет давали в кредит понимание, а оказалось под большие проценты моего доверия. И вот сейчас проценты превысили сам кредит. Конечно, срываюсь. И вообще, мои мысли, как незаконнорожденные дети - они дороги только мне. Они никому не нужны, потому что нежеланны.

- Теперь я вижу, что ты, действительно, вымотался, - закивал головой Юра. По мокрой и скользкой тропинке они подошли к ручью. - Зачем тебе надо выпускать Лариску? Это же доказательство? - Юра поскользнулся, падая, оперся на руку. И тут же принялся обтирать ее о влажные, опавшие и уже подопревшие листья.

- Какое там доказательство?! Она выглядит обычной здоровой крысой. Надо ставить официальный публичный опыт. И потом, я еще проверяю одну гипотезу. Боюсь, что кое в чем я просчитался. - Валера сдернул платок с клетки. В ней находилась большая рыжеватая крыса, размером почти с кошку. Самый кончик ее облезлого, голого хвоста вываливался между прутьями и свисал тугим шнурком.

- Ого! Какая огромная! - воскликнул Юра. - Может она тебе все же пригодится?

- Вот привязался! Говорю же - она свое отработала! Пора ей! Не нужна она мне больше. Кстати, отойди от клетки, а то она нервная, еще грызанет тебя на прощанье, - Валера осторожно открыл дверцу и отступил на несколько шагов в сторону.

- Странно, я не помню, чтобы ты жаловался на ее скандальный характер. - Юра удивленно поднял свои бархатно-черные брови. Валера отвернулся, не ответив. То ли не хотел отвечать, то ли не расслышал. Между тем, крыса вылезла из клетки, шурша толстым пузом. Она поглядывала на людей своими черными бусинами и не переставала подергивать розовым носом, принюхиваясь. Застыла в нерешительности. На нее обрушились уже забытые звуки свободы: журчание ручья, шум ветра, который стучал высоко по верхушкам голых ветвей. Наконец, она, словно проснувшись, метнулась в сторону, волоча свой жалкий хвост, и очень скоро пропала, слилась с порыжевшими, бурыми листьями.

- Ну, вот и все, - грустно заметил Валера, - даже не обернулась.

- Но она же не человек, - оправдал ее Юра.

- Нет, конечно. Но она была очень умная. Да, была... когда-то..., - лицо Валеры выражало озабоченность, словно его томила какая-то неотвязная мысль. Он наклонился и, набрав пригоршню мелких камешков, стал бросать их по одному в воду. - Посмотри, как интересно - круги разбегаются. Юра, ты не знаешь, что может их заставить сбегаться вовнутрь? Вот задачка?! А?

Возвращаясь назад, уже у самого дома Валерий вдруг застыл, запрокинув голову назад. Он смотрел вверх. Тучи куда-то исчезли. В темнеющем вечернем небе летела стая ворон. Пролетая мимо, большие и четкие птицы удалялись, становясь все меньше и меньше. Так и наши надежды. Вот они большие и реальные, но через мгновение тают и дрожащей точкой исчезают в белесо-синей мгле логической очевидности.



* * *

В воскресенье Светлана возилась на кухне, стряпала праздничный ужин. Валера весь день провалялся на диване. Он жаловался на головную боль, говорил, что болят даже все кости лица. Света предполагала, что его где-то протянуло сквозняком.

- Может, дадим отбой? Не нужно приглашать гостей, когда нездоровится! - говорила она, но Валерий не соглашался:

- Неизвестно, когда еще будет такая возможность всех увидеть, поговорить.

- Да, какая возможность?! Хоть каждый день зови, если все в порядке.

- Свет, это мой день, и я хочу им распоряжаться сам.

- Как знаешь, тогда не канючь. - Света опять вернулась к своим заботам.

Санька весь день катался на своем четырехколесном "вездеходе", разбивая первый тонкий ледок на мелких лужах. Он радовался, что за ним никто не следит с балкона и не кричит, чтобы он завязал шапку и подтянул шарф.

Вечер начался неудачно. За столом разговор не клеился. Валерий перед приходом гостей проглотил несколько каких-то таблеток и, видимо, они пока еще не подействовали, а Света чувствовала усталость. Ей было немного обидно за свои неоправданные старания и до тошноты грустно. Она решила поиграть в веселье. Не дождавшись, когда крепкие напитки расшевелят сонный темперамент гостей, она вызывающе смеялась, фривольно шутила, стараясь стряхнуть с них чопорность и скуку. И веселье пошло. Сначала медленно и тяжело, как старинная, тяжеловесная карусель с чугунными лошадками и слонами. Вот уже все стремительно закружилось вокруг: игривые, подведенные глаза, в танце мелькающие ослепительно-белые женские ноги, басовитый мужской говорок, хохот - все смешалось. Светлана, сама того не заметив, увлеклась этим радостным хороводом. Теперь пора отдохнуть. Она села в кресло, блаженно щурясь и улыбаясь, наблюдала за этим хмельным, веселым фейерверком. Юра все время старался встать спиной к ней. Но непослушные глаза обязательно разворачивали его к Светлане. Иногда они, словно случайно, пробегали по лицу, отмечая ее настроения и мысли. Другой раз, наоборот, с настойчивой навязчивостью упирались и не желали смотреть куда-нибудь еще. Наконец, он смирился, подошел к креслу и, наклонившись, сказал:

- Светик, пойдем, потанцуем? Или ты устала?

- Да, нет. Я с удовольствием, - она легко встала и подола руку. Его сердце выстукивало трогательные нежности.

"Как хорошо, что она не слышит, а если слышит, то не поймет", - думал Юра. Он очень боялся вспугнуть ее расположение, доверчивость, дружбу. Это значило потерять ее навсегда. Он шутил, шептал какие-то глупости, она тихо смеялась, поворачиваясь к нему ухом и дотрагиваясь до его щеки своим солнечным щекотливым облаком волос. А ему очень хотелось поймать ее дыхание и вдохнуть его в себя. Ему казалось, что тогда частица ее поселится в нем навсегда. Но она смеялась и все время отворачивалась. Танец кончился, и Светлана пошла на кухню, варить кофе. Юра подошел к кружку мужчин, которые курили у открытой балконной двери. В комнату врывался морозный колючий воздух, доказывающий всем, что конец осени - это почти зима. Снег еще не выпал, но по утрам и вечерам земля промерзала, а маленькие лужицы, пустые внутри, покрывались тонким, ломким льдом и бельмами смотрели в небо. Сейчас в темноте не видно их омертвелого взгляда, но было слышно, как лужи лопались и хрустели под ногами случайных прохожих.

- ... это у нас в семье наследственное. Я, например, легко могу перекусить карандаш. Вряд ли кто сможет повторить такой фокус, - говорил Валера. Юра улыбался ребячеству друга.

- Что, не верите? - Валера вытащил из кармана брюк огрызок карандаша и мгновенно, без видимых усилий перекусив его, выплюнув кусочек на пол. Светлана, вошедшая в комнату, наблюдала за этой картиной. В ее душе, в самой ее потаенной глубине возник неясный, тонкий до прозрачности, но все же инородный осадок. Он туманился, приобретал цветность и угловатость. Он обрастал с потрясающей скоростью шипами, начинал терзать, колоть множеством игл. Вот он угрожающе заворочался в груди, уже подступал к самому горлу. Хотелось закричать, чтобы вытолкнуть, выкричать его из себя - и это был страх. Еще не осмыслив его причины, но почти интуитивно она поняла, откуда, почему он. И ужаснулась. Чашки на подносе, который она держала, задрожали. К ней повернулось сияющее лицо Юры. Споткнувшись взглядом о ее широко открытые, встревоженные тяжелым предчувствием глаза, его улыбка разбилась и осыпалась стеклянной пудрой.

Когда гости разошлись, остались за столом втроем. Молчали. Наконец, Валера не выдержал.

- Юрчик, в самом деле, что вы как на похоронах? Ну, сделал я это. Я должен был проверить! Лариска ведь жива - здорова. Все замечательно! Что вы молчите?! - Света опустила голову.

- Ты не должен был проверять это на себе, - Юрчик взглянул на Светлану.

- Тебе примеры привести, что творили над собой ученые?...

- И ты не ребенок - прекрасно знаешь, что такое экспериментаторство не всегда приносило удачу, - закончил Юра.

Валера долго доказывал, что его эксперимент абсолютно безопасен, что успех гарантирован. Он был с виду весел и беспечен.

- Да, очнись же, Светка, я с тобой, - он потрепал ее по голове. Она посмотрела на мужа. Ее глаза были сухие, но кричали страхом.

- Я ничего не понимаю в твоей работе, но чувствую, что ты изменился. Теперь понятно, откуда эти приступы безосновательной ярости, головная боль. С тобой не все в порядке, пойми! Ты недели три такой - это что, было началом опыта?! Я не жду впереди ничего хорошего. Зачем ты взял наши с Санькой жизни в залог своих сомнительных экспериментов?! - Света встала, стремительно вышла из комнаты. Ее вопрос повис камнем. Казалось, он придавил Валерия своей тяжестью. От его наигранного оптимизма не осталось и следа.

- Пойдем, я тебя провожу, - тихо, еле шевеля губами, произнес он, обращаясь к другу.

Они шли по темной улице, которую освещали редкие, далеко стоящие друг от друга фонари.

- Она права, - Валерий перестал храбриться. Чувствовалось, что он сам напуган. - Со мной не все ладно. Головная боль. Болит все лицо, челюсти... и эти приступы злости. Со мной раньше такого не случалось.

Друзья шли по разбитому льду. Он звенел и хрустел, как груда стекла.

- У меня были провалы в памяти. Это было ужасно! - Продолжал Валера. - Я забыл, что Санька мой сын. Он воспринимался мною, как надоедливый звереныш. Такое состояние длилось, кажется, недолго и, когда прошло, я испугался. Ты только Светке не говори. Боюсь, что с этим мне не справиться.

- Может, тебе обратиться к врачам? - Юре казалось, что он выговорил другу приговор.

- Ты с ума сошел?! - Я же стану подопытной "Лариской". Кстати, я ее, поэтому и выпустил, что сам стал ею. Конечно, не в прямом смысле. Мой организм "вспомнил" не только зубы. А что-то еще. Совсем не то, что хотелось. Быть может что-то, что было в нас миллионы лет назад. Эта ярость.... Одним словом побочный эффект. Ты был прав, нельзя быть богом, если ты всего лишь человек. У меня видимо ума не хватило, объять целое. Так, выхватил клок знаний из истины. И не смог им распорядиться. Надеюсь, что это подействует только на мой характер. Скверным стал. Я чувствую, что уже наказан.

- А ты не пробовал повернуть процесс обратно?

- Уже то, что он у меня получился - чудо! Ты требуешь от меня слишком многого. Тем более, с моей памятью сейчас работа идет туго. У меня она, как авоська с ячейками-дырками, через которые вываливается информация, и я много времени трачу, стараясь их залатать.

- Давай я тебе помогу, - предложил Юра.

- Нет! Я не хочу, чтобы ты подвергся искушению. Это так убедительно и действует, как гипноз. Ты можешь не устоять. А про то, чтобы повернуть реакции вспять. Пока безрезультатно. Изменения исходят из центра и разбегаются кольцевыми волнами, как круги на воде от брошенного камня. Когда-нибудь они разбегутся, и гладь воды станет спокойной, но это не значит, что все изменения исчезнут. Нет! Для этого надо, чтобы потухшие, расходящиеся круги возникли вновь и стали сбегаться к центру, как при обратной съемке. Ладно, что говорить? - Он махнул рукой. - У тебя на такси есть?

- Да.

- Устал что-то. Пошел я. Сам доберешься? - И не дожидаясь ответа, Валера повернул назад к дому. Юрчик смотрел ему вслед. Скоро его лучшего друга поглотила тьма. Вот свет от дальнего фонаря выдернул из темноты его фигуру с уставшими поникшими плечами, а затем опять выбросил в хрустящую ночь. Юре было жутковато, он боялся, что у Валеры не хватит сил выплыть из этого моря жующей что-то темноты, но он появился у следующего фонаря и свернул к своему подъезду. Казалось, что это уже маленькая победа. Просто необходимо было чем-то утешиться, слишком много странного и неожиданного принес сегодня этот вечер.



* * *

Дни проходили в мучительном ожидании. Света продолжала работать, водить Саньку в садик, читать ему книжки вечерами, готовить, проверять тетради, но все время она ждала чего-то неотвратимо тягостного. Такое чувство возникает у постели тяжело больного, когда не можешь ничем помочь. Сначала ждешь, что кризис пройдет. Идет время, лучше не становится, а даже наоборот, появляются признаки, указывающие на ухудшение состояния больного. Тогда ожидание достигает наивысшего накала, оно выедает силы и опустошает душу, после чего начинаешь ждать конца, любого. Лишь бы появилась какая-нибудь определенность. И ждешь ее, как избавления, не зная, принесет ли оно горе или облегчение, но это уже не важно. Главное определенность, на которую можно опереться, а не барахтаться в предположениях, захлебываясь надеждами.

Валера перестал ходить на работу. Он уволился по состоянию здоровья. Сидел весь день дома и никого не хотел видеть. Его мучили головные боли. Он сильно изменился, оброс, отпустил бороду. Она росла у него от самых глаз. Валерий стал молчалив, от былой разговорчивости не осталось и следа. За весь день мог не произнести ни единого слова. Маленький Санька, казалось, боялся его и, обычно, не выходил вечерами из детской, ночью часто плакал и кричал во сне. Света ложилась к сыну в постель, гладила его мягкие, по-детски тонкие волосы успокаивая. Как-то вечером она убирала посуду после ужина. Послышались тихие шаги сзади. Подошел Валерий, обнял за плечи.

- Не надо, я устала, - Света поежилась.

- Но я все-таки твой муж. - Валера наклонился и стал целовать ее в шею. Его отросшая борода была жесткая и колючая. Света отстранилась и обернулась. На нее надвинулось совершенно чужое, дикое лицо. Она невольно вскрикнула, отпрянув.

- Ну, что, заметила, наконец? - Валерий смотрел на нее злыми, горяче-рыжими глазами.

Светлана ахнула, прикрыв ладошкой рот. Пальцами другой руки она едва коснулась его лба, ставшего вдруг покатым. Пальцы пробежались по обозначившимся надбровным дугам. Густая борода скрывала явно выдвинувшуюся, тяжелую челюсть.

- Что с тобой? - выдохнула она.

- Сама видишь, процесс продолжается, регрессирую. Наверное, таким был мой далекий предок. Но это все-таки - Я!

- Я вижу, но ты не трогай меня.... Ты чужой. Я не могу! Не надо! - Светлана оттолкнула его руками в грудь. Глаза Валерия сузились, голос задрожал от сдерживаемого гнева.

- Тебе надо хорошо подумать... - он не договорил, на кухню забежал Санька:

- Мама, ты мне почитаешь? - мальчик осекся, увидев, что мать не одна.

- Да, конечно, милый. - Светлана не видела выражения лица мужа. Но глаза ребенка наполнились страхом, он вдруг закричал и бросился бежать. Валерий кинулся за ним, он догнал его уже в детской, схватил и с силой швырнул на кровать, словно узелок с тряпьем. Навис над скрюченным тельцем большой, страшный, лохматый, а Санька кричал и кричал, на штанишках между ног появилось темное расплывающееся пятно. Валерий замахнулся, сзади налетела Светлана. Она схватила его за руку и, что было сил, стала тащить от кровати.

- Что ты делаешь?! Очнись! Валера!!... - Она кричала и колотила кулаком по его спине. Железная напряженность его тела обмякла. Валерий вышел из комнаты, хлопнув дверью.



* * *

Вечером Юра просматривал новый журнал, когда задребезжал телефонный звонок. В трубке раздался взволнованный голос Светланы:

- Как хорошо, что ты дома! Мы сейчас приедем с Санькой. Ты нам сможешь помочь?

- Да, конечно. Но что случилось?! И почему с Сашей?

- Сейчас приедем, я все расскажу. Встретишь нас на остановке? - Она положила трубку. Юрий ветром пронесся по квартире, пряча в шкафы разбросанные вещи и, прихватив куртку, выбежал на лестничную площадку. Он очень торопился, от волнения не мог попасть ключом в замочную скважину. Он понимал, что-то случилось. И это "что-то" зловещее, пугающее, неизвестное. Иначе Светлана не позвонила бы в такое время. Добежав до остановки, он стал вглядываться в опустевшую улицу. Было уже поздно, редкие одинокие машины мчали своих припозднившихся хозяев по домам. Невдалеке светофор, словно в нервном тике, подмигивал желтым глазом. Снег так и не выпал, но холод лез за шиворот и дрожью передергивал плечи. Юра запахнул куртку и поднял воротник. В спешке он забыл шапку. Постепенно он стал успокаиваться. Если Света сказала, что они приедет с Санькой, значит с ними все в порядке, а это главное. Наконец, у остановки притормозила машина. Из нее выскочил колобком Санька, за ним - Света, в руках у нее была большая сумка.

Пока они медленно шли к дому, Светлана сбивчиво рассказывала о случившимся. Она просила, чтобы сынишка немного пожил у Юры, объясняя это чрезмерной раздражительностью мужа. Она явно что-то не договаривала. Они говорили тихо, чтобы шедший впереди ребенок не мог расслышать их слова. Юра предлагал Светлане пожить вместе с Санькой у него, а сам хотел вернуться к Валерию. Светлана категорично отказывалась. "Ему сейчас тяжело, - говорила она - кому, как не ей, быть рядом. Она должна, она обещала..." Юра настаивал, ставил условия, но ничего не мог добиться.

- Может, тебе опасно там находиться? - это был его последний аргумент, который он произнес без всякой надежды на успех.

- Нет, не волнуйся, он любит меня и ничего плохого не сделает. Все равно, Валера не хочет тебя видеть. Даже тебя. Он сильно изменился, ты его не узнаешь. Ну, мне пора, я обещала сразу вернуться. - Она подозвала Сашу, поцеловала его в щеку. - Сыночек, мы с тобой уже обо всем договорились. Я буду каждый день забирать тебя из садика, но поживешь пока с дядей Юрой. Хорошо?

- Хорошо. Только ты забери меня домой сразу, как уедет тот злой, бородатый дядя.

Светлана с Юрой невольно переглянулись, так неожиданно и четко, как точка, прозвучало это слово - "дядя".

- Все будет хорошо, сынок. Ты его не бойся, он просто болен, но он поправится, - уверенно проговорила Светлана, но не было этой уверенности у нее в душе, даже маленькой крупинки.



* * *

Света тихо открыла ключом дверь. Она надеялась, что муж уже спит, но ошиблась. На кухне горел свет. Она, не спеша, сняла пальто и вошла в освещенную комнату. Картина, открывшаяся перед ней, ошеломила. На столе, не подавая признаков жизни, лежала грязная, потрепанная собака. Ее шерсть местами слиплась сосульками от присохшей грязи. Казалось, ею вытирали лужи. Светлана с трудом перевела взгляд на мужа.

- Что здесь происходит? - Проговорила она толстым непослушным языком. - Почему руки у тебя в крови? И борода?! - голос истерично взлетел вверх. Последнее слово уже звенело, срывалось на визг. - Ты ее убил?!

- Светка, ты не представляешь, как это здорово! Мне кажется, что кровь у меня бурлит! Я молодой, сильный и здоровый. Я давно так себя не чувствовал! - Валерий торжествующе блестел незнакомыми глубоко сидящими глазами. - Я словно заново родился! Это так азартно: гнаться, загонять!

- Ты о чем?! Я не понимаю. Что ты сделал? - Светлана уже знала ответ. Ее мутило, ладони стали мокрыми и холодными, во рту появился вязкий кислый комок.

- Я это... - Валерий нахмурил лоб, -... забыл.... Ах, да - охотился! Ты должна попробовать со мной...

-Хватит! - Светлана перебила. - Убери быстрее эту падаль, - в животе что-то судорожно подобралось, подкатывая к горлу. Она зажала рот рукой и выскочила из комнаты.

Светлана долго не могла заснуть. Бродила по квартире, пила воду, умывалась, пытаясь смыть тяжелые мысли. Каждый раз, проходя мимо двери детской, в которой спал Валерий, она невольно прислушивалась, но ничего не было слышно, будто там спала мертвая тишина. Ей начинало казаться, что он тоже не спит и прислушивается к ее шагам. А, может, он затаился, как в засаде, может, он охотится уже на нее? Чтобы унять разыгравшееся воображение, она выпила снотворное и посмотрела на часы, повернув в темноте будильник к окну. Напрягая глаза, она увидела, скорее угадала направление стрелок - без четверти пять, через два часа пора вставать.

Светлана шла по пустырю, поросшему высокой травой. Она боялась споткнуться или угодить в яму с мутной, стоялой водой. Земля липла к ногам вязкая, как глина. Мокрые туфли чавкали грязью. Что-то холодное обвилось вокруг ног, мешая идти. Светлана затопталась на месте. Она стала рваться изо всех сил, но пут разорвать не помогла. Наоборот, что-то обвивало, стягивало ее все выше и выше. Она посмотрела вниз и увидела, что из травы показалась змеиная голова. Светлана застыла от ужаса. Хотелось закричать, но крик сковало страхом. Вместо него с губ сорвалось невнятное бормотание. Змеиная голова помедлила, а потом стала подниматься из травы, вытягивая за собой толстое, блестящее на солнце тело. Оно начало прилипчиво накручиваться на ее бедра, а голова величиной с ладонь взрослого мужчины поднялась до талии и прижалась к животу. Быстрыми, сильными толчками Светлана попыталась сбросить ее с себя и получила не сильный, но хлесткий удар по щеке. Она открыла глаза и вскрикнула. Над ней нависло бородатое, дикое лицо.

- Перестань брыкаться, а то еще шлепну, - в голосе Валерия звучала угроза.

- Ты что, с ума сошел?! Прекрати немедленно. - Светлана испугалась. Уже светало. Комнату наполняла предутренняя синь, и она увидела перед собой темно-синее чужое лицо с жестким взглядом из-под нахмуренных бровей. - Валера, ты же обещал не выходить ночью из комнаты. Ты пугаешь меня.

- Меня не касается, что ты чувствуешь, - его рука скользнула вниз и бесцеремонно забралась под ночную сорочку. Светлана напряглась, оттолкнула нависшее над ней тело и вскочила с кровати.

- Не подходи ко мне, иначе я уйду и больше не вернусь, - она пыталась говорить спокойно. Она чувствовала перед собой зверя, к которому нельзя поворачиваться спиной, нельзя показывать свой страх. Валерий медленно поднялся, придвинулся вплотную:

- И что дальше? Что ты можешь? Ты должна подчиняться. Ты всего лишь самка. Тебя следует проучить.

Светлана не успела ответить. Она заметила, как его рука взметнулась. Сильный удар в лицо свалил ее с ног, падая она ударилась головой об острый угол кровати и провалилась в бездонный черный колодец.



* * *

Навязчиво и брюзгливо звонил телефон. Юра потряс головой. В утренних сумерках нащупал трубку и поднес к уху.

- Это я, - голос Валерия был глухим и безжизненным.

- Ты что так рано? - Юра протер глаза.

- Я не могу говорить долго, - Валера запнулся. - Все свои записи я сжег. Это, как проклятье. Никто не должен больше пострадать.

- Что случилось? - у Юры холодок пробежал по спине.

- Не мешай. Пока я - есть я. И я не знаю, на сколько меня хватит. Позаботься о Светке, я знаю, ты ее любишь. Приезжай, кажется, она жива, а я устал. Пора мне, - в трубке раздались короткие гудки. Юра сидел и держал ее, слушая гудки, широко открытые глаза смотрели в одну точку. Наконец, он сорвался с места.



* * *

Валерий стоял на балконе и смотрел вниз. Выпал первый снег, припорошил землю тонко и пушисто. Кое-где виднелись асфальтовые прогалины. Утро было стерильно-колючее от инея. Валерий посмотрел вперед, поверх домов. Вдалеке, на скучном белесом небе черными хлопьями сажи носилась стая воронья. Что ждет его теперь? Кто он? Человек или зверь? Что делать? Ждать, когда его задержат или бежать? Скрываться... Он знал, что скоро на него накатит чувство бездумного восторга. Для него будет важно только, что он есть, ощущать свою силу, ловкость. Ему можно все, что он захочет. Все должны будут подчиняться ему, потому что он вожак. Он превратится в получеловека, зато довольного собой, а человеческого в нем будет все меньше и меньше, пока не пропадет совсем под напором первобытной, торжествующей силы. Он будет здоров. Его будет занимать только охота. Но на кого?

Его разум таял, как огарок свечи, у которой кончается фитиль. Пламя такое маленькое, что уже не желтое, а синее. И этот последний лучик живого еще прошлого поманил его вниз. Ему неудержимо захотелось зарыться в снежную мягкую крошку. Он перешагнул через ограждение и увидел, как быстро мчится на него асфальтовая прогалина.

"Обман", - успел подумать он, - "слишком тонкий снег", - но сожаления не было. Там, в налетающей на него земле, был покой.



* * *

Когда Юра вбежал в комнату, Светлану укладывали на носилки. Он накрыл ее одеялом, подоткнув его со всех сторон, чтобы зимний холод не проник внутрь шерстяного кокона. Она не приходила в себя. Врач сказал, что значительных повреждений он не видит, надо обследовать. Скорей всего сотрясение. Они с санитаром попробовали нести носилки, но оказалось, что это невозможно из-за узких лестничных маршей. Тогда Юра взял Свету на руки. Одеяло сбилось, из-под него показалась маленькая голая нога.

- Поправь, - бросил Юрий санитару. Он осторожно спускался, бережно неся драгоценную ношу. Светлана казалась ему ребенком. Он не видел лица, но чувствовал ее дыхание у себя на шее. "Дыши, все будет хорошо, дыши...", - он повторял и повторял в уме, как молитву. "Скорая" умчалась, Юра решил взять кое-что из вещей Светлане, потом отвести Саньку в садик, а затем поехать в больницу. Он обошел дом... Валерия уже увезли. На месте, где лежало его тело, тонкий слой снега был примят и подтаял. Несколько красных капель проплавили нежный снег и теперь рубиново горели на белом. И все. Юра подошел к человеку в милицейской форме, который что-то писал в блокнот.

- Ты посмотри, упал с седьмого этажа и весь целенький, - сказал, не отрываясь от блокнота, молодой капитан. - Даже крови нет. - Он взглянул на Юру бесцветными глазами.

Договорились, что Юрий пойдет сейчас за ребенком и по делам, а в 15-часов в милицию. Предстояло дознание.

Когда Юра вернулся к себе, Санька еще спал. Он потрепал ребенка по маленькой круглой, как кокосовый орех голове:

- Пора вставать, малыш. Мы уже и так опоздали в садик.

Юра сидел за столом и смотрел, как маленький человечек ест, пьет чай, катает коротким, тонким пальчиком крошки по столу. Молчали. Санька поднял голову и взглянул доверчиво серо-зелеными Светкиными глазами, моргнув ее пушистыми ресницами.

- Юра, может, ты мой папа? Я помню, что ты всегда был. - Юра растерялся, мальчик напротив него терпеливо ждал.

- Да, - голос прозвучал хрипло. - Но знаешь, Саша, это должно остаться пока между нами. Дело в том, - голос набирал уверенность, - что мама упала, ударилась головой и забыла об этом. Мы с тобой не должны напоминать ей, а то она никогда не вспомнит, и я останусь для нее навсегда чужим. Понимаешь?

- Да. Она как заколдованная?

- Точно, но она вспомнит, обязательно, вспомнит. У нас с тобой есть терпение?

- Конечно, мы же мужчины. - Санька, как взрослый, протянул руку.



* * *

Обнимая пакет с вещами, Юра ехал в такси. Пошел мелкий дождь.

- Первый снег всегда тает, - недовольно буркнул шофер.- Опять будет грязь.

Юрий согласно кивнул головой. На лобовое стекло липли мелкие дождинки. Встречный ветер сдувал крайние, и они, как слезы, сбегали прозрачными нитями по стеклянным щекам машины. Механические "дворники" стерли капли и остановились, но новые дождевые бисеринки в закономерном беспорядке разрисовали стекло. Каждая капля должна была занять именно ей предназначенное место. "Дворники" опять смахнули незатейливый точечный рисунок, а он стал проявляться вновь...

"Все пройдет, все утрясется", - думал Юра. - "Человеку подарили способность к возрождению. После страшного разочарования, когда кажется, что нечем больше жить, она, жизнь, вдруг поворачивается к нему другой гранью и сияет, как бриллиант и что-то обещает в награду, наверное, надежду. И это возрождение прекрасно, как любовь. У нее все образуется".

Он постучал и вошел в палату, выкрашенную белой краской. Кроме Светланы, здесь находились еще три женщины, которые с любопытством уставились на него. Юра подошел к кровати и неуклюже присел с краю. Света приоткрыла глаза и слабо улыбнулась белыми, дрожащими губами. Ее белокурые волосы разметались по подушке. Она лежала, закрыв глаза, бледная, маленькая, одинокая. Большая прозрачная бусина выкатилась из наружного уголка глаза и поползла, оставляя мокрый след, к виску. Юрий осторожно подобрал ее на палец, поднес ко рту и ощутил соленый вкус слезы. Он молча гладил бессильную руку, лежащую поверх одеяла.




© Наталья Мартынова, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах [Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...] Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём [Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...] Алексей Смирнов. Два рассказа. [Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...] Любовь Берёзкина. Командировка на Землю [Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.] Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду [Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.] Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней. [Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...] Аркадий Паранский. Кубинский ром [...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...] Никита Николаенко. Дорога вдоль поля [Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...] Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц) [О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.] Дмитрий Аникин. Иона [Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
Словесность