Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ДЕТИ  ВОЙНЫ

Отрывок из романа


Шел третий год войны. Фашисты хозяйничали на оккупированной территории России, как у себя дома. Для отправки в Германию отбирали молодых здоровых граждан, в том числе женщин и детей. Так было.

На железнодорожную станцию подогнали товарный состав. Под присмотром конвоя с собаками загружали очередную партию "рабочей силы". Люди от страха жались друг к другу, создавая толпу и пробки. Окрики: "Шнель! Шнель!", прикладами торопили на посадку.

Ужаснее всего было мамашам с детьми. Они боялись не только за себя, но и за своих малышей. Предчувствуя что-то неизвестное и страшное, дети прижимались к матерям, хныкали, плакали. Те сквозь слезы успокаивали деток: ''Тише! Тихо! Не плачь! А то фашисты могут отнять или расстрелять". Дети на время прекращали плакать, еще крепче жались к своим беззащитным мамам, в глазах застыл страх перед солдатами, собаками, вагонами.

Посадка закончена. Засовы на товарных вагонах лязгнули, поезд тронулся. Народу, как селедки в бочке: ни повернуться, ни шелохнуться. Душно, тесно и темно. Тоненькая хрупкая болезненная молодая женщина, еле держась на ногах, не спускала с рук своего 4-летнего сына. Она боялась, что в этой давке его могут просто затоптать. Женщина тяжело дышала. Ей не хватало воздуха. Она задыхалась. Начался приступ кашля. Кто-то протянул ей кружку с водой... Кашель прекратился на какое-то время, затем возобновился с новой силой. Совсем некстати.

- Давай подержу твоего сынка, - предложила молодая бойкая девушка. Женщина с испугом ответила:

- Нет-нет, спасибо. Мне совсем не трудно его держать, он легкий. Хорошо бы в уголок или к стеночке определиться. Душно очень.

В вагоне пахло прелым сеном, скотским потом, навозом. Запах усиливался от того, что было слишком много людей в вагоне, жарко и душно.

- Пропустите женщину с ребенком ближе к дверям, - громко командным голосом попросила девушка. Толпа покачнулась, медленно пропуская больную с ребенком на руках.

Как только женщина добралась до стенки вагона, она буквально сползла по ней на пол вместе с малышом. Половая доска под нею дрогнула и прогнулась. Женщина сначала испугалась, но тут же быстро сообразила: если бы была в полу вагона дыра, можно бы незаметно в этой толчее, вместе с ребенком, вывалиться под вагон на шпалы и - будь что будет. Или спасешься, или быстрее отмучаешься. Она устала, слишком долго страдая приступами кашля, которые учащались. Все трудней и трудней было дышать и двигаться. Ей казалось, что только единственный и любимый, самый дорогой человек, крошка-сынок, еще держит ее на ногах. Вот и сейчас этот теплый комочек сладко придремывал, плотно обняв ее шею.

Остановка. Опять погрузка, догрузка, лай собак, крики детей, редкие выстрелы, лязг дверных засовов. Все это вернуло женщину к действительности. Силы покидали с каждым часом. Она чувствовала, что не сможет уберечь и защитить своего сына. Такое может случиться с ней и ее малышом в любую минуту...

- Должен же быть какой-то выход! И мать нашла его. Тем временем поезд вздрогнул, дернулся и стал медленно набирать скорость. Доска под женщиной опять прогнулась. Она ощупала пол вагона в этом месте. Доска была полусгнившая, сыпалась труха, к тому же сломана пополам, но почему не провалилась - непонятно. Держалась только на гвоздях, а может, на "честном русском слове". Двигалась доска только вверх и вниз, а в стороны никак не получалось. В голове женщины, как пчелы в ульях, роились мысли. Возник безумный план. Но как его осуществить?

Сама не сможет, не хватит сил. Надо рискнуть и попросить девушку, рядом стоящую. Она показалась доброй, смелой и надежной. "Может, хоть сыночка спасу" - мелькнула обнадеживающая мысль. Больная придвинулась к девушке и тихо-тихо поведала ей свой план. Та одобрительно кивнула головой. Они вместе попробовали отодвинуть или приподнять концы доски - не получилось. Решили попросить народ расступиться и помочь развести концы доски всем вместе.

-Ты сначала подготовь ребенка. Вывалится из вагона - а что дальше? Он же еще маленький. А там уже ночь. И потом, надо его выбросить ближе к станции, чтобы его быстрее нашли и подобрали люди, - советовала бойкая девушка.

- Да он у меня умный, ему уже 4 года. Он все понимает, - неуверенным голосом сказала мамаша. Вагон на стыке рельс резко качнуло. Мальчик зашевелился. Женщина отодвинула его от себя, стараясь смотреть в глаза, дрогнувшим голосом начала разговор с сыном.

- Ёсенька, любимый мой, дорогой мой сыночек! Послушай меня и сделай все так, как я тебе скажу.

-Мы сейчас едем в поезде, да?

- Да, - ответил Ёся полусонным голосом.

- Ты у меня, большой и смелый мальчик, правда?

- И взрослый, ты забыла сказать.

- Взрослый, молодец! Ты понимаешь, что сейчас идет война.

- Понимаю. Нас немцы везут в свою страну, в Германию, - перебивает Ёся маму.

- Правильно. Но мы с тобой в Германию не хотим и не поедем. Мы будем жить в своей стране. Когда поезд пойдет медленнее, мы раздвинем с тетей доски, которые под нами шатаются, ты вылезешь в дырочку, как будто выпадешь из гнездышка. И будешь лежать, не двигаясь, пока весь состав пройдет над тобой. Не шевелись! Как упадешь, так и замри!

-Мы что, будем с тобой играть в птенчиков? - оживился Ёся.

- Ну, можно сказать и так, - торопливо ответила мама, стараясь до очередного приступа кашля успеть все объяснить сыночку.

- А ты? Ты когда выпадешь из гнездышка под поезд? - спохватился Ёся со страхом в голосе.

- А я прилечу к тебе позже.

- Когда позже? - с тревогой спросил малыш.

- Ну, ты тогда узнаешь, - задумчиво ответила мама. - Самое главное, ты меня жди. Так вот, когда поезд пройдет, ты полежи еще немножко, прислушайся. Если услышишь немецкую речь, или какой-то шум, или стрельбу, - лежи и не двигайся.

- Притвориться мертвым воробышком? - догадался Ёся.

- Да, притворись. Лежи до тех пор, пока не станет тихо-тихо вокруг. Потом встанешь. Будет ночь, будет темно, но ты не бойся. Это просто кажется страшно, а на самом деле - не так уж. Ты отойдешь подальше от железной дороги к лесу, найдешь большой кустик, закутаешься вот в эту шаль, ляжешь в самую серединку куста и постараешься быстрее заснуть. А когда проснешься, будет уже день. Проснутся деревья в лесу, зашелестят своими зелеными листочками, запоют птички, взойдет солнышко. Ты выйдешь из-под кустика. Посмотри вдоль железнодорожного полотна туда и сюда. Где-то увидишь дома, или один дом. Вот туда и иди. Иди к людям, проси у них водички попить и попроси покушать. К вечеру попросись переночевать к кому-нибудь. Помнишь, как мы просили с тобой? Если кто разрешит - поживи у них немножко. Я скоро приду.

- А когда ты придешь? Я не хочу идти к людям один. Я боюсь. Я хочу с тобой! - со слезами в голосе сказал Ёся.

- Сыночек, миленький мой! Я сейчас не могу с тобой. Но я скоро приду, обязательно приду! Обещаю тебе. Ты только жди меня и ничего не бойся. И обязательно иди к людям, они тебя не оставят, помогут. Не будь один. Не теряйся. Если тебя не покормят и не приютят, ты не обижайся и не дуйся. Всем трудно сейчас живется. Иди дальше, проси у других людей. Лучше подходи к тетям с детьми. И ничего не бойся. Я тебя очень, очень люблю и обязательно найду!

-Я тебя тоже очень люблю и хочу с тобой! - захныкал Ёся.



Вот уже и поезд снижает скорость. Бойкая девушка скомандовала: "Пора!" Ёся заплакал. Мать прижала сыночка к себе. Слезы лились ручьем по ее безжизненным бледным, как воск, щекам.

Доска под ней затрещала.

- Ёсенька, миленький, не вставай пока поезд пройдет! Лежи до самой тишины. Мы с тобой скоро, очень скоро встретимся. Она, как безумная, целовала своего ребенка, чувствуя своей материнской душой, что прощается с сыном навсегда.

Тем временем девушка, завернув малыша в шаль, осторожно проталкивала его на ходу, между сломанными концами широкой гнилой доски, успокаивая его: "Не плач! Не плач!" Мать с трудом отпустила ребенка, шепнув из последних сил: "Будь, сынок, жив и счастлив! Господи! Спаси и помоги ему!".

Концы доски сомкнулись. Женщина потеряла сознание. Попутчики брызгали ей в лицо водой, хлопали по щекам. Она приходила в себя, сильно кашляя. Через какое-то время затихла. А утром, на очередной остановке, труп женщины вынесли из вагона. Ее бледное, как мел, молодое лицо не страдало, нет, оно было спокойно. Изо рта лилась тоненькая кровавая струйка, губы растянуты в растерянной улыбке, а глаза... черные большие глаза печально смотрели в небо...

В вагоне повисла смертельная тишина. Кто-то всхлипнет, кто-то шмыгнет носом и - опять тишина.

О ребенке никто не вспоминал, как будто его никогда и не было с ними...

А малыш, выпав из вагона, испугавшись темноты и громкого лязга колес, согнулся между шпал и пролежал там до тех пор, пока не услышал шум подходившего поезда. Он вскочил, перелез через рельсы и побежал в лес, путаясь в бахроме шали. Кругом темно, страшно. Мальчик остановился. Из-за поворота показался свет от фар идущего поезда. Мальчик спрятался за толстое дерево. Поезд приближался, огромные тени странно прыгали.Малыш от страха дрожал, как осиновый листочек на ветру, мелкой дрожью. Это был не поезд, а один паровоз. Он быстро промчался мимо и опять окутала малыша, лес и железную дорогу ночная темень. Ёся не знал, где искать тот кустик, о котором говорила ему мама. Он сел под деревом, у которого стоял, прислонился к стволу его спиной, укутался поплотнее шалью, начал плакать и незаметно заснул. Ему снилась зеленая степь, много красных тюльпанов и...мама. Такая красивая, стройная нарядная и молодая. Вот Ёся рвет тюльпаны, собирает в букет, бежит к маме, чтобы подарить их ей, а мама медленно, широкими шагами уходит от него, оглядываясь и улыбаясь. И тает в тумане... Ёся зовет ее: "Мама! Мамочка, не уходи! Подожди! Я несу твои любимые тюльпаны! Ну, подожди же!" Бежит за ней, падает, больно ушибается, плачет... И просыпается весь в слезах.



Светает. Легкий ветерок шевелит листвой на кронах деревьев. А птицы не поют. " Надо идти к людям", - вспомнил наставления мамы Ёся. Встал и пошел вдоль железнодорожного полотна. Уже ярко светило солнце, когда малыш подошел к вокзалу. Услышав русскую речь, он пошел смелее. Навстречу ему шел пожилой мужчина в форме железнодорожника. Увидев мальчика, служивый удивился:

-Ты откуда, карапуз, тут взялся? И где твоя мамка? А ну-ка кыш отсюда, пока тебя немцы не забрали! Быстро беги к матери! Ишь, самовольник какой!

Ёся не успел и слова сказать, как дедушка, крепко взяв его за загривок, подтолкнул, а затем швырнул за пакгауз. Мальчик упал, заплакал. Дед подошел к нему, приподнял, шлепнул пару раз, ругаясь... Ёсик расслышал только последние слова: "... и чтоб духу твоего больше здесь никогда не было!" Швырнул опять его в сердцах, как котенка. Малыш закувыркался, встал и поплелся прочь. Он теперь уже не плакал. Гнев переполнил его маленькое сердечко. Он крепко стиснул зубы, то ли от страха, то ли от горечи общения и, сам не зная как, вышел на тропинку, которая завела его опять в лес. Шел он долго - так ему казалось, начали уставать ноги. Вот лес внезапно расступился и мальчик увидел дорогу, а вдалеке - дома. Опять вспомнились слова мамы: "не оставайся один, иди к людям". И Ёся пошел. Ярко светило солнышко, хотелось пить, есть, в платке было жарко. Он снял платок, вышел на дорогу и пошел в сторону деревни. Подходя к ней, Ёся встретил ватагу ребят. Поравнявшись, он попросил у них попить водички. Мальчишки рассмеялись.

- Идем с нами на речку, там напьешься, сколько влезет.

Схватили его за руки и потащили с собой.

Придя к речке, мальчики разделись, попрыгали в воду. Плавали, плескались, ныряли. Ёся один сидел на берегу. Накупавшись до "синих губ", ребята вышли на берег.

-А ты чего сидишь? Лезай в воду! - наперегонки кричали мальчишки, прыгая на песочном берегу на одной ножке, закрыв ладошками уши.

-Я не умею плавать. Мне мама не разрешает без нее купаться в реке, - с опаской ответил Ёся.

-Трус! Трус! Давайте его сбросим в воду!

Мальчишки шумно начали раздевать Ёсю. Один мальчик сказал:

-Да подождите вы! Может, он сам умеет раздеваться? Как тебя зовут?

- Ёся, - несмело ответил малыш.

- Как, как? - раздалось сразу несколько голосов.

- Ёся, - повторил малыш громче.

- Ха! Ёся! Что это еще за Ёся?

- Да он жид, пацаны!

- Жидёнок, жидёнок! - кричала толпа и толкала Ёсю из стороны в сторону, пока он не упал.

- Бей его!

- Топи его!

И пошло-поехало. Его толкали, швыряли, пинали. Кто-то норовил сбросить его в воду, кто-то больно таскал за волосы, другие пинали и били по чем ни попадя. Ёсику сначала было больно, потом очень больно, затем он понял, что его убивают. Он перестал сопротивляться, свернулся в комочек и готов был умереть, только бы не чувствовать боль. Спасло его от смерти только то, что кто-то позвал мальчишек и они, бросив его, убежали.

Дальше Ёся уже ничего не помнил, ничего не слышал и не видел. Провалился в темноту. Он просто медленно умирал...

Опомнился он только тогда, когда теплые женские руки обмывали его запекшееся, все в ссадинах и кровоподтеках тельце. Он подумал, что это мама его нашла. Именно эта мысль возвращала мальчика к жизни.

"Мама, мамочка!" - хотелось закричать Ёсе, но опухшие от побоев губы не слушались его. Он заплакал - получился писк. Хотел громко кричать - но ни сил, ни голоса не было. Старался открыть глаза - но они не открывались. Все слилось в один большой синяк: и лоб, и глаза, и нос, и скулы, и губы. Все ныло, кровоточило. Ёся временами слышал голоса детей, голоса женщин, один из которых был очень похож на мамин, но видеть их не мог. Ёся опять забылся...



Прошло более двух недель. Анна Тимофеевна с Тамарой поочередно дежурили у постели малыша, который медленно приходил в себя, поправлялся. Уже самостоятельно пил и ел, сидел, ходил с поддержкой, но оставался слабеньким, грустным и боязливым. Женщины ухаживали, откармливали, ласкали, беседовали, постепенно отогревали душу маленького страдальца. Все их заботы дали результат. Синяки на лице исчезли, лицо приняло соответствующий вид, широко открылись дивные черные глаза, мальчик еще плохо говорил, но иногда улыбался. И это всех радовало. На детей он реагировал со страхом в глазах и не любил, когда Сашок и Вика подходили к нему и заигрывали. К Анне Тимофеевне относился, как к чужой малознакомой женщине, а вот Тамару признал за свою. Он ей улыбался, садился к ней на руки, беззащитно прижимался своим тельцем. И очень любил, когда Тамара гладила его по головке, тормошила его кудряшки и нежно говорила ласковые слова. Вот и сейчас, Тамара накормила его, дала попить молочка, взяла на руки, поцеловала, погладила по головке, приговаривая:

- Какой же ты у нас красивый мальчик! Какие у тебя красивые глазки, красивые волосы-кудри! А как тебя зовут, ты помнишь?

- Ёся, когда пойду в школу - Иосиф, - осторожно и членораздельно ответил мальчуган.

Тамара и Анна Тимофеевна многозначительно переглянулись.

- А сколько тебе лет? - продолжила беседу Тамара.

- Четыре года, - гордо тихим голосом ответил Ёся.

- Так ты уже большой! Скоро в школу пойдешь. Читать умеешь? - спросила Анна Тимофеевна.

- Нет, не умею. Мне мама читает, она умеет.

- А где твоя мама? - допытывалась хозяйка.

- Она в поезде уехала. Скоро за мной придет и заберет отсюда, - с надеждой в голосе ответил Ёся. Женщины опять переглянулись.

- Конечно, придет. Надо только подождать немножко, - дрогнувшим голосом сказала Тамара.

- Подождем, правда? Нам спешить некуда. Вот будешь хорошо кушать, научишься быстро бегать, научишься сам одеваться, а там, глядишь, и мама придет. И будет все хорошо, - продолжила разговор Анна Тимофеевна. Наступила некоторая пауза.

Потом Тамара решительно сказала:

- Значит так, Ёся. Давай с тобой сразу договоримся вот о чем. - Ёся напрягся. Вдруг выгонят?

А Тамара продолжила:

- Пока не придет за тобой твоя мама, а она обязательно придет, ты будешь жить с нами. Мы тебя полюбили. И, как бы понарошку, я буду твоей мамой. Я добрая, хорошая, я очень-очень тебя полюбила. Я не обижу тебя никогда-никогда! Я буду тебя защищать, заботиться о тебе, буду играть с тобой. Хорошо? Согласен?



Ёся и сам полюбил эту милую, добрую и ласковую молодую женщину. Она была похожа на его маму. Только не мама. У Тамары синие глаза, а у мамы - черные, у Тамары длинные волосы, а у мамы - короткие и еще - мама ниже ростом, чем Тамара. А вот руки очень похожие, ну точь-в-точь как мамины, такие же мягкие и нежные. Ёся кивнул головой в знак согласия.

- Вот только звать тебя будем не Ёся, а Ёра. Егор - по взрослому. Ладно? Егор очень красивое имя. Я тебе о нем как-нибудь расскажу, тебе оно тоже понравится.

Ёся не очень понимал, зачем нужны такие перемены, но со всем, сказанным Тамарой, согласился. Не смог он не согласиться и отказать этой женщине. Ни сейчас, ни потом. Тамара станет для него навсегда "мамой, мамочкой, мамулей". Но тогда он этого еще не знал. Пока он запоминал: "Петров Егор Андреевич. Русский." - другие подробности он прочтет позже в своем свидетельстве о рождении, когда подрастет. А пока... Пока рос, учился, взрослел.



С тех пор прошло 68 лет. Егору Андреевичу - 71 год. Прожил он не лёгкую, но, как он сам считает, счастливую жизнь. У него всё удалось. Сейчас живёт в Америке. Но своё детство и юность в родной стране хорошо помнит.

Самые тёплые воспоминания остались о любимой маме Тамаре - этой юной одинокой синеглазой цыганке, которая, кроме него, еврейского мальчика, воспитала еще и своего младшего брата, и русскую девочку. Всех "вывела в люди". Один - военный инженер, другая - врач, а Ёсик - на весь мир скрипач.

И все до сих пор живы. Кроме Тамары...




© Рита Гуенко, 2011-2024.
© Сетевая Словесность, 2011-2024.




Руководитель финансовой практики - Вартан Диланян аксенчер вся информация на roscongress.org.

roscongress.org

Словесность