к островам половодья, к разломам, и чащам, и птицам,
вьющим гнезда в сплошном буреломе речном.
Шерстью ветел до блеска начищено медное солнце,
шум кленовых монист на дородной хозяйке-Оке;
луга круглое ложе, а в синем небесном колодце
дужка месяца на голубом потолке.
Славно дома? Ну, то-то. Пока не отняли, блаженствуй.
А как вспомнишь, что всё без остатка придется отдать,
приласкается сбоку плавной повадкою женской
вся, как прежде, река - и сестра, и супруга, и мать.
Раздвигаются дни, равномерно сжимаются ночи,
мир на пяльцах березы тонкою зеленью вышит.
Возле рощи, присев на зеленую кочку,
дятел зеленый багряной головкой колышет:
- Ах, умрешь ты, девица, Кощея в костлявых объятьях
(Ах, какое над рощею чвирканье, теньканье, стрёкот!
На ольхе почернело темно-бордовое платье,
черно-белым письмом в глубине пролетела сорока.)
То яйцо роковое в неведомом спрятано дубе,
ту стальную иглу пальцы разломят не скоро.
Не родился царевич, что твои путы разрубит,
не гулять вам по воле, под звонами птичьего хора.
Не дождешься, увы, тебя он живой не застанет,
истоптавши семь пар до заклятой Кащеевой чащи...
За последним лучом исчезает утиною стаей
- "горе! горе!" - Заочью в полете кричащий
вечер, заревом в дымных полях прорастая...
Из печи дневной - теплый воздух-хлеб
положи мне в руку с немым ответом
в тонком, нервно вытянувшемся стебле,
в язычках травы под вечерним ветром;
от запруд бобровых с синей водой,
от яруг, где стада созывает теней
хвощ коленчатой дудочкою-дудой,
от лещины колких переплетений,
от в полёте взвинченных птичьих тел,
вдогонкú, попарно, из рощ и звуков,
воздух-хлеб - кому трудно дышать от стрел
ветровых амуров воздушных луков;
воздух-хлеб - чтоб было не одному
и дышать и видеть, дышать и делать,
и держать у воздуха на плаву
в облаках и в кронах двойное тело.
Плыть за шумом осины седых серёг,
за мотора гурканьем над Окою,
самоходной баржей горючих строк
неумолчно, трудно - свой поздний срок
догоняя сумеречной порою.
Дни сменялись и рощи менялись лицом,
и любили, и ссорились горлицы, в кронах урча,
но зажглась - белым телом
и рыжим, прозрачным венцом,
влажным утром - березовая свеча.
Пусть кисейную зелень повсюду развесил апрель,
и дождливым вином от небес настоялись цветы,
пусть, как слезы из глаз, малиновки сыплется трель -
но скажи, этот свет - не замечаешь ли ты?
Тихий светоч несмелый - он ярче всего, он звучит,
что в душе будто ветр, - будто буря встает, а не песнь.
Рыжий венчик, и тело, и белое пламя свечи -
целый мир обновляется днесь.
В ветре выпрямиться - как на кресте, на мгновенье,
весь пронизаться ветром - и, тонким пером
над потоком взлетев, - до самозабвенья
петь на ветхой ольхе... - только это потом,
а теперь - до предела, в захваченной вспышке,
резкость мига: он здесь, осевым остриём,
через зелень вонзается в небо, сквозь солнце, и выше.
Мир - сейчас. Лишь одно настоящее в нем.
В самом мелком мгновении - ветра так вдоволь -
словно щеки, в глазах пламенеет земля.
Острый запах цветенья - и мне
пальцы листиком клеящий тополь -
быстрой зелени блещущий взгляд.
Возвести ми, егоже возлюби душа моя,
где пасеши? где почиваеши в полудне?
Брат мой мне, и аз ему, пасыи в кринах,
дондеже дхнет день, и двигнутся сени.
Гортань его сладость, и весь желание:
сей брат мой и сей ближний мой,
дщери Иерусалимли.
- Камо отъиде брат твой, добрая в женах?
Камо уклонися брат твой? и взыщем его с тобою.
Песнь Песней
Будто ладаном тянет - хоть до церкви верста...
Вечер к рощам спускается в росной волне.
Здесь, качаясь во власти зеленого сна,
что-то помнят стволы, недоступное мне.
Закрывается устье небесной плитой,
не тяжелой для тонкой и бледной руки:
молча рыба ложится на тесное дно,
лишь, краснея, колышутся плавники...
"Страшно было тебе?" - "Да. Теперь всё прошло".
- "Но мы видели опустошенье твое.
Нас от крика того точно током прожгло.
Мать упала на руки державших ее.
Где ж теперь ты? Иль мертвые паствишь стада,
сладкогласый пастух, белозубый жених?
Молотьбою костей не стихает страда
на кроваво удобренных нивах твоих.
Страшно было, признайся, тебе умирать?
паренька оглушенные видеть глаза?
и без вздоха, без жизни стоявшую мать
подпирать, будто хижину, брусом креста?
Что молчишь? Вот, и воздух - он тоже молчит,
ткет видения-неводы в чуткой весне.
Жду и я воскресенья - один, без свечи.
(День багровым вином закипает в ночи.)
Жду и я воскресенья - как камень, как снег".
Солнце луга, с парчовыми нитями рос -
выткан золотом утренний дар;
но смотри - как между черных берез
в паутинках колышется пар!
Меж дерев поперечные блещут лучи,
свет бежит от ствола до ствола...
Засиделася, душенька, в темной ночи -
подыматься на волю пора!
По стволам бегай поползнем, дятлом трудись,
и с багряным брюшком, как и он,
не стесняйся казаться смешным, но вперись,
что сквозь зеркало, в кору времен.
Лет труху раздалбливая стихом,
страстен будь, и настойчив, и смел,
как улитка,
что на свиданье спешит с женихом
по росистой холодной листве.
Андрей Бычков. Я же здесь[Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...]Ольга Суханова. Софьина башня[Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...]Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки"[Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...]Надежда Жандр. Театр бессонниц[На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...]Никита Пирогов. Песни солнца[Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...]Ольга Андреева. Свято место[Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...]Игорь Муханов. Тениада[Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...]Елена Севрюгина. Когда приходит речь[Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...]Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике[Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...]Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса...[У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...]Лана Юрина. С изнанки сна[Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]